Распутин - Анри Труайя

«Меня напугало назначение, сделанное Николашей. Он далеко не умен, упрям и им руководят другие (…). Впрочем, он не противник ли нашего друга? Это могло бы принести только несчастье! (…) Наш друг тебя благословляет и требует самым настойчивым образом, чтобы в один и тот же день на всех фронтах прошел торжественный Крестный ход с молебном о даровании победы. Пожалуйста, дай необходимые указания» (другое письмо от 12 июня 1915 г.).

«Я посылаю тебе трость, которая принадлежала нашему другу. Она служила ему, а теперь он дарит ее тебе со своим благословением. Если ты сможешь изредка пользоваться ею, будет очень хорошо…Будь самодержцем, покажи, на что ты способен! (…)» (письмо от 14 июня 1915 года).

Изо дня в день, от письма к письму Николай II убеждается, что Распутин передает волю Господа и нужно проявить больший напор, чтобы отстранить неспособного великого князя Николая Николаевича. Да, он, царь, должен возглавить войска, чтобы поднять их моральный дух и привести к победе. В середине лета 1915 года наступает самый критический момент. Русские отступают от Балтики до Карпат. Только что пали Ровно, Гродно и Брест-Литовск. Польша, Литва, Галиция в руках врага. Число человеческих потерь вызвало головокружение. Госпиталей не хватает, с линии фронта тысячами отправляют для лечения в тыл. Опасность угрожает Ставке, ее вынуждены перевести в Могилев.

Потери продолжают расти, и Николай II решает наконец избавиться от дяди, только обременяющего, и отправляет министра Поливанова в Ставку, чтобы подготовить генералиссимуса к отставке. Но его мать, вдовствующая императрица Мария Федоровна, убеждает отказаться от идеи, которую она считает чистой авантюрой. Она доказывает, что армия будет недовольна отставкой такого любимого народом командующего. Больше того, Мария Федоровна боится, что, покидая столицу, отправляясь в Ставку и уступая правление страной другому лицу, он рискует потерять державу. Со своей стороны, министры, вызванные 20 августа 1915 года в Царское Село, в один голос уговаривают Его Величество отказаться от своего плана. И на следующий день они направляют царю письмо о коллективной отставке, чтобы таким образом выразить протест по поводу отставки генералиссимуса от руководства военными действиями. Документ подписали восемь человек.

Но что может сделать горстка министров против энергичной супруги и блаженного старца? Николай II не дает себе труда подумать. 22 августа, вечером, он уезжает в Могилев. 23 августа подписывает отставку Николая Николаевича и объявляет, что император берет на себя руководство войсками. В качестве возмещения великому князю поручают руководить операциями на Кавказе.

В этот день Николай II пишет своей жене: «Он (великий князь Николай Николаевич) пришел на встречу со мной, любезно улыбаясь. Спросил у меня, когда ему следует уезжать, и я ответил, что он может остаться еще на два дня (…). Я его не видел таким уже несколько месяцев, но у его помощников лица были мрачными. Забавно на них смотреть».

Царица признается: «Какое облегчение! Благословляю тебя, мой Ангел, пусть твое справедливое решение будет увенчано успехом и принесет нам победу внутри страны и вне ее».

Распутин, в свою очередь, приветствует смещение, освободившее его от очень влиятельного личного врага. Он с облечением заявляет императрице: «Если бы наш Николай не занял место Ник-Ник[10], он мог бы попрощаться с троном!». В то время как супруга и ее «тайный советник» поздравляют друг друга с действием, которое привело в ужас армию и политиков, Николай II, волнуясь, подписывает свой первый приказ:

«Я принял сегодня на себя командование всеми морскими и сухопутными силами, представленными на театре военных действий (…).

Я твердо убежден, что Божия милость не покинет нас в нашей твердой вере в окончательную победу и во исполнение нашего священного долга по защите Отечества. Мы не обесчестим земли русской».

