Москва: мистика времени - Елена Коровина

Но как это сделать? Вера и не представляла. Но у Ганец-кого была богатая фантазия.

– Понимаешь, – сказал он жене, – генерал записал свою жизнь на листок бумаги. Так почему бы не дать ему новый лист и не оставить на столе в кабинете настольную лампу? Пусть пишет и не мешает нам!

Конечно, странный выход. Но ведь попробовать-то можно. И вот, как стемнело, положили на стол в кабинете бумагу и писчие принадлежности, оставили настольную лампу, а сами ушли, плотно затворив дверь. И даже слугам запретили подходить к кабинету.

Помогло! Непонятно почему – но помогло. Видно, генералу и вправду не хватало на том свете своих записок. Так что живых обитателей он в ту ночь не потревожил. Да и в последующие тоже.

На радостях Вера решила отблагодарить милого мужа. Да если б не его умное предложение, так и не спали бы они ночами, слушая охи да вздохи неспокойного генерала-мистика. Понеслась она в банк, выписала десятка два чеков на полмиллиона и приказала назавтра выдать их «господину Ганецкому на ближайшие расходы по делам». Только возлюбленный муж иное применение чекам нашел – отнес в свой банк да и обменял на прежние долговые обязательства. Про это Вера, конечно, не узнала. Зато уже скоро выяснилось, что денег на дела у мужа не хватает – как он заметил: «слишком уж развернулся». Но Вера такому «развороту» только обрадовалась. Главное, муж при деле, дома тихо-спокойно, а денег на всё хватит. Однако, видать, не хватило, потому что у Ганецкого новое предложение появилось:

– Хорошо бы нам, Верочка, к банному делу присмотреться. Вон Хлудов в Китайском проезде Центральные бани выстроил, огромнейшие барыши имеет, а твои Сандуны, от папаши оставшиеся, на глазах разваливаются. Давай Хлудова обойдем, по-новому бани перестроим. Конечно, придется много денег вложить, зато потом – какие доходы будут!

На другой день отправилась чета Ганецких в Сандуны. Муж стал банное хозяйство оглядывать, пометки себе делать. А Вера велела принести в отдельный кабинет серебряную шайку – ту самую, легендарную, которой, говорят, красавица Сандунова пользовалась. Банщиц выгнала, сама в заветную шайку воды набрала. Пока мылась, покойную красавицу просила-молила, чтоб дала и ей, новой хозяйке Сандунов, любовь столь же сильную и верную, что и сама имела. Вышла к мужу распаренная, розовая, кровь с молоком. Ганецкий ее в охапку сгреб да домой на тройке повез. Внес на руках в спальню, уложил на постель белоснежную да и зашептал:

– Богиня, нимфа, Венера из пены!

Наутро Венера, вся еще в истоме, поверенного вызвала и приказала устроить продажу Сандунов «господину Ганецкому». Плату назначить 10 рублей и кредит «банный» открыть без ограничения.

Подписывать документы пошли в кабинет. Поверенный удивился:

– Неужели вы уж работали с утра? Вон лампа-то на столе горит.

Ганецкий улыбнулся. Не рассказывать же поверенному о домашнем призраке бравого генерала? Но тут взгляд его упал на столешницу – за стопкой бумаги стояла крохотная серебряная шаечка, из тех, коими торговали