Государства и народы Евразийских степей: от древности к Новому времени - Сергей Кляшторный

Древняя авестийская Кангха, упоминаний о которой не было на протяжении почти всего I тыс. до н. э. неожиданно возникла в конце тысячелетия на страницах китайских хроник. В то время, когда только начинала формироваться территория Кушанского царства, появились записки о могущественном государстве кочевников, которое китайцы именовали Кангюй; мусульманские авторы раннего средневековья все еще знали о нем, и среднее течение Сыр-Дарьи, где были основные центры Кангюя, именовали «рекой Канга» [Кляшторный, 1964, с. 161–176]. Китайские авторы ханьской эпохи пишут о Кангюе как о большом государстве, населенном кочевыми племенами, но имеющим и города; хотя оно и уступало юечжам и гуннам по силе, все же власть кангюйского владетеля простиралась до северных берегов Каспия, где от него зависело владение Яньцай — союз сарматоаланских племен, обитавших между Приаральем и низовьями Волги. На севере племена лесного Приуралья — янь — платили Кангюю дань пушниной. В Средней Азии, кроме основной территории Кангюя — страны Лоюень, «великому государю» Кангюя были подчинены пять «малых владетелей» по Сыр-Дарье и в Приаралье, возможно, включая Хорезм. Очевидно, в Кангюй входил весь север Среднеазиатского Междуречья.

Новая научная информация о Кангюе появилась в результате недавних открытий в Южном Казахстане. Казахстанский археолог А. Н. Подушкин в ходе раскопок на городище Куль-тобе (левый берег р. Арыси) обнаружил семь керамических плиток (кирпичей) с фрагментами надписей, выполненных, как было установлено, ранним вариантом согдийского письма [Подушкин, 2005, с. 133–139][5].

Годом позже Н. Симс-Вильямс опубликовал собственное чтение и перевод надписей с обширным комментарием, а Ф. Грене оценил их источниковедческую значимость [Sims-Williams, Grenet, 2006, p. 95–113]. Палеографически надписи были датированы II–III вв. Такой же датировки придерживается и В. А. Лившиц[6].

По мнению Н. Симс-Вильямса, надписи сделаны по случаю постройки города, а В. А. Лившиц не исключает их эпитафийного характера. Само городище Кюль-тобе и связанный с ним катакомбный могильник Кылыш-жар (в 2 км от городища, на другом берегу Арыси) датируются I в. до н. э. — III (IV) вв. н. э. (сообщение А. К. Акишева). Близлежащие катакомбные могильники и наземные склепы того же и более позднего времени теперь изданы и обстоятельно изучены [Байнаков, Сматулов, Ержигитова, 2005].

Наиболее полно сохранились надписи 2 и 4, согласно которым, некий «начальник войска чачского народа» (имя в тексте разрушено) воздвиг здесь город, которым и управлял. Его опорой были не только воины Чача, т. е. Ташкентского оазиса, но и союзные отряды владетелей Самарканда, Кеша, Нахшеба и Навак-метаны (Бухары). Территория, на которой построен город, стала частью фронтира, идущего вдоль р. Арысь и достигавшего, по мнению Ф. Грене, Трарбанда, т. е. Огарского оазиса[7]. Созданная после успешных военных действий и захвата добычи укрепленная линия была предназначена для защиты согдийского юга от кочевников севера. Возможно этими кочевниками были центральноазиатские гунны (сюнну), которые в III в. н. э. вторглись в Согд [Sims-Williams, Grenet, 2006, p. 106–107].

Некоторые сведения о кангюйско-согдийском пограничье возможно обнаружить в китайских источниках. В «Хоу Хань-шу», где изложение событий начинается с 125 г. н. э., приведен иной, нежели у Сыма Цяня, перечень зависимых от Кангюя иноземных владений: к двум ранее известным — Яньцай и Янь, добавлено еще одно — Су-и. Вот как описывает источник эту страну: «Владение Су-и состоит в зависимости от Кангюя. Отсюда выходят славные лошади, крупный и мелкий рогатый скот, виноград и разные плоды. Почва земли очень хорошая, почему делаемое здесь виноградное вино в славе» [Бичурин, II, с. 229].

Судя по упоминаниям винограда и виноделия, Су-и располагалось не к северу от Кангюя, как Яньцай и Янь, но близ его южных границ. Локализацию этого владения проясняет фонетическая реконструкция китайской транскрипции названия: Су-и надежно реконструируется как Sukdok, что передает название Согда [Sims-Williams, Grenet, 2004, р. 106; de la Vaissière, 2004, p. 39]. Однако восстановленное звучание полностью соответствует согдийскому swghdyk «согдиец, согдийский» и его деривату — древнетюркскому soghdaq «согдиец», и, как очевидно, обозначает не сам Согд, а некую «согдийскую» страну или город. В сочетании с пограничным положением этой страны у южной границы Кангюя, скорее всего, владение Су-и — это кангюйско-согдийский кондоминиум на р. Арысь.

