Поведай сыну своему - Михаил Белиловский

- Итак, едем прямо до площади Богдана Хмельницкого. На фуникулере спускаемся вниз на Подол, потом пешком на пристань. Садимся на паром и через Днепр на пляж, купаемся до посинения, загораем до почернения, берем лодку и вниз по течению. Обратно, если сможем преодолеть течение, а если нет...

- Грандиозно! Тогда - к Черному морю. Моя заветная мечта! В жизни не видела моря. Уверена, море и горы - вершина земной красоты. Мен, этого вполне достаточно, - я больше в твоей гениальности нисколечко не сомневаюсь. Но постой, постой, а как же обещанная "Сильва"?

- А это уж выбирай - море или оперетта.

- Хочу то и другое. Ладно, сегодня только театр, а потом как-нибудь и море. Кстати, ты захватил с собой костюм, галстук?

- Так точно! - отрапортовал Мендл, шлепнув рукой по своему портфелю.

- А ты?

- Я тоже.

Полупустой салон трамвая залит ярким солнечным светом. Через открытые окна прорывается ласковый прохладный ветерок. Кондуктор в прекрасном настроении - сегодня выходной день, никакого столпотворения, все аккуратно платят за проезд. Быстро, без задержки, одна остановка сменяется другой. Сегодня совсем иной пассажир, совсем другое у них настроение, совсем другие у них заботы - приятные, радостные. Вместо жалоб и ругательств приветливость, улыбка.

Мимо проносятся одноэтажные домики с небольшими палисадничками. Кто-то вытряхивает ковры, сидят старушки на завалинке и обсуждают, видимо, самые наболевшие дела.

Слева по середине шоссе тянется сквер с многочисленными скамейками. Там мужчины режутся в "козла" и играют в шахматы.

Трамвай выехал на большую площадь. Здесь начинается центральная часть города - маленькие домики сменились многоэтажными красавцами. Кондуктор обращается к пожилой женщине:

- Бабуленька, вы спрашивали планетарий. Пожалуйста. Только осторожно со своими внуками, когда будете спускаться вниз по ступенькам. Следующая остановка - Еврейский базар. Прошу приготовиться.

На площади очень оживленно, и трамвай замедляет ход. Много пассажиров приготовилось к выходу. Среди них крестьяне из пригорода с полными мешками фруктов и овощей на продажу.

У самого входа на базар продают цветы, черешню, клубнику, одежду. Шумно и людно. По радио звучит знаменитый дуэт Одарки и Карася:

Ой, Одарко, годi буде,

Перестань-бо вже кричать!

Нi не хочу, нi не буду,

Нi не стану я мовчать!

- Мендл, смотри, какой пушистенький бежит! - восторженно закричала Ульяна, свесившись через окно. - Откуда он взялся?

Трамвай у рынка задержался на некоторое время. Спускавшийся на выходе по ступенькам старый крестьянин потерял равновесие и уронил на землю мешок. В руках у него осталась лишь веревка. Не успел он оглянуться, как оттуда выскочил кролик и забрался под трамвай. Собрался народ. Под смех и улюлюкание кондуктор вытащил серого и вручил хозяину.

- Помнишь, Мендл, у нас ведь было много кроликов. Мой дедушка их разводил, и жили они в дощатом загончике. Однажды дедушка купил мне на день рождения такого маленького, беленького, пушистого, ну что тебе сама нежность. Очень шустрый был и любил свободу. Мы пустили его в загончик, а он воткнул мордочку в дощатую стенку и как припустится бежать по периметру загона! Бежит, бежит, пока не наткнется на единственную небольшую дырку в стенке, шмыг - и на свободе. Мы думали - случайно. Попробовали еще, а он опять так же выскакивал наружу. Вот смеху-то было!

Площадь Богдана Хмельницкого. Легендарный герой украинского народа восседает на лихом скакуне с увесистой булавой в правой руке - символом верховной власти. Здесь и у Софиевского собора экскурсанты - школьники, красноармейцы, приезжие из других городов и сел.

У строгого, светлого с массивными колоннами здания дома народных комиссаров Украины выстроились пионеры в красных галстуках. Они торжественно принимали от новичков, вступающих в их ряды, клятву. То и дело по площади звучали звонкие детские голоса.

- Пионеры, к борьбе за дело Ленина-Сталина будьте готовы!

- Всегда готовы! - отвечали вновь принятые, вскидывая руку вверх ко лбу.

Мендл и Ульяна подошли к верхней станции фуникулера.

Кое-где сквозь густую зелень деревьев и кустов видна была далекая приднепровская перспектива извилистых улиц и заводских цехов с дымящими трубами.