Слова «земли русской» были добавлены Распутиным. Он уверенно чувствует себя ее представителем со всеми достоинствами и недостатками, присущими народу. Он размышляет о своей судьбе: «Мужик, прибившийся к сильным мира сего, напоминает им о том, что происходит в стране, в которой они родились, воспитывались и с которой судьба их развела уже давно! Конечно, он надеется на победу, но проклинает войну из-за страданий, которые она несет самым обездоленным его соотечественникам». Он заявляет в кругу поклонниц: «Россия вступила в эту войну против воли Господа… Христа достигают стоны земли русской. Но им, генералам, все равно, пусть убивают мужиков, это не мешает им есть, спать, богатеть!.. Эх, не для них проливает кровь бедный люд! Они проливают кровь за царя, потому что царь — отец мужиков… Это я вам говорю. Отмщение Господу и он воздаст!».

Выплеснув возмущение, он хочет весело провести вечер в модном ресторане. Ему одинаково удается и проповедовать и хулиганить. А вот когда он уже переполнен, пресыщение бьет через край, его вновь тянет в Покровское.

9

Вернувшись в деревню, Распутин не складывает рук. Расстояния не страшны, когда слава бежит впереди тебя. Самым близким в это время для Распутина стал новый тобольский епископ Варнава. Так же, как и Распутин, это человек из народа, резкий, порывистый и своеобразный, хорошо знает тексты Священного Писания и одержим непомерной гордыней. Уже год Варнава носится с мыслью канонизировать заслуженного в прошлом священника. На самом же деле хочет привлечь внимание к своей особе и получить сан митрополита. Его выбор пал на покойного Ивана Максимовича, архиепископа тобольского, почившего 15 июня 1715 года, и он просит у Священного Синода причислить покойного, почитаемого местным населением, к лику святых в связи с двухсотлетней годовщиной его смерти. Верховный прокурор Священного Синода Владимир Саблер мудро посоветовал ему дождаться окончания войны, а затем уже поднимать этот вопрос. Тогда Варнава, считавший, что его плохо приняли, обращается к

Распутину с просьбой о поддержке. Старец, довольный возможностью вмешаться в духовные дела, отправляет телеграмму в Могилев царю, представляя ему кандидата в святые. Чтобы объяснить свои стремления Варнава перечисляет чудеса, которые якобы происходят на могиле Ивана Максимовича, и подчеркивает необходимость срочно укрепить Россию еще одним святым, пока страна в огне и крови. Императрица, зная об этих попытках, тоже считает, что увеличивая число святых заступников, Россия могла бы опустить чашу весов на сторону победы. 27 августа Николай И, послушавшись жены и Распутина, сообщает Варнаве: «Пойте аллилуйя!», намекая таким образом на разрешение поклоняться новому святому до официальной канонизации. Варнава незамедлительно отдает распоряжение о молебне в тобольском соборе, где покоится прах Ивана Максимовича. Между тем Владимира Саблера заменяют Александром Самариным, ранее предводитель дворянства в Москве. Не обращая внимания на одобрение Его Величества, Самарин удивляется столь сильной суете вокруг имени Ивана Максимовича и вызывает Варнаву в Петроград, дабы сделать тому внушение. Поднятый по тревоге своим любимцем, Распутин вновь телеграфирует царю, благодарит его за поддержку Варнавы в этом богоугодном деле и уверяет царя, что народ плачет и танцует от радости, что еще один святой будет покровительствовать России. После чего Варнава 8 сентября предстает пред высшим синодальным собранием и в оправдание своего поведения показывает депешу, которую он получил 27 августа от царя. Совершенно не смутившись, Самарин пришел в негодование от козней за его спиной. По его настоянию Священный Синод признает недействительным «возведение» Ивана Максимовича и лишает Варнаву сана епископа за непослушание. Но Александра Федоровна встает на защиту несправедливо наказанного епископа, заявляя, что лично она верит в святость Ивана Максимовича и обвиняет верховного прокурора в том, что он лишает народные массы счастья молиться святому православной церкви. Николай II, в свою очередь, опять признает правоту жены и Распутина: он отзывает Самарина, который осмелился морочить ему голову.