Как подменили Петра I - Владимир Куковенко

Когда он увидел, что при предстоящем отчете (а отчет этот при Московском дворе требуют всегда наистрожайшим образом и всех подлежащих отчету держат в страхе) ему недостает ста рублей, он пустился во всякие хитрости и выдумки, чтобы пополнить украденные деньги. Между прочим, он отправился к писцу того же приказа Василию Григорьевичу Шпилькину, который был его кумом (что в Москве имеет большое значение) и неоднократно оказывал ему благодеяния, и говорит: «Прибыл в Москву из Вологды знатный купец, добрый друг его; его он на завтрашний день пригласил к себе в гости: чтобы теперь нарядить свою жену более обыкновенного и вывести, как это принято, с чаркою водки, он просит своего кума и надежного друга одолжить ему своей жены жемчужный ворот и украшения, которые вскоре в полной сохранности будут возвращены ему на дом».

Шпилькин, не подозревая ничего дурного, охотно, без залога, исполнил его просьбу, хотя украшения и стоили дороже 1000 талеров. Тимошка, однако, не только забыл вернуть эти вещи, но даже, когда Шпилькин ему о возврате напомнил, стал отрицать получение с него чего-либо и требовал доказательств. Шпилькин призвал Тимошку к суду, и когда тот, тем не менее, стал отрицать, он настоял на заключении его в тюрьму. Но так как обвиненного нельзя было уличить, его отпустили на поруки.

Тем временем он все-таки не мог вернуть похищенных денег. В это время и собственная жена Тимошки, с которою он жил не в ладах, стала сильно упрекать его как за это преступление, так и за мужеложество с мальчиками, в котором его часто заставали, и Тимошка стал опасаться, как бы его жена, в конце концов, не совершила полной исповеди, после чего истина и все его злодейства вышли бы наружу. Чтобы затушить это дело, он решился на еще большее преступление: он взял сынка своего и привел его к доброму своему другу Ивану Пескову в Разбойном приказе, а сам ночью вернулся в свой дом, находившийся на Тверской, невдалеке от двора шведского резидента, запер жену свою в комнате, поджег огонь и сжег свой дом, а в нем и жену. Затем он бежал в Польшу, так что долгое время не знали, жив ли он еще или сгорел вместе с домом. Это случилось осенью 1643 года.

Когда два года спустя московские послы прибыли в Польшу и стало известно, что там находится такого рода русский, а Тимошка стал опасаться, как бы о нем не стали спрашивать, то он в 1646 г. бежал оттуда к казацкому полководцу Хмельницкому, у которого жаловался, будто его преследуют за происхождение его из рода великих князей. Льстивыми речами он добился того, что стал Хмельницкому мил и любезен, и обращались с ним здесь хорошо.

Двумя годами позже царский посланник по имени Яков Козлов по другому делу был прислан к Хмельницкому; он увидел здесь Тимошку, узнал его и стал в добрых словах уговаривать, чтобы он бросил беганье и вернулся опять в Москву: «Ошибка с великокняжескими деньгами легко может быть прощена ему по заступничеству добрых друзей». В то время еще не знали, что он выдавал себя за сына великого князя Шуйского. Тимошка, однако, не захотел поверить другу, и так как нечистая совесть гнала его дальше, то он опять исчез и в 1648 г. бежал в Турцию, дал себя обрезать и принял магометанскую веру. Так как здесь из-за блудного дела, им совершенного, угрожала опасность его голове, он тайно бежал, отправился в Италию, в Рим, и здесь принял римско-католическую веру. Отсюда он направился в Австрию, в Вену, а затем в 1650 г. в Трансильванию или Семиградье к князю Ракоци. Этот последний его принял, поверил хитрым его уверениям, сильно пожалел его и, по убедительной его просьбе, отпустил с рекомендацией) к другим государям. Отсюда направился он в Швецию, где правившая в то время королева Христина, ради рекомендательного письма князя Ракоци, оказала ему всяческую милость и отпустила от себя с хорошими подарками.

Тем временем русские купцы, находившиеся в Стокгольме, сообщили в Москву о прибытии в Стокгольм такого человека. Его царское величество велел немедленно же послать к ее королевскому величеству в Швецию писца Козлова с письмом такого содержания: «Дошло до сведения его царского величества, что некий русский, к большому ущербу для его царского величества, именующий себя родным сыном царя Василия Ивановича Шуйского (не оставившего, однако, никакого мужского потомства) и называющий себя Iohannes Sinensis, явился в Стокгольм; поэтому желательно, чтобы, ради соседственной дружбы, означенный лже-Шуйский был выдан этому их посланному».