Ульяна подошла к перилам, посмотрела на уходящие далеко вниз широкие рельсы и вздрогнула. Высокий, почти вертикальный склон спускался куда-то далеко вниз к промышленному Подолу. Не видно было, где этот путь кончается, и самого фуникулера тоже.

- Мен, - сквозь кривую улыбку начала было канючить его спутница, - я ведь еще ни разу не спускалась на фуникулере...

- Тихо, - перебил ее Мендл, - я тоже ни разу. Все некогда было.

- А что твой план, - не унималась Ульяна, тихо попискивая, вобрав голову в плечи, - гениальный который, действительно окончательный? Да? Изменить его никак нельзя?

- Смотри вниз - идет.

- А если трос порвется?

- Не порвется. Тут блокировка есть.

- А что такое блокировка? - дурачилась Ульяна.

К платформе примкнул скошенный в виде параллелепипеда вагон. Они оказались одни в одной из кабин. Уж очень забавное было ощущение, когда фуникулер стал спускаться вниз. Визжала от восторга Ульяна, а Мендл разошелся и стал громогласно провозглашать:

- Уважаемые граждане, великое путешествие к центру Земли началось! Даже великий Жюль Верн с его неисчерпаемой фантазией не мог предположить, что заманчивые его идеи воплотятся в жизнь менее чем за сто лет. В состав экспедиции включен известный в нашей стране специалист по гидромелиорации наземных и подземных болот Ульяна Прокопчук, уроженка украинского местечка Ружин, весьма знаменитого своими молодыми талантами.

Фуникулер неторопливо и бесшумно уходил по рельсам вниз в полутьму зарослей бузины и рослых акаций.

Взлохмаченная, с округлыми от восторга и удивления глазами белокурая Ульяна вжалась спиной в угол вагона и громко хохотала.

- Известно, что все... - пытался продолжать Мендл.

- Стой, хватит! Теперь я скажу.

Однако Мендл не в состоянии был остановиться.

- Известно, что все истинно талантливые специалисты скромны и не терпят славословий в свой адрес. Вот и Ульяна...

- Может быть, хватит, Мен! Мы уже приехали! - кричала Ульяна, задыхаясь от счастья и радости.

Они вышли по извилистой улице к Днепру и пошли вдоль него к причалу, где в ожидании парома столпилось много горожан, направляющихся на пляж. Причал пестрел множеством людей всех возрастов. Было шумно, хлопотно, весело. Продавали воду, пирожки, бублики. Около касс стояла огромная очередь за билетами. Толчея у самого окошечка, споры по поводу очередности.

Из толпы у касс вырвался высокий парень с билетами в руках и победоносно кричал в сторону стоящей недалеко группе спортсменов:

- Девочки и мужички! Ура! Теперь за весла и вперед! Первые места за нами!

Вместе с ответным "Ура" его товарищей он тут же был награжден и другими словами от тех, кто честно продолжал еще стоять в очереди за билетами под палящим солнцем.

Толпа буквально внесла Менделя и Ульяну на паром.

- О, Господи, - говорила полная пожилая женщина, - ты, Нема, не отец своим детям и не муж моей Лорочке! Я уже не говорю о том, кто ты мне, если уговорил нас на такой ужас.

- Что вы, мамочка, да я уверен, что через полчаса, когда ваше тело обласкает первая прохладная волна нашего Днепра, вы определенно мне улыбнетесь.

- Эх, Нема, Нема, - тяжело вздохнула женщина, - ты забыл, что здесь было в прошлом году с паромом и людьми, сколько людей утонуло.

- Так это же бывает раз в тысячу лет! - отвечал непрошибаемый зять.

А золотой, песчаный, заветный левый берег у прозрачных днепровских вод, усеянных мириадами непрерывно мигающих солнечных бликов, все приближался. Он растянулся далеко на север и на юг. А дальше за ним на восток, на многие километры, щедрая природа разместила могучие сосновые леса Дарницы, Пущей Водицы, Ворзеля - производителей чистого, целебного воздуха, необходимого для жителей растущего большого города.

На пляже было людно и шумно. Молодые, здоровые парни с криком, переходящим иногда в ругательства, гоняли по песку футбольный мяч. Выстроившись в круг, веселая кампания играла в волейбол. Добропорядочные семьи сразу принимались за свои прихваченные из дома съестные припасы. Мамы и бабушки громко призывали своих непокорных детей и внуков долго не купаться, надевать панамку на голову, не пить сырую воду. Картежники примостились у самой воды и с азартом перебрасывались картами и остротами, а в конце каждого кона поднимали страшный тарарам, заставляя проигравшего прыгать в воду с криком: "Я - армянский дурак!"

А по радио Утесов под тончайший аккомпанемент своего джаза выкладывал всю свою душу без остатка в песне, удивительно близкой любому влюбленному и даже еще не влюбленному сердцу:

Отчего ты спросишь,