По Уссурийскому краю - Владимир Арсеньев

Тотчас за деревней дорога превратилась в тропу. Она привела нас к пасеке Паначева.

— Пройдёмте кто-нибудь со мной, ребята, — обратился старовер к казакам.

Затем он полез через забор, открыл кадушку и стал передавать им сотовый мёд. Пчелы вились кругом него, садились ему на плечи и забивались в бороду. Паначев разговаривал с ними, называл их ласкательными именами, вынимал из бороды и пускал на свободу. Через несколько минут он возвратился, и мы пошли дальше.

Понемногу погода разгулялась: туман исчез, по земле струйками бежала вода, намокшие цветы подняли свои головки, в воздухе опять замелькали чешуекрылые.

Паначев повёл нас целиной «по затескам». Как только мы углубились в лес, тотчас же пришлось пустить в дело топоры.

Читатель ошибается, если представляет себе тайгу в виде рощи. Уссурийская тайга — это девственный и первобытный лес, состоящий из кедра (Pinus koraiensis S. et Z.), чёрной берёзы (Betula dahurika Pall.), амурской пихты (Abies nephrolepis Max.), ильма (Ulmus campestris L.), тополя (Populus suaveolens Fisch.), сибирской ели (Picea obovata Ldb.), липы маньчжурской (Tilia manshurica Rupr, et Maxim.), даурской лиственницы (Larix dahurica Turcz.), ясеня (Fraxinus manshurica Rupr.), дуба монгольского (Quereus mongolica Fisch.), пальмового диморфанта (Aralia manshurica Rupr. et Maxim.), пробкового дерева (Phellodendron amurense Rupr.) с листвой, напоминающей ясень, с красивой пробковой корой, бархатистой на ощупь, маньчжурского ореха (Juglans manshurica Max.) с крупной листвой, расположенной на концах сучьев пальмообразно, и многих других пород. Подлесье состоит из густых кустарниковых зарослей. Среди них бросаются в глаза колючий элеутерококк (Eleutherococcus senticosus Maxim.), красноягодник (Ribes petraeum Wilf.) с острыми листьями, лесная калина (Viburnum burejanum Herber) с белыми цветами, жёлтая жимолость (Lonicera chrysantha Turcz.) с узловатыми ветвями и с морщинистой корой, лесная таволожка (Spiraea chamadrifolia Lin.) с коротко заострёнными зубчатыми листьями и вьющийся по дереву персидский паслён (Solanum Dulcamara L.). И все это перепуталось виноградником (Vitis amurensis Rupr.), лианами (Schizandra chinensis Biall.) и кишмишом (Acttnidia kolomikta Maxim.). Стебли последнего достигают иногда толщины человеческой руки.

Паначев рассказывал, что расстояние от Загорной до Кокшаровки он налегке проходил в один день. Правда, один день он считал от рассвета до сумерек. А так как мы шли с вьюками довольно медленно, то рассчитывали этот путь сделать в двое суток, с одной только ночёвкой в лесу.

Около полудня мы сделали большой привал. Люди тотчас же стали раздеваться и вынимать друг у друга клещей из тела. Плохо пришлось Паначеву. Он всё время почёсывался. Клещи набились ему в бороду и в шею. Обобрав клещей с себя, казаки принялись вынимать их у собак. Умные животные отлично понимали, в чём дело, и терпеливо переносили операцию. Совсем не то лошади: они мотали головами и сильно бились. Пришлось употребить много усилий, чтобы освободить их от паразитов, впившихся в губы и в веки глаз.

После чая опять Паначев пошёл вперёд, за ним стрелки с топорами, а через четверть часа после их ухода тронулись и вьюки.

— А ведь опять будет дождь, — сказал Мурзин.

— Не надолго! — ответил ему старовер. — К вечеру, бог даст, перестанет.

По его словам, если после большого ненастья нет ветра и сразу появится солнце, то в этот день к вечеру надо снова ждать небольшого дождя. От сырой земли, пригретой солнечными лучами, начинают подыматься обильные испарения. Достигая верхних слоёв атмосферы, пар конденсируется и падает обратно на землю мелким дождём.

