Мой брат Наполеон - Фрэнк Кеньон

— Дорогая Полина, я так рада видеть вас. А я уже боялась, что вы не сможете прийти. Как мне передавали, от постигшего вас горя серьезно расстроилось ваше здоровье.

— Приказ жены первого консула не подобает игнорировать, — сыронизировала Полина.

Жозефина лишь улыбнулась, притворно ласково, как всегда.

— Вы выглядите немного похудевшей и усталой. Позвольте мне найти для вас кресло поудобнее.

Она подвела Полину к мягкому креслу и начала хлопотать вокруг нее, внешне как будто вполне искренне. Полина уселась, сразу не заметив, что ее ярко-голубое платье совершенно не гармонирует со светло-зеленой обивкой кресла. Чрезвычайно привередливая в вопросах, касающихся ее внешности и производимого впечатления, Полина привстала, лихорадочно ища другое незанятое кресло, но, к своему ужасу, обнаружила, что все кресла и софа были обиты тем же самым светло-зеленым материалом. С выражением страдания на лице, она тяжело опустилась на сиденье. Кто-то рассмеялся.

— Что-нибудь не так, Полина? — спросила заботливо Жозефина.

Полина резко встала.

— Я неважно себя чувствую, — сказала она и, не извиняясь, выбежала из комнаты.

— Она не больна, а просто обижена, — проговорила Жозефина, обращаясь ко мне с приветливой улыбкой. — Но откуда мне было знать, что она наденет голубое платье.

— Любимый цвет Полины — голубой, — заметил присоединившийся к нам Наполеон. — Ты была практически уверена, что она приедет сегодня в голубом.

— Это неправда, Бонапарт. Я ожидала увидеть ее в черном из-за покойного Леклерка.

— Ах… оставь, тебе отлично известно, у Полины свои законы, и она после возвращения в Париж еще никогда не наряжалась в черное.

Наполеон говорил строго, но в глазах мелькали озорные огоньки.

— И когда только моя милая коварная Жозефина успела сменить на мебели обивку?

Жозефина, казалось, не расслышала вопроса и уселась в оставленное Полиной кресло. На ней было белое платье из индийского муслина, расшитое золотыми нитями. Черные волосы удерживал тонкий золотой обруч, а шейный кружевной зеленый платок точно соответствовал цвету обивки кресла. Она выглядела восхитительно, даже — черт возьми! — величественно.

— Когда? — властно повторил Наполеон.

— Специально к сегодняшнему приему. Хотела чем-то порадовать бедную Полину, — ответила Жозефина с простодушным видом.

— Ах ты, маленькая шельма, — усмехнулся Наполеон.

— Я, конечно, рисковала, — оживленно проговорила Жозефина, — но ведь Полина могла приехать и не в голубом наряде.

Мелкое и мелочное торжество, но, оглядываясь назад многие годы спустя, я нахожу этот эпизод довольно забавным. Тогда он совершенно определенно развеселил Наполеона, и, хотя у меня внутри все дрожало от возмущения, я тоже притворилась веселой и громко рассмеялась. Наполеон пристально посмотрел на меня и нахмурился. Его настроение, как нередко это бывало, круто изменилось.

— Каролина, на одно слово… наедине!

Послушно я спустилась вслед за ним по лестнице в его личные апартаменты. Почти насильно втиснув меня за плечи в кресло, он помрачнел еще больше.

С удивлением я ждала, что за этим последует.

— Мюрат! — проговорил он, сердито.

К подобному эмоциональному взрыву я была абсолютно не готова. Насколько я знала, Мюрат вел себя в Италии хорошо, великолепно справляясь с ролью исполнительного, понятливого и послушного подчиненного. Чем дольше я слушала Наполеона, сообщавшего мне неприятные новости, тем сильнее я злилась на мужа. Мюрат опять натворил дел, но на этот раз уже тайно. Он брал взятки — которые для приличия обыкновенно называли подарками, — с обеих противоборствующих сторон и также присваивал деньги, на которые не имел никакого права. Если бы не ловкий агент Фуше, истина никогда бы не вышла наружу.

— Мюрата я с позором отзываю, — заявил Наполеон. — С ним все кончено.

Что я могла возразить? Я не обладала способностью Жозефины убедительно рыдать, значит, слезы не помогут. Быть может, следовало устроить сцену и напомнить Наполеону его слова о вечной благодарности Мюрату?

— У тебя есть все основания возмущаться, — сказала я. — Я сама до крайности возмущена.

— Слабое утешение.

— Вместе с тем, — после некоторой паузы продолжала я, осторожно подбирая слова, — хочу задать один существенный вопрос. Ты уверен, что информация правдива?

— Фуше никогда не ошибается.

— Никогда?

— Во всяком случае, очень редко.

— Фуше превосходно справляется со своими обязанностями, но разве он не зависит от своих агентов? И мы тоже? Мне хотелось бы поговорить с агентом, представившим Фуше эти сведения.

— Намереваешься переспать с ним и таким образом уговорить сознаться, что он ошибся? — криво усмехнулся Наполеон.

— Конечно, нет! — ответила я надменно.

— Хорошо, ты сможешь поговорить с этим человеком.

— И еще, Наполеон. Ты уже что-нибудь предпринял, отдал на этот счет какие-нибудь приказы?

— Пока нет. Мюрат еще не знает, что его ожидает!

У меня не было никакого конкретного плана. Я только пыталась выиграть немного времени. По счастливой случайности агент Фуше находился в Тюильри, совещался с секретарем Наполеона. Так что Наполеон немедленно его вызвал и, к моему облегчению, оставил наедине со мной, предварительно предупредив, что он может говорить откровенно. Это был представительный молодой человек: смуглый, красивый, наделенный завидной мужской силой, насколько позволяли судить рейтузы, тесно облегавшие мускулистые ноги. По-видимому, ему не приходилось скучать в Милане. Если бы это принесло какую-то пользу, я, пожалуй, была бы не прочь лечь с ним в постель, настолько разозлил меня Мюрат.

— От кого вы получили информацию на генерала Мюрата? — спросила я.

— От капитана Жюля Пишона.

Пишон был одним из помощников Мюрата. Мне он никогда не нравился, так как казался изворотливым и ненадежным. Но Пишон умело льстил Мюрату, а мой дорогой муженек на лесть был чрезвычайно падок.

— Информацию от Пишона получали только вы?

— Да, мадам.

— Сколько вы ему заплатили?

— Простите, мадам, но этот вопрос вам следует задать министру полиции.

— Первый консул разрешил вам говорить откровенно.

— Тем не менее, мадам…

— Не столь важно. Капитан Пишон получил от вас деньги. Это все, что мне нужно знать…

Я отпустила красивого агента и отправилась на поиски Наполеона. В голове у меня постепенно формировался определенный план. Наполеон вернулся в гостиную, где проходил прием, и пребывал — странный человек! — вновь в хорошем расположении духа. Заметив, наконец, меня, он подошел и, смеясь, посоветовал никогда не надевать голубое, посещая Жозефину.