Слой Ноль - Евгений Прошкин

– Значит, ты думал, что я тебя здесь того… – сказал Петр.

– А что я мог подумать? Меня же отсюда выкинуло. Ты ведь и собирался меня убить…

– Пугал, – отмахнулся он.

– Так где я сейчас нахожусь?

– Странный вопрос. Сейчас – здесь, где же еще?

– Если я тут не умер, то почему я попал туда… Где я живу-то?

– Да нигде мы не живем… Скоро таблеточка твоя кончится, тогда и посмотрим.

– А вы как же?..

– Мы люрики хаваем, – сказал Ренат. – Дозу регулировать можно, и отходняков не бывает.

– Люрики?.. Это что такое?

– Цикломезотрамин. От него настроение сильно повышается.

– Понятно…

– У вас драйвер из гэбэшного спецсредства выделен, а у нас из этого, – пояснил Петр.

– Молодцы… – сказал Мухин. – Так я действительно президент Америки?

– Натуральный. Костик тебя по всем слоям искал. И по всем слоям отстреливал.

– Зачем?

– Чтобы найти тебя… Не вообще Витю Мухина, а именно тебя, то есть того, кто способен сознательно перемещаться. Ты ведь постоянно где-то погибаешь, ну, не ты лично, а твои отражения, тоже некие Вити Мухины. Из них всех только ты один перекинутый. Косте повезло, что он на тебя напоролся, мог бы до старости Мухиных истреблять…

– Ты сам-то это видел? В смысле, меня. В Белом Доме.

– Я видел, – ответил Ренат. – Не близко, а по ящику.

– Близко его к президенту не подпустят, особенно с напильником, – засмеялся Петр. – Только ты там не Мухин, а Шустрофф.

– Шустров? – воскликнул Виктор. – Это девичья фамилия матери…

– И лет тебе там больше, – сказал Ренат. – Вроде, сорок. Но все равно молодой. Тебя там любят. «Анкл Шуст» называют.

– Матушка твоя в посольстве работала. – Петр достал сигарету и выбросил пустую пачку в окно. – Потом матушка забеременела от какого-то технического сотрудника, скорее всего – гэбиста, других там и не было. Пока могла, скрывала, а как пузо выросло – попросила политического убежища. Тогда всем давали. И родился ты, Витя, под флагом наиболее вероятного противника. Уже американцем родился.

– А что это за слой? Там… там нормально?

– Везде нормально, где нас нет! – сказал Ренат. – Хотел я как-то в вашу Америку съездить… Не пустили, гады, паяльник им в жопу! Пришел в посольство, честь по чести, а они…

– Хорошо там или плохо, тебе надо у Сапера справиться, – сказал Петр. – Это его вотчина, он в том слое колдует. И Шибанову местечко обещали, и банкиру вашему, Макарову, а как же! Сан Саныч к любому ключик подберет. Тебя-то на что купили? На безысходку? На беспросветность, да? Ёпрст, мир гибнет!! Кто спасет?! Сан Саныч спасет, душка Немаляев.

– Спасатель! – заржал Ренат.

– В одном слое он до того наспасался, что пришлось ему в Эквадор линять. Там его местное ЧК и почикало. А похоронили знаешь, где? Возле Гитлера, как отца и сына. Памятник ему поставили не такой шикарный, Адольфу-то на золотой обелиск все ваши неонаци скидывались. В смысле, американские. Но у Сан Саныча тоже ничего, эффектный. С вертолета километров за десять видать. Раз в год толпа собирается – не к нему, а к Гитлеру, но они же рядом. Как факелы ночью зажгут – красотища!..

На шоссе окончательно рассвело, и водитель выключил фары. Приборная панель тоже погасла, и его лицо из нежно-зеленоватого превратилось в землистое. Все черты были крупные, рубленые. Мухину почему-то показалось, что извилины у него в голове такие же – мясистые и ровные.

– Ты только не подумай, что я конкурентов оговариваю, – произнес Петр после паузы.

– Не подумай! – поддакнул Ренат.

– Какие они мне конкуренты? Утописты, мелочь…

– Веселая семейка, маму их в костер! – высказался Ренат.

– Какая еще семейка? – нахмурился Виктор.

– Ну, дядя с племянницей. А этот в зятья ему набивается. Костя.

– Да кому в зятья-то?

– К Немаляеву, к кому!

– Людмила – племянница Сан Саныча? – сообразил наконец Мухин.

– Ты и этого не знаешь?! Да тебя там за Буратино держат…

– Убили-то вы ее зачем?

– Кого? – спросил Петр. При этом Ренат неловко подвигал шеей, точно был в рубашке с крахмальным воротничком, и, уставившись за окно, принялся там что-то озадаченно пересчитывать. – Ренатик! – позвал он.

– Ну так… – буркнул тот. – Ну сделал, сделал, да!.. Сделал, что теперь?.. Убил, да. Надо было, и убил… И все.

– Ренатик!.. – грозно повторил Петр.

– Все культурно, по-джентельменски. Бля буду.

– Я же тебе велел…

– Мешала она мне, ясно?! – перебил Ренат. – Она этого нашла, химика вонючего, как его…

– Пушина? – подсказал Петр.

– Ну да, Пушкина… Я сам его искал, а она первая… А после Люсиных допросов ловить уже нечего.

– Надо было побыстрее дергаться.

– Да на фиг он нам сдался, этот Пушкин, маму его!..

– Знаешь, как бензин из нефти получают? Как самогон из браги. А Пушин какой-то там порошочек изобрел… И он был мне нужен! – Петр треснул кулаком по колену. – Но раз ты пустой вернулся…

– Она его ликвидировала. Успела, зараза! А я – ее. Да нормально, все по-честному! Я соглашения не нарушал. Одним выстрелом, у меня больше-то и не было. В левую сиську, как договаривались, а то…

Его голос внезапно пропал. Ренат продолжал раскрывать рот, но слова до Виктора не доходили. Еще через секунду Мухин с ужасом обнаружил, что не слышит вообще ничего – ни звука.

Ренат нарисовал в воздухе какую-то фигуру и, хлопнув в ладоши, забился затылком о подголовник. Водитель отвлекся от дороги и что-то быстро проартикулировал. Даже мрачный Петр позволил себе улыбнуться – видимо, Ренат сказал что-то до крайности остроумное.

О том, что он оглох, Мухин и не думал. Это была совсем другая тишина, слитая с постепенной потерей зрения, обоняния, ориентации – с потерей тела как такового.

До сих пор его выдавливало только после смерти или, во всяком случае, в бессознательном состоянии. Теперь он видел, как это происходит, когда просто кончается таблетка. Скверно это происходит. Единственное, что его утешало, – он все же здесь не останется. Хотя что, собственно, в этом хорошего, Виктор так и не понял. Не успел.

Глава 10

Он не ботаник… Тьфу… не зоолог. Ну и ладно…

Мухин перекатился на бок и открыл один глаз. Кремовые стены качались и плыли, вместе с ними плыл телевизор, кондиционер и пустой гардероб. Даже кровать, на которой он лежал, казалась неустойчивой, словно он был на маленьком корабле.

Испытывать пол Виктор не отважился. До тумбочки он добирался ползком – еще хуже, чем на четвереньках, по крайней мере, медленней. Приступов тошноты не было, – больше ничего положительного о своем самочувствии Мухин сказать не мог, все остальные ощущения были сугубо отрицательными.