Паначев оказался прав. Часов в пять вечера начало моросить, незадолго до сумерек дождь перестал, и тучи рассеялись. Какой-то особенно неясный свет разлился по всему лесу. Это была последняя улыбка солнца. Начавшаяся было засыпать жизнь в лесу встрепенулась: забегали бурундуки, послышались крики иволги и удода. Но вот свет на небе начал гаснуть; из-под старых елей и кустов поднялись ночные тени. Пламя от костра стало светлее. Около него толпились люди… Паначев сидел в стороне и молча ел хлеб, подбирая крошки. Казаки разбирали вьюки, ставили комарники и готовили ужин. Некоторые из них разделись донага, собирали с белья клещей и нещадно ругались.

— А что, дядя, сколько будет вёрст до Кокшаровки? — спросил старовера Белоножкин.

— А кто его знает! Разве кто тайгу мерил? Тайга, так тайга и есть! Завтра надо бы дойти, — отвечал старовер.

В этом «надо бы дойти» слышалась неуверенность.

— Ты хорошо эти места знаешь? — продолжал допрашивать его казак.

— Да не шибко хорошо. Два раза ходил и не блудил. Ничего, господь даст, пройдём помаленьку.

Покончив ужин, Паначев, не смущаясь присутствием посторонних, помолился, потом взял свой топор и стал подтачивать его на камне.

Следующий день был первое июня. Утром, когда взошло солнце, от ночного тумана не осталось и следа. Первым с бивака тронулся Паначев. Он снял шапку, перекрестился и пошёл вперёд, высматривая затёски. Два стрелка помогали ему расчищать дорогу.

Путешествие по тайге всегда довольно однообразно. Сегодня — лес, завтра — лес, послезавтра — опять лес. Ручьи, которые приходится переходить вброд, заросшие кустами, заваленные камнями, с чистой прозрачной водой, сухостой, валежник, покрытый мхом, папоротники удивительно похожи друг на друга. Вследствие того что деревья постоянно приходится видеть близко перед собой, глаз утомляется и ищет простора. Чувствуется какая-то неловкость в зрении, является непреодолимое желание смотреть вдаль.

Иногда среди тёмного леса вдруг появляется просвет. Неопытный путник стремится туда и попадает в бурелом. Просвет в лесу в большинстве случаев означает болото или место пожарища, ветролома. Не всегда бурелом можно обойти стороной.

Если поваленные деревья невелики, их перерубают топорами, если же дорогу преграждает большое дерево, его стёсывают с боков и сверху, чтобы дать возможность перешагнуть лошадям. Всё это задерживает вьюки, и потому движение с конями по тайге всегда очень медленно.

Если идти по лесу без работы, то путешествие скоро надоедает. Странствовать по тайге можно только при условии, если целый день занят работой. Тогда не замечаешь, как летит время, забываешь невзгоды и миришься с лишениями.

Путевые записки необходимо делать безотлагательно на месте наблюдения. Если этого не сделать, то новые картины, новые впечатления заслоняют старые образы, и виденное забывается. Эти путевые заметки можно делать на краях планшета или в особой записной книжке, которая всегда должна быть под рукой. Вечером сокращённые записки подробно заносятся в дневники. Этого тоже никогда не следует откладывать на завтра. Завтра будет своя работа.

Так как тропа в лесу часто кружит и делает мелкие извилины, которые по масштабу не могут быть нанесены на планшет, то съёмщику рекомендуется идти сзади на таком расстоянии, чтобы хвост отряда можно было видеть между деревьями. Направление берётся по последней лошади. Если же отряд идёт быстрее, чем это нужно съёмщику, то, чтобы не задерживать коней с вьюками, приходится отпускать их вперёд, а с собой брать одного стрелка, которому поручается идти по следам лошадей на таком расстоянии от съёмщика, чтобы последний мог постоянно его видеть. В чаще, где ничего не видно, направление приходится брать по звуку, например по звону колокольчика, ударам палки о дерево, окрикам, свисткам и т. д.