Родео для прекрасных дам - Татьяна Степанова

— Эту напарницу твою, значит, Марьяной зовут? — спросил Мамонтов, прищурившись.

— Вообще-то Марианной, а что?

— Имя редкое, красивое. Да и сама она ничего. Но злая! Впрочем, на такой хреновой работенке, — Мамонтов покосился на милицейские машины, выстроившиеся на стоянке перед отделом, — не захочешь, озвереешь.

Марьяну Катя разыскала в тире в глубине двора за гаражами. Стрельбы, как непременное дополнение всех учений и строевых смотров, были в самом разгаре. Тир в щеголевском отделе был свой собственный с незапамятных времен — длинный глухой бетонный бокс, в котором пахло порохом и оружейной смазкой.

— Пострелять хочешь? — спросила Марьяна так, словно речь шла о чем-то до крайности приятном.

— Да ну, — Катя брезгливо поморщилась. — Как у вас мишени далеко стоят!

— По стандарту стоят, — вмешался в разговор бравый майор, руководивший стрельбами. — Киселева, в белый свет, как в копеечку, дуло ниже опустите!

— Не бубните под руку, пожалуйста, — отрезала Марьяна.

Катя смотрела, как она стреляет из табельного «Макарова». Стреляла Марьяна метко, оттого, наверное, и ездила от родного отдела почти на все соревнования по стрельбе.

Когда она целилась в мишень — темный силуэт человеческой фигуры, на ее лице был написан азарт и холодная, невозмутимая уверенность — попаду, убью наповал. Катя отчего-то подумала, что, стреляя в эту черную безликую тень, подруга представляет своего бывшего мужа. Только поэтому и садит так метко, так кучно в самый центр пулю к пуле.

Там, в тире, она и рассказала Марьяне о визите к Долидзе и своих впечатлениях.

Слушая, Марьяна повернулась вдруг спиной к мишеням.

— У тебя пудреница есть? — спросила она. — Подержи-ка зеркальце…

Катя достала из сумки пудреницу. Этот фокус она уже знала, видела в таком же милицейском тире. Такое проделывать с табельным «Макаровым» умела только Марьяна.

— Капитан Киселева, посерьезнее, посерьезнее относитесь. Без финтов этих, тут все же служебное мероприятие, а не цирк-шапито! — заворчал майор, руководивший стрельбами.

— Первый финт ушами, — объявила Марьяна. Стоя спиной, положила правую руку с пистолетом на левое плечо и, смотря на далекую мишень через подставленное Катей маленькое зеркальце, выстрелила. У Кати от грохота заложило уши.

— Значит, Мамонтов вхож к Долидзе и с приятельницами Авдюковой знаком? — спросила Марьяна.

— Мир тесен. В доме у Долидзе Мамонтов, похоже, вполне свой человек, — ответила Катя и попросила: — Ну-ка бабахни еще разок. Вон там, у входа, видимо, ваш местный Вильгельм Телль из ОМОНа, застыл в ступоре — покажи ему класс, Марьяночка! Вот так зеркало не криво?

— Не криво, — Марьяна, все так же стоя спиной к мишеням, выстрелила. — Между прочим, у меня для тебя тоже новости есть. Я вчера допрашивала домработницу Авдюковых — некую Школьникову. Она уже совсем бабулька, но крепкая и что самое главное — этакая бесхитростная сплетница по натуре. Пересказывать долго — ты сама на досуге протокол ее допроса прочтешь. Самое занятное то, что, оказывается, у Светланы-то Петровны, помимо подруг, имеется еще и дружок молодой. Бабулька проболталась вгорячах — приезжал он к ней домой раза два или три в отсутствие Авдюкова. И знаешь, как бабулька его мне описала?

— Как? — спросила Катя, чувствуя не подвох, нет, а финт, именно финт!

— Сосулька, говорит, по виду сущая сосулька несмышленая, глупая. А гонору, гонору! На голове, говорит, лысый ералаш, на шее — цепочка болтается, машина, на которой приезжал, не пойми что с виду — прямо сборный конструктор. А зовут, между прочим, эту «сосульку» Василием.

— Мамонтов? — воскликнула Катя. — Не может быть!

Вместо ответа, Марьяна быстро повернулась и с ходу, не прицеливаясь, выстрелила. И пошла вместе с майором смотреть мишени.

— А еще что Школьникова показала? — сгорая от любопытства, спросила Катя уже в кабинете, когда Марьяна снимала форму и вешала ее в шкаф.

