Прислуга - Кэтрин Стокетт

— Здесь сказано: «Наденьте чудесную выпрямляющую шапочку, затем включите машину и подождите удивительного…»

— Десять минут? Пятнадцать?

Слышу щелчок, нарастающий гул, затем голову начинает окутывать тепло. Но тут внезапно — поп! Пластиковый рукав вылетает из машинки и начинает трепыхаться, как взбесившийся пожарный шланг. Мама испуганно вскрикивает, хватает его, вновь упускает. В конце концов ей удается поймать и закрепить трубку.

Она облегченно вздыхает, возвращается к буклету:

— «Чудесная шапочка должна оставаться на голове не менее двух часов, в противном случае результат…»

— Два часа?

— Я велю Паскагуле приготовить тебе чаю, дорогая. — Ободряюще похлопав меня по плечу, мама стремительно вылетает из кухни.

Целых два часа я курю и листаю журнал «Лайф». Дочитала «Убить пересмешника». Остается только приняться за «Джексон джорнал». Сегодня пятница, колонки Мисс Мирны не будет. На четвертой странице читаю: «За пользование туалетом для белых юноша ослеплен, подозреваемые допрошены». Кажется, я об этом… точно, уже слышала. И тут же вспоминаю — должно быть, речь идет о соседе Эйбилин.

На этой неделе я дважды заходила к Элизабет, втайне надеясь, что хозяйки не будет дома и я смогу поговорить с Эйбилин, попытаюсь найти способ убедить ее. Но Элизабет, скрючившись, сидела за швейной машинкой, полная решимости соорудить к Рождеству новое платье — очередной зеленый балахон с большой претензией. Она, должно быть, купила по случаю рулон зеленой ткани.

— Ну, ты уже решила, что наденешь на свидание? — спросила Хилли, едва я появилась на пороге. — В следующую субботу?

— Наверное, надо что-нибудь купить, — пожала я плечами.

Тут появилась Эйбилин с подносом, подала кофе.

— Спасибо, — кивнула ей Элизабет.

— О да, спасибо, Эйбилин, — бросила Хилли, добавив сахару в свою чашечку. — Должна сказать, из всех цветных вы делаете лучший кофе в городе.

— Благодарю вас, мэм.

— Эйбилин, — не унималась Хилли, — как вам понравился новый туалет? Прекрасно иметь свое отдельное место, не правда ли?

Эйбилин ответила, не отводя взгляда от трещины на крышке стола:

— Да, мэм.

— Знаете, мистер Холбрук тоже участвовал в строительстве, Эйбилин. Он прислал рабочих и материалы, — улыбнулась Хилли.

Эйбилин хранила молчание, а мне захотелось исчезнуть. «Пожалуйста, — мысленно уговаривала я. — Пожалуйста, только не благодари».

— Да, мэм.

Эйбилин открыла комод, принялась искать там что-то, но Хилли ждала иного ответа. Это было так очевидно.

Прошло еще несколько секунд. Хилли раздраженно кашлянула, и Эйбилин все же пробормотала, низко опустив голову:

— Спасибо, мэм.

И тут же ушла на кухню. Неудивительно, что она не желает со мной разговаривать.

В полдень мама освобождает мою голову от вибрирующего чудо-колпака и помогает смыть с волос липкую массу. Потом быстро накручивает волосы на бигуди, усаживает меня под сушилку в своей ванной.

Час спустя являюсь к ней — покрасневшая, раздраженная и мучимая жаждой. Мама ставит меня перед зеркалом, снимает бигуди, расчесывает громадные валики, образовавшиеся на несчастной моей голове.

И мы обе замираем, потрясенные.

— Черт по… побери, — выдавливаю я. Все, о чем я могу думать: «Свидание. В следующие выходные у меня свидание».

Мама молча улыбается. И даже не отчитывает меня за ругательство. Прическа получилась невероятная. Этот «Шелковистый блеск» и вправду действует.

Глава 9

В субботу, в день свидания со Стюартом Уитвортом, я два часа сижу под «Шелковистым блеском» (предыдущий результат продержался, разумеется, до первого мытья). Высохнув, еду в «Кеннингтон», покупаю туфли на самой плоской подошве и маленькое черное платье из крепдешина. Терпеть не могу ходить по магазинам, но сейчас потратила восемьдесят пять долларов с маминого счета, раз уж она умоляла меня обновить гардероб («Купи что-нибудь, что скроет твои размеры».) Правда, декольте мама наверняка не одобрит. Ничего подобного у меня никогда прежде не было.

На парковке магазина завожу двигатель, но не могу тронуться с места из-за внезапной боли в животе. Ухватившись за баранку, в десятый раз напоминаю себе, как глупо и смешно желать недоступного. Представлять, что у него голубые глаза, когда видела всего лишь черно-белую фотографию. Надеяться, хотя нет ни малейшего шанса, а только обещания и отложенные встречи. Но платье, вкупе с новой прической, действительно мне очень идет. Ничего не могу поделать — все равно надеюсь.

Четыре месяца назад Хилли показала мне фотографию, мы сидели тогда около ее бассейна. Хилли загорала, а я пряталась в тени, обмахиваясь веером. В июле у меня началась потница и никак не проходила.

— Мне некогда, — лениво отозвалась я.

Хилли сидела на бортике бассейна, толстая и какая-то оплывшая после беременности, но необъяснимо самоуверенная в своем черном купальнике. Брюшко у нее дай боже, но ножки, как всегда, изящные и стройные.

— Я ведь даже не рассказала тебе, кто он такой, — не отставала Хилли. — А он из очень хорошей семьи. — Она, разумеется, имела в виду собственное семейство. Парень приходился Уильяму троюродным братом. — Давай встретимся с ним и посмотрим, как он тебе.

Я еще раз глянула на фото. Прямой ясный взгляд, вьющиеся волосы, и он самый высокий в группе мужчин, стоящих на берегу озера. Но вообще-то фигуры почти не видно за остальными. Может, у него рук и ног нет.

— С ним все в порядке, — говорит Хилли. — Спроси Элизабет, она встречалась с ним на Празднике в прошлом году, когда ты еще училась в колледже. И, кстати, у него был роман с Патрицией ван Девендер.

— С Патрицией ван Девендер? (Которая два года подряд была «Мисс "Оле Мисс"»?)

— Вдобавок у него нефтяной бизнес в Виксбурге. Так что если дело не выгорит, тебе не придется каждый божий день сталкиваться с ним в городе.

— Ладно, — вздохнула я, скорее для того, чтобы Хилли от меня отвязалась.

Когда я возвращаюсь домой, на часах уже половина четвертого. У Хилли мне нужно быть к шести. Бросаю взгляд в зеркало. Локоны на концах чуть растрепались, но в основном с прической все в порядке. Мама была в восторге, когда я сказала, что хочу еще раз воспользоваться чудодейственным прибором, и даже ничего не заподозрила. Она знать не знает о моем сегодняшнем свидании, в противном случае ближайшие три месяца терзала бы вопросами «Он позвонил?» и «Что ты сделала не так?», потому что все равно у меня ничего не выйдет.

Мать с отцом в гостиной, болеют за баскетбольную команду «Ребел». На диване расположился братец Карлтон со своей очередной девушкой. Они приехали сегодня днем из Луизианы. На девице красная блузка, темные волосы завязаны в хвостик.

Мне удается уединиться с Карлтоном в кухне; он, как бывало в детстве, ласково дергает меня за волосы и улыбается:

— Как поживаешь, сестренка?

Рассказываю ему о работе в газете, о том, что стала редактором информационного бюллетеня Лиги. Еще говорю, что хорошо бы ему после окончания юридической школы вернуться домой.

— Думаю, ты тоже заслуживаешь немножко маминого внимания. Мне, пожалуй, достается его несправедливо много.

Он хохочет, будто все понимает, но понимает ли на самом деле? Карлтон на три года старше, он высокий светловолосый красавчик, заканчивает юридическую школу в Луизиане и защищен от родительской любви ста семьюдесятью милями проселочных дорог.

Братец возвращается к своей девушке, а я все никак не могу отыскать ключи от маминой машины. Уже без четверти пять. Столбом застываю в дверном проеме, пытаясь привлечь мамино внимание. Приходится подождать, пока она закончит мучить девицу с хвостиком вопросами о ее семье и всех родственниках. Мамочка ведь не отвяжется, пока не найдет хотя бы одного общего знакомого. Потом следуют вопросы о студенческом обществе, в котором состояла бедолага, и под занавес — об узорах на фамильном серебре. Мамочка всегда говорит, что эта информация точнее гороскопа.

Девица сообщает, что семейный узор у них — «Шантийи», но она, когда выйдет замуж, выберет себе новый.

— Поскольку я считаю себя независимо мыслящей личностью.

Карлтон поглаживает подружку по голове, а она котенком льнет к его ладони. Оба с улыбкой смотрят на меня.

— Скитер, — окликает меня Хвостатая, — вам так повезло, что узор вашей семьи — «Франциск Первый». Вы сохраните его, выйдя замуж?

— «Франциск Первый» — это просто сказка, — с сияющим лицом отвечаю я. — Знаете, я часто достаю наши вилки, только чтобы полюбоваться.

Мама грозно щурит глаза. Жестом приглашаю ее выйти в кухню, но проходит еще десять минут, прежде чем она наконец появляется.