Названный Шуйский, однако, еще до прибытия гонца, уже успел собраться в путь и уйти в Лифляндию. Оставшийся слуга его Костька, т. е. Константин, был здесь пойман, закован во многие цепи и отправлен в Москву. Тимошка, правда, был заключен под стражу в Ревеле по розыскному письму ее величества королевы Шведской, но вырвался на волю и бежал.

Тем временем мать Тимошки и все, кто были в доброй дружбе с беглецом, из простого подозрения в существовании заговора, были заключены в тюрьму, подверглись пытке, а иные и померли при этом.

Уйдя из Лифляндии, Тимошка отправился в Брабант и был, как он сам пишет, у эрцгерцога Леопольда. Отсюда направился он в Лейпциг и Виттенберг с поляком по имени Стефан Липковский, принял здесь аугсбургское исповедание и причастился, как это видно из собственной его исповеди, писанной по-латыни, снабженной его собственноручною подписью и печатью и по сию пору находящейся в означенном университете. Наконец он прибыл в Голштинию и явился в Нейштадт, где его поймал и заключил под стражу русский купец по имени Петр Микляев из Новгорода, также высланный с царскими розыскными грамотами к немецким князьям и монархам. Отсюда его, по приличествующей случаю просьбе, полученной от того же русского и также и со стороны знатного купца в Любеке, доставили в княжескую резиденцию Готторп и держали здесь до тех пор, пока от его царского величества не были отправлены специальные грамоты и гонцы к его княжеской светлости в Шлезвиг-Голштинию.

Его царское величество ради этого Тимошки рассылал время от времени к европейским королям, князьям и государям послов и гонцов и выхлопатывал розыскные грамоты, чтобы беглец нигде не мог чувствовать себя в безопасности, но везде, где бы его ни встретили, мог быть схвачен. Поэтому, как только его царское величество узнал от посланника, по этому делу отправленного в Швецию, что Тимошка захвачен в Нейштадте в Голштинии, как он тотчас же отправил к его княжеской светлости двух гонцов, одного за другим, с грамотою одинакового содержания.

Письмо его величества царя Московского к его светлости князю Шлезвиг-Голштинскому:

«Бога всемогущего, во всем все творящего и добрыми утешениями все народы охраняющего, в Светлой Троице возвеличенного и в единстве славимого Господа Бога нашего милостью, промыслом, мощью, силою и волею избранные соблюдать и содержать великую российскую державу, держа в руках скипетр истинной христианской веры и охраняя другие увеличенные и вновь приобретенные государства, с помощью Божиею, в мире и без смятения, до века. — Мы, великий государь, царь и великий князь Алексей Михайлович и пр. (с обычным полным титулом), державнейшему Фредерику, наследнику Норвежскому, герцогу Шлезвингскому, Голштинскому, Стормарнскому и Дитмарсенскому, графу Ольденбургскому и Дельменгорскому (объявляем) наш любезный привет.

В минувшем 1644 году — по московскому календарю 7152-м — обокрали нашу царского величества казну Тимошка Акундинов да Костька Конюхов, которые от наказания смертной казнью бежали из земель нашего царского величества в Константинополь и там приняли мусульманство. Так как и там они совершили злые поступки, то они вновь бежали от наказания смертной казнью и прибыли в Польшу и Литву, вызвали смуту у государей и находились в войске запорожских казаков у генерала Федота Хмельницкого, который обоих вышеназванных наших воров и изменников, по приказанию великого государя Иоанна Казимира, нашего брата, короля польского, должен был схватить и передать посланным к нему короля польского дворянину Ермоличу и нашему дворянину Петру Протасьеву; по этому делу означенный Хмельницкий особо писал к нашему царскому величеству. Однако воры и изменники наши бежали в Рим, затевая у них смуту и переменив имена свои. Один из них, Тимошка, назвал себя Шуйским, а в иных местах Sinensis’oM, Костька же выдавал себя за его слугу. Оба появились и в Шведском королевстве, где их узнали наши купцы из Новгорода и иных городов. После этого их схватили, именно Тимошку арестовал генерал в Ревеле, а Костьку генерал в Нарве, но оба генерала не хотели без указа великой королевы Шведской выдать нам обоих изменников. После этого мы писали к великой королеве чрез нашего дворянина NN, чтоб она приказала обоих вышеназванных изменников передать нам, на это великая королева Шведская согласилась и генералу в Ревеле письмом своим указала, чтоб оба наши изменники были переданы дворянину нашему, когда он из Стокгольма прибудет в Ревель. Когда, однако, дворянин наш из Стокгольма прибыл в Ревель, то ему был передан только изменник Костька. Что же касается Тимошки, то он бежал из-под ареста и, пока наш дворянин находился в Ревеле, нигде не мог быть найден. Однако позже он в Голштинии, в Нейштадте, был схвачен и брошен в темницу.