— Авдюкова жалела, но так, знаешь, больше для порядка. Видимо, все ее симпатии и привязанности целиком на стороне Светланы Петровны. Она ведь с юности ее знает — жила в их семье еще до ее замужества. Подруг ее взахлеб хвалит — Зинаиду и Нателлу. Мол, такие женщины умные, самостоятельные, интеллигентные, из таких хороших семей. А Светлана-то все равно лучше всех — и добрая, и не сквалыга, и мать заботливая, и жена преданная. Одно вот только плохо, говорит, делать ничего по хозяйству не умеет, не приучена, потому как генеральская дочка. Настоящая. И потом мнительная она и сильно чужому влиянию поддается. Особенно что касается здоровья и лекарств — чуть от подруг услышит про какие-нибудь таблетки, мази, кремы, косметику, сразу себе покупает, пробует. Я Школьникову спросила насчет двенадцатого числа — где, мол, Светлана Петровна находилась? Бабулька показала: дома находилась. Весь тот день и всю ночь.

Катя посмотрела на Марьяну.

— Домработница — свидетель пристрастный. По стилю же отравление уксусной эссенцией — это вообще-то очень женское преступление, а, как считаешь? — сказала она задумчиво. — Кто чаще всего на кухне с уксусом дело имеет?

— А может, кто-то намеренно выбрал такой стиль. Специально, — ответила Марьяна. — Знаешь, какая вторая новость? Ты заключение экспертизы по видеозаписи прочла?

— Прочла. Ни слова не поняла — техническая абракадабра.

— Мне эксперт разжевал: на видеозаписи имеются помехи. Может быть, это брак пленки, а может, и что-то искусственное. Возможно, камеру на какое-то время отключали, а чтобы скрыть это отключение, создали помехи — сейчас есть немало разных устройств, при помощи которых сведущий человек может легко это сделать. Кстати, помехи обнаружены только на видеозаписи с камеры, следящей за входом в прачечную.

— Это тот подъезд в торце главного корпуса, что мы с тобой тогда осматривали?

— Нет, прачечная находится в отдельном здании, рядом с бойлерной. Но ее с главным корпусом и с подземным гаражом соединяет тоннель — им пользуется гостиничный персонал.

— И горничные? — спросила Катя.

— И горничные. Только вот отключить внешнюю камеру на пульте охраны горничная не может. Там ведь, коды доступа несложные, но все же… Это сумел бы сделать только охранник. — Марьяна помедлила минуту, потом взялась за телефон. — Надо еще раз допросить того самого Лосева, дежурившего на первом этаже корпуса в ночь убийства.

— А если это все же просто брак пленки? Марьяна помедлила, а затем решительно набрала номер менеджера «Паруса». Разговор был короткий, деловой — менеджер по-прежнему шел всем требованиям следствия навстречу. Соединил Марьяну с офисом охраны — мол, нужный вам Лосев как раз на месте.

В этот момент дверь в кабинет открылась: майор из тира принес простреленные мишени — уже подписанные и заверенные у начальства. Это была старая традиция. Отличникам огневой подготовки мишени выдавались на память. А те, кто попадал исключительно «в молоко», могли лицезреть свои промахи на доске позора, которая специально сооружалась перед тиром в назидание нерадивым.

Катя с интересом глядела на мишени, хотя уже и так знала результат. Эти аккуратные дырочки — пулевые пробоины на темном поле — просто завораживали ее.

— Ну и когда он явится? — спросила она, когда Марьяна повесила трубку.

— Лосев сказал, что сегодня он на сутках, завтра отсыпается. Я не стала на него давить, торопить — вызвала на послезавтра, на утро. Никуда он не денется. А завтра, если ты не против, мы наведаемся в офис «Стройинвеста». Я договорилась с Усольским. Там будет и Юлия Олейникова. Пора, ох пора, Катя, нам с ней встретиться лицом к лицу. — А как Лосев воспринял приглашение на допрос? — машинально спросила Катя.

— Вполне безмятежно.

Безмятежностью в том ответе охранника Лосева и не пахло. Увы, они поняли это слишком поздно.

Глава 12

ВЕЧЕР И УТРО

Вероника Мизина заканчивала смену, собиралась домой, когда он появился на пороге кастелянской.

— Гоша, что случилось?

Лосев обогнул загромождавшую кастелянскую тележку с чистым постельным бельем, подошел к окну, сел боком на подоконник. Так в эти дни вышло, что они с Вероникой попадали по графику в разные смены. Она заканчивала, он оставался работать в ночь.

Вероника дотронулась до кулончика на шее в виде золотых рыбок, с которым не расставалась, — это был подарок Лосева. Первый его дорогой подарок, с тех пор как они стали жить вместе.

— Что случилось? — спросила она, чувствуя смутную тревогу. — Неприятности, да?

Лосев усмехнулся. Вероника любила эту его усмешку — она красила, смягчала его лицо, делала его совсем мальчишеским.

— Да ничего не случилось, просто выпала минутка свободная, забежал к тебе, соскучился, — сказал он, окидывая ее взглядом. — Вэри, вэри найс… Эх, Верок, скоро отправимся мы с тобой на юга, к морю. Отдохнем по-человечески.