Чума на оба ваши дома - Сюзанна ГРЕГОРИ

Жизнь колледжа круто переменилась. Оставшиеся студенты и преподаватели собирались вместе в церкви, чтобы служить заупокойные мессы и молиться об избавлении, но в каждом взгляде была подозрительность. Кто контактировал с больными? Кто свалится следующим? Регулярные собрания за общим столом прекратились, и еду оставляли в зале, откуда все уносили ее к себе, чтобы съесть в одиночестве. Бартоломью задавался вопросом, не гнилой ли тростник на полу и разбросанные объедки в комнатах виноваты в появлении расплодившихся полчищ крыс, которые он замечал вокруг колледжа. Мастер Уилсон полностью устранился от дел и проводил дни в своей комнате, время от времени высовываясь из окна, чтобы отдать очередной приказ.

Суинфорд уехал к какому-то родственнику в деревню, а Элкот последовал примеру Уилсона, хотя Бартоломью время от времени видел, как глухой ночью, когда остальные уже спали, тот шныряет по колледжу. Три монаха не увиливали от своих религиозных обязанностей и без устали соборовали умирающих и отпевали мертвых.

Абиньи вынудил Бартоломью перебраться из их общей комнаты в кладовку, где он теперь спал на тюфячке.

– Извини, Мэтт, – заявил он, прикрывая лицо краем мантии, – но с тобой нынче водить дружбу опасно, ты ведь не вылезаешь от больных. И потом, ты же не хочешь, чтобы я навещал Филиппу после того, как побывал рядом с черной смертью.

Бартоломью слишком вымотался, чтобы возражать. Мастер Уилсон попытался изолировать колледж так, чтобы никто извне не мог войти туда. Кладовые ломятся от припасов, сообщил он из окна собравшимся во дворе членам коллегии, вода в колодце чистая. Им ничто не грозит.

Словно опровергая его слова, один из студентов внезапно рухнул на землю. Подбежавший Бартоломью с отчаянием отметил знакомые симптомы. Ставни Уилсона резко захлопнулись, и о его плане больше не вспоминали.

Члены коллегии начали умирать один за другим. Как ни странно, дряхлые коммонеры, которые, по предположению Бартоломью, должны были слечь первыми, заразились последними. Француз Анри д'Эвен скончался накануне своего отъезда во Францию. Он старался не дотрагиваться ни до чего, к чему могли прикоснуться зачумленные, воду из колодца набирал сам и почти не ел приготовленного на кухне. С помощью подкупа он убедил Александра позволить ему занять комнату Суинфорда, пока тот находился в отлучке: окна ее выходили на север, а по слухам, обитатели таких комнат могли не опасаться чумы.

Однако когда колокол зазвонил к вечерне, Бартоломью услышал жуткий вопль француза. Он взбежал по лестнице и забарабанил в дверь.

Д'Эвен открыл ему; лицо его было белее мела. Он стоял без рубахи, и Бартоломью увидел у него под мышками нарывы, уже наливающиеся смертоносной чернотой. Врач подхватил юношу, чуть не упавшего ему на руки, и уложил в постель. Два дня д'Эвен метался в жестокой лихорадке, и Бартоломью проводил у него каждую свободную минуту. На заре третьего дня француз испустил дух после мучительной агонии.

Бартоломью подметил, что нарывы под мышками имели два вида. Когда они были твердые и сухие, гноя после вскрытия вытекало не много, и больной мог остаться в живых, если у него хватало сил перенести лихорадку и боль. Когда же нарывы были мягкими и содержали много жидкости, пациент неизменно умирал, вне зависимости от того, вскрывали их или нет.

Бартоломью с Колетом приходилось не только ходить за больными, но и надзирать за вывозом тел из домов и с улиц. Оба понимали – если трупы не убрать как можно быстрее, улицы превратятся в рассадники заразы и люди начнут умирать от других заболеваний. Первые немногочисленные добровольцы, которые брались за вредную для здоровья, но хорошо оплачиваемую работу по уборке трупов, очень быстро заражались чумой и умирали. Становилось все трудней искать людей, готовых пойти на такой риск. Однажды ночью Бартоломью, который брел вдоль пристани после обхода больных в рыбацких хижинах, услышал на одном из маленьких пирсов звуки какой-то возни и бормотание. Он отправился посмотреть, в чем дело, и обнаружил двух сборщиков трупов, которые сбрасывали свой улов в реку – им не хотелось в темноте ехать на кладбище.

Бартоломью смотрел, как мертвые тела, подхваченные течением, покачиваются на волнах.

– Вы опустили их в неосвященную могилу, – прошептал он. Сборщики мертвых неловко заерзали. – Теперь их тела могут занести черную смерть в деревни ниже по течению.

