Последний дар времени - Филип Фармер

Грибердсон понял, что если Дубхаб и украл ружье, то уже успел его спрятать. О своих подозрениях он решил ничего не говорить охотнику. Туземцу он задал лишь несколько вопросов об охоте и, узнав, что тому сегодня очень не повезло, сказал, что оставил Ламинак зайца, после чего простился с Дубхабом и ушел.

В тот вечер, когда закончился ужин, Грибердсон объявил у костра старейшин, что завтра племя вновь отправится в путь. Путь этот продлится много дней и будет трудным. Но пройти на юг нужно как можно дальше.

Остановятся они не раньше, чем придут в теплые земли. Весь следующий день англичанин старался держаться поближе к Дубхабу, но тот занимался обычными делами и был спокоен, как всегда.

5

Через несколько часов после восхода солнца Драммонд выбрался из белого конуса.

Он выглядел так, будто очень постарел за эту ночь или словно был измучен сильной болью. Однако помнил лишь о том, что у него немного болит голова. Но мысли о непричастности к нападению на Грибердсона и Речел, которые, по всей видимости, и совершили метаморфозы с его внешностью, никак не хотели остаться внутри своего хозяина. Драммонду просто необходимо было выговориться.

— Забот у меня с Речел хватает, этого отрицать нельзя, — начал он, слишком уж она увлеклась вами. Не знаю, что тому виной — любовь к вам или неприязнь ко мне. Даже я понимаю, что она имеет в виду, когда говорит о вашем животном магнетизме. Да, в этом мире вы стали очень притягательны. Черт возьми, почему вам было не родиться сейчас? Не буду отрицать, я ревновал. Но, будь я проклят, я не убийца! Я ученый! Я всегда владею собой. Это не в моей натуре — убивать, но даже если бы у меня возникло вдруг такое желание, то я нашел бы в себе силы сдержаться.

Грибердсон дал ему выговориться, а потом сказал:

— Все эти разговоры ни к чему. Когда я поймаю человека, укравшего ружье, я сумею вытянуть из него правду, а пока лучше оставим эту тему.

— Но я не хочу, чтобы вы меня подозревали, — сказал Драммонд. — Вы мне не верите.

— В душе я не верю никому, — сказал Грибердсон. — Сейчас все автоматически оказались под подозрением.

Он ушел. Сборы через час были закончены, и люди стали спускаться с гор на просторные равнины Испании. Это не были знакомые Грибердсону полупустыни. Равнины в ту пору прекрасно снабжались водой и были покрыты густой травой и деревьями. Вокруг вновь было огромное количество животных, кругом бродили крупные стада лошадей и бизонов, часто можно было видеть зубров, мамонтов и носорогов.

Львы равнины уступали в размерах пещерным, они были похожи на африканских львов, уцелевших в заповедниках двадцать первого столетия.

— Даже теперь я не могу привыкнуть к мысли, что львов можно встретить в снегах, — Грибердсон сказал, что в его сознании гигантские кошки были прочно связаны с тропиками. А между тем, сибирский тигр и снежный леопард двадцать первого века — к двадцать третьему оба исчезли — в холодных климатических зонах чувствовали себя неплохо.

Грибердсон решил сделать привал на несколько недель. Место для лагеря было выбрано примерно там, где через одиннадцать тысяч лет предстояло вырасти Мадриду. Англичанин не обратил внимания на протесты дикарей, заявлявших, что он противоречит самому себе, так как обещал сделать остановку только в теплых краях.

Но объяснить племени, что остановка сделана с целью изучить охотничьи повадки львов в снегах и льдах, все же пришлось.

Кроме того, в шести милях от лагеря расположилось племя, которое могло дать фон Биллману возможность изучить новый язык.

В те дни Лрагбад, подросток, прошел обряд посвящения кровью. Он вышел против самца льва, пожиравшего свежезадранную лошадь, вооруженный атлатлом, двумя копьями, каменным топором и ножом. Лев вел себя так, словно не мог прийти в себя, потрясенный глупостью человека. Действительно, кто еще мог быть столь неразумным, чтобы отважиться напасть на льва во время обеда.

Но Лрагбад отважился. Он выглядел достаточно смелым юношей, хотя и не говорил никому, какие чувства испытывал в действительности. В конце концов лев решил отделаться от приплясывавшего и потрясавшего оружием идиота. Он атаковал, а юноша, не желающий быть очередной добычей хищника, всадил с помощью атлатла копье в плечо гигантской кошки. Лев запрыгал на трех лапах, и Лрагбад метнул второе копье, которое глубоко вонзилось в грудь зверя. Все же лев сумел добраться до него и вышибить каменный топор ударом могучей лапы. Лрагбад ухватился за древко, торчащее из груди животного, и уперся из всех сил. Лев тащил его некоторое время, затем рухнул. Из пасти зверя хлынула кровь, и глаза его потускнели. Лрагбаду достались в награду его голова и накидка из шкуры.

Все были счастливы, и воины в тот вечер угощались львиным мясом. Грибердсон съел свою порцию сырой. С того дня он редко ел мясо, прошедшее кулинарную обработку. Фон Биллман не упускал случая, чтобы подшутить над этой новой странностью шефа, но Грибердсон отвечал, что и раньше предпочитал сырое мясо.

— Но ведь это небезопасно, — заметил лингвист, — сырое мясо зачастую содержит паразитов.

Грибердсон лишь улыбнулся, но жевать не прекратил.

— Поймите, ведь дело не в том, что в Риме надо быть римлянином, сказала Речел. — Даже эти дикари тщательно готовят мясо, и их беспокоит, что вы едите его кровавым.

Грибердсон слизывал кровь с уголков рта.

Пламя осветило его красивое, резко очерченное лицо и отразилось в глубине серых глаз.

Речел повернулась и отошла к пировавшим женщинам. По пути она подошла к столику вождя, задала вопрос и оказалась втянутой в беседу.

Драммонд со странным выражением глядел на Грибердсона. Увидев, что англичанин заметил его взгляд, он опустил глаза. Через три дня они снялись с места и ушли. Попытки войти в контакт с соседним племенем закончились неудачей. Племя тут же откочевало к северу.

На четвертую ночь после того, как они покинули будущий Мадрид, кто-то просунул ствол ружья в шатер Грибердсона и фон Биллмана и начал стрелять не целясь. После пятого выстрела ствол исчез и стрелявший убежал.

Если бы этот человек провел стволом по окружности, находившиеся в шатре не уцелели бы. Тяжесть и скорость полета этих пуль столь велики, что любое попадание было бы смертельным.

Но нападавший совершил ошибку: вместо того, чтобы стрелять в стену, он разрядил ружье в дверной проем. Мушка сместилась лишь на несколько дюймов. Этого было достаточно, чтобы пули миновали один из больших камней, служивших подпорками внутри хижины. Рикошетом отлетев от валуна, они пробили стену и ушли в темноту.