Вокруг Петербурга. Заметки наблюдателя - Сергей Глезеров

Дмитрий Лихачев с родителями. Фото 1929 года

С Токсово 1920-х годов связан еще один примечательный факт: среди местных дачников был Дмитрий Сергеевич Лихачев, в ту пору студент Университета. Токсово и тогда было наполнено загадочным духом старины, недаром именно в этих краях стала серьезной юношеская тяга Дмитрия Сергеевича собирать местные предания.

«Вся местность была полна историческими воспоминаниями, – вспоминал Дмитрий Лихачев, – о них нам рассказывала хозяйка дачи – дочь местного учителя-финна, знавшая финский язык, и ее муж – Дмитрий Александрович Нецветаев, отдаленный родственник Дениса Давыдова, хранивший миниатюру с портретом поэта.

…Ходил я на старинное шведское кладбище по старой дороге. Кладбище было отгорожено валом, на котором росли необыкновенной красоты старые березы. На самом кладбище сохранялись шведские надгробные плиты. Я старался разобрать надписи и даты, среди которых были и относящиеся к XVII веку… Впоследствии, как я узнал, шведские плиты на кладбище разбили; само кладбище было превращено в картофельное поле, шведов и финнов выселили. История „исчезла“…».

С удовольствием вспоминал Дмитрий Лихачев, как в Токсово, за два года до того, как попал в печально знаменитый Соловецкий лагерь, он набирался здоровья: «Родители наняли мне на все лето лодку, небольшую финского образца с острым носом, и я особенно любил плавать в ней в непогоду навстречу волнам… Когда в Соловках я болел сыпным тифом, врач спрашивал меня: „Откуда у вас загар? Вы ведь все лето провели в тюрьме?“ А это был загар двухлетней давности». Тот самый, токсовский!..

«В тихом омуте» Тихвина

«В тихом омуте черти водятся», – век назад не без иронии замечали современники о тихвинской жизни. Уникальные подробности жизни города Тихвина вековой давности удалось отыскать на страницах газеты «Новгородская жизнь». Напомним, в ту пору Тихвин с уездом входил в состав не Петербургской, а Новгородской губернии.

Жизнь в Тихвине, как и в любом провинциальном городке, шла размеренно, неторопливо, и события, которые можно было назвать из ряда вон выходящими, случались здесь крайне редко. Но уж если они происходили, то, естественно, сразу же становились сенсациями и попадали на страницы прессы. Местные обозреватели не щадили самомнения местных обывателей: они без обиняков называли Тихвин «городом, погрязшем в тине мелких помыслов и мелких страстей».

Итак, какие же события взволновали Тихвин, к примеру, летом и осенью 1911 года? «Начало лета ознаменовалось у нас… снегом, – сообщалось в середине июня 1911 года о тихвинской диковинке в газете „Новгородская жизнь“. – Пушистые хлопья падали 5 июня с 4 до 7 часов утра. Конечно, снег немедленно же таял, но все же характерно и оригинально: зелень покрылась белой фатой!».

В июле газета сообщала о непорядках в местном лесном хозяйстве. «Городу Тихвину принадлежит в уезде свыше 13 тысяч десятин леса. Площадь изрядная. Но взгляните только, как эксплуатируется этот лес, и вы ужаснетесь. Вы не поверите, что здесь хозяйничают люди, а будете убеждены, что тут живут или варвары, или какие-то чудовища, ломающие деревья, засоряющие землю сучьями, вершинами, оставляющие всюду аршинные и двухаршинные, а то и саженные пни».

Тихвинская городская дума, разумеется, бросилась искать виновных всего этого безобразия. «Крайними» оказались два лесных техника и один лесовод. Правда, о том, стали ли после этого лучше и чище в тихвинских лесах, в прессе не сообщалось.

Беспокоило местных жителей также и такое явление, как рост хулиганства в окрестных деревнях. Повсеместное распространение получали всевозможные виды преступлений, начиная от воровства и кончая драками, поножовщиной, убийствами. Причины роста криминала на селе проанализировал на страницах «Новгородской жизни» журналист, назвавший себя интеллигентом, пожившим год в деревне и вращавшимся исключительно в крестьянской среде. По его словам, «наиболее безнравственным элементом деревни являются так называемые „питерцы“, то есть пожившие в Петербурге или вообще в каком-нибудь городе».