– Она уже там, – принялся оправдываться один из сборщиков, – уже в Или. Там пятнадцать монахов умерли.

Когда они ушли, он отправился на церковный двор и заглянул в чумную яму. Скоро она будет полна доверху. Бартоломью и Колет просили выкопать другую, побольше, за Трампингтонскими воротами, потому что кладбища приходских церквей были слишком малы и не могли вместить всех мертвых, к тому же не хватало рук, чтобы рыть отдельные могилы. Поскольку никто не знал, каким образом распространяется чума, Бартоломью не хотел, чтобы зараза проникла из тел в реку, откуда некоторые люди, вопреки его предостережениям, брали питьевую воду. За воротами простирались поля, достаточно далеко от реки и рвов, равно как и от домов.

Когда Бартоломью подошел к воротам Майкл-хауза, привратник с опаской приветствовал его, прижав ко рту гигантских размеров ароматический мешочек, набитый травами.[25]

– Брат Майкл просит вас зайти к нему, если можете, – сказал он, стараясь держаться от Бартоломью как можно дальше.

Врач кивнул. Он не обижался на этого человека. Вполне вероятно, сам Бартоломью приносил больше вреда, чем пользы, навещая больных в их домах. Быть может, он помогал распространению смерти, разнося ее на одежде и в частицах воздуха, окружавших его.

Он медленно поднялся по лестнице в комнату Майкла и толкнул дверь. Бенедиктинец стоял на коленях перед ложем отца Элфрита – для того явно настал последний час.

– Ох, нет! – Бартоломью упал на скамеечку и подождал, пока Майкл закончит молиться. – Когда?

– Еще сегодня утром он был совершенно здоров, но свалился во дворе, как раз когда я вернулся, – сказал Майкл вполголоса.

Бартоломью подошел к постели и положил руку Элфриту на лоб. Францисканец едва дышал, но, похоже, избежал мучительной агонии, которая выпадала на долю некоторых несчастных. Посещать больных и соборовать умирающих было рискованно, и врачи и священники прекрасно понимали, что могут пасть жертвами болезни. Вид Элфрита, конец которого был совсем близок, снова напомнил Бартоломью о том, что и сам он смертен. Мысли его перескочили на Филиппу, которой, как он надеялся, в монастыре ничего не грозило, и на воспоминания об их недолгом призрачном счастье на исходе лета.

– Схожу еще разок, посмотрю, не появился ли Уильям, – сказал Майкл, украдкой утирая глаза руками.

Бартоломью попытался устроить умирающего поудобнее. Он обнаружил, что если развести руки, это помогает уменьшить давление на бубоны, и они причиняют больному меньше боли. Однако, к его изумлению, у Элфрита под мышками нарывов не оказалось. Он пригляделся пристальнее, проверил шею и пах. Нигде не было ни малейшей припухлости и ни намека на черные пятна, покрывавшие тела некоторых жертв, хотя все свидетельствовало о том, что Элфрит серьезно болен. Бартоломью понадеялся, что это не новая разновидность чумы.

Ресницы Элфрита затрепетали. Он увидел врача и попытался что-то сказать. Бартоломью склонился над ним, силясь расслышать голос, походивший на еле слышный шелест.

– Не чума, – прошептал монах. – Яд. Уилсон.

Обессиленный, он закрыл глаза. Бартоломью задался вопросом, не горячечный ли это бред. Элфрит слабо взмахнул рукой в воздухе. Бартоломью взял ее и сжал в своей. Рука была холодная и сухая. Глаза монаха с мольбой устремились на врача, и тот снова наклонился к умирающему.

– Уилсон, – прошептал францисканец снова.

До Бартоломью, отупевшего от горя и усталости, дошло не сразу.

– Вы хотите сказать, что Уилсон отравил вас? – переспросил он.

Губы Элфрита обнажили зубы в жуткой пародии на улыбку. Он умер. Бартоломью наклонился и обнюхал губы покойного. И отшатнулся. В нос ему ударил едкий мерзкий запах, и он заметил, что язык у Элфрита распух и покрыт пузырями. Его все-таки отравили! Уилсон? Но это невозможно – мастер уже много дней не покидал своей комнаты. Временами Бартоломью видел, как тот следит за происходящим во дворе из своего окна, но стоило Бартоломью или одному из монахов бросить взгляд в его сторону, и он немедленно захлопывал ставни.

Едва он начал осознавать значение смерти Элфрита, из него словно разом выпустили весь воздух. Еще одно убийство! И именно сейчас, в такое время! Он-то думал, что чума положит конец опасным политическим играм, которые начались летом. А что Элфрит делал в комнате Майкла? Неужели это бенедиктинец отравил его? Бартоломью принялся оглядываться по сторонам в поисках кубка с вином или еды, которую Майкл мог вынудить Элфрита съесть, но ничего не обнаружил.