Политическая история Кангюя почти неизвестна; лишь немногие события нашли отражение в китайских источниках. В 101 г. до н. э., когда войска ханьского полководца Ли Гуанли овладели Даванью (Ферганская долина), Кангюй поддержал ферганцев. В 46–36 гг. до н. э. Кангюй вновь занял враждебную позицию по отношению к Китаю, оказав помощь шаньюю северных гуннов Чжичжи. В 78 г. н. э., когда ханьский полководец Бань Чао захватывал восточнотуркестанские города, Кангюй вначале выступает как союзник имперского наместника, но вскоре меняет позицию и в 85 г. посылает подмогу восставшему против ханьцев кашгарскому владетелю. Лишь дипломатическая поддержка, оказанная тогда Бань Чао царем кушан, заставила Кангюй, чей правящий дом «породнился посредством брака» с кушанским, вывести свои войска из Восточного Туркестана [Бичурин, II, с. 165–166]. К общим тенденциям восточной политики Кангюя следует отнести стремление сохранить влияние на южном торговом пути через Давань в Восточный Туркестан. Возможно, этим обусловлены частые войны с усунями и сложные военно-дипломатические маневры между гуннами и Китаем. Последние сведения о Кангюйском царстве, пережившем период распада, относятся к 287 г., когда в Китай прибыл посол кангюйского царя. В середине V в. о Кангюе, а точнее, о его преемнике, владении Чжэшэ, сообщается уже как о мелком владении, среди нескольких десятков других, подчинившихся эфталитам.

Еще более ограничены сведения о политике Кангюя на севере и западе. Ханьские историографы отмечают зависимость от Кангюя сармато-аланских племен Приаралья-Прикаспия. В первые века н. э. аланские племена приобрели господствующее положение в сарматском союзе племен — по сообщению Хоуханьшу, «владение Яньцай переименовалось в Аланья». Китайские наблюдатели постоянно отмечают, что и по обычаям, и по одежде кангюйцы не отличаются от сармат и алан. Как и во времена сложения авестийских сказаний, племена Кангхи-Кангюя еще ничем не выделялись из круга североиранских скотоводческих племен. Лишь под влиянием все усиливающейся инфильтрации тюркоязычных этнических групп с востока, не ранее середины I тыс. н. э., раздробленные и разделенные к тому времени кангюйские племена начали менять свой этнический облик.

Средняя Азия в IV–VI вв.

Эпоха упадка Кушанского царства и появление новых завоевателей-кочевников в оазисах Средней Азии (IV–VI вв.) стала эпохой хозяйственного кризиса и распада сложившихся экономических связей, распада относительно устойчивой системы взаимодействия нескольких крупных государств на неустойчивые и несистемные взаимосвязи множества малых самостоятельных владений. Археологические исследования свидетельствуют о почти полном прекращении жизни ряда крупных городов, запустении целых оазисов, сокращении орошаемых земель. Особенно отчетливо этот процесс засвидетельствован в Согде, Ташкентском оазисе, Хорезме и Фергане.

Внешними факторами, способствовавшими политическому и экономическому кризису были вторжение Сасанидов при Шапуре II, в 60-е гг. IV в. и появление в Согде племен, которые в западных (византийских) источниках именуются хионитами (середина IV в.). Шапур II, нанесший сокрушительный удар Кушанскому царству, овладел Маргианой и Бактрией, продвинувшись на восток до Термеза, и создал пограничную провинцию Кушаншахр, наместник которой получил право чеканки монет (так называемый «кушано-сасанидский чекан»). Уже в 346 г. Шапур II, согласно Аммиану Марцеллину, ощутил угрозу восточным границам со стороны некоего племенного союза кочевников, выступивших совместно с кушанами. Название этих племен, хиониты, связывается с гуннской политической традицией, хотя, по словам того же Аммиана Марцеллина, они нисколько не походили на столь выразительно изображенных в его труде гуннов. Более того, когда в 359 г. Шапур II привлек царя хионитов Грумбата в качестве союзника против римлян и сын царя пал под стенами сирийского города Амиды, этот юноша был назван Аммианом «красивым» (вспомним, как описывает Аммиан внешность гунном Аттилы!). Тем не менее, если верна догадка К. Еноки о том, что гуннами, которые, согласно китайским источникам, во второй половине IV в. завоевали страну Судэ (Согд) и были хиониты, политическое соотнесение и связь обоих племенных групп делается весьма вероятным.