Ничего удивительного: город всегда разлагающе влиял на пришлый «крестьянский элемент». Попадая в город, деревенский житель нередко терял ориентиры и поддавался всевозможным соблазнам, неведомым прежде. По мнению автора «Новгородской жизни», именно крестьяне-«питерцы» служили рассадником пороков в деревне, а поскольку дурной пример всегда заразителен, то от них зло распространялось и на постоянных жителей. А главная причина – в пьянстве. «90 % преступлений и хулиганств совершено здоровым, не врожденно-преступным элементом в пьяном виде. Ну, а пить народ будет до тех пор, пока у него не явятся духовные запросы и пока эти запросы не будут удовлетворены»…

Впрочем, если жизнь в окрестных деревнях оставляла желать лучшего, то в деле народного образования в Тихвине в том же 1911 году произошло серьезные и весьма положительные изменения. Произошло то, о чем долгое время приходилось только мечтать: в начале сентября в Тихвине открылось реальное училище.

Предвкушая радость тихвинцев, «Новгородская жизнь» писала: «Облегченно вздохнут как мелкие служащие и небогатые горожане, так и сельские учителя, которым приходилось обучать своих детей в Новгороде и других городах, где жизнь дороже, чем в таком маленьком городке, как Тихвин. Со временем будет, конечно, наплыв в училище и крестьянских детей, если земство придет также на помощь, как пришло оно на помощь женской гимназии, ассигновав триста рублей на интернат крестьянских дочерей, который, по слухам, и будет открыт в начале учебного года».

И, действительно, надежды тихвинцев вполне оправдались. Уже в конце октября газета писала, что открытое на средства города и земства реальное училище сразу приобрело симпатию и доверие населения. Более того, уездное земское собрание на своей сессии ассигновало на будущий, 1912-й, год дополнительную тысячу рублей на содержание училища.

«Местное пожарное общество заарендовало у г. Пагальского большой запущенный сад, который был обществом расчищен и приспособлен для гуляний, – сообщалось в „Новгородской жизни“ в начале сентября 1911 года. – Устроена сцена, на которой ныне идут представления, по преимуществу комедии. Публика во время спектаклей сидит под открытым небом на скамейках. Вход в сад платный, места также платные».

Впрочем, в хронике тихвинской жизни лета-осени 1911 года среди событий, вызвавших огромный резонанс в обществе, было не только открытие реального училища и общественного сада, но и громкое убийство, произошедшее в Петербурге и аукнувшееся в Тихвине. Жертвой злоумышленников стал известный столичный архитектор 63-летний Николай Алексеевич Мельников. Зодчего задушили в собственной квартире. Сыщикам почти сразу удалось напасть на след убийц, который и привел их в Тихвин. Убийцы прибыли в город на дачном поезде и расположились на вокзале закусить. Их поведение сразу обращало на себя внимание: они явно нервничали и постоянно оглядывались вокруг себя. Подозрения подтвердила и телеграмма из Петербурга.

Преступники пытались бежать, но их тут же схватили, несмотря на оказанное отчаянное сопротивление. При обыске у них нашли похищенные у архитектора драгоценности – четыре бриллиантовых кулона и много золотых вещей. После недолгого запирательства они сознались в убийстве архитектора Мельникова. О цинизме хладнокровных убийц – Константина Кирсанова и Николая Журавова – говорило подобие договора, заключенного ими между собой и обнаруженного полицией. «Если в случае я, К. Кирсанов, буду замечен полицией, – говорилось в нем, – то я должен, согласно условию, покончить свою жизнь. В этом случае деньги должны остаться у Журавова и из них он должен по двести рублей дать братьям Кирсанова. Остальные деньги, которые окажутся у Мельникова, предназначаются на пропой».

Весть о поимке злодеев сразу же распространилась по всему Тихвину, взбудоражив население. Один из убийц архитектора Мельника оказался коренным тихвинцем, а другой – его родственником, имевшим в Тихвине родную сестру. В ожидании этапа в Петербург злоумышленников посадили под замок в местную тихвинскую тюрьму. Многие горожане, падкие до сенсаций, тотчас бросились к стенам тюрьмы: очень хотелось поглазеть, как преступников поведут под конвоем. В толпе только и слышно было: «Скорее, скорее бы посмотреть на них! Какие у них глаза? Как они пойдут?».

«Нас, тихвинцев, не удивишь преступлениями, мы ко многому привыкли, – замечал обозреватель „Новгородской жизни“. – Нам нипочем узнать, что такая-то мещанка облила такую-то соперницу кислотой; не удивишь также известием, что такая-то дамочка бальзаковского возраста подкупила прислуг, чтобы отравить свою мнимую соперницу; не ужаснемся от того, что один субъект надел другому на голову мешок, пропитанный керосином, и поджег его. Нет, нам это нипочем. Вот, что-нибудь попикантнее, тогда мы полюбопытствуем с удовольствием и посудачим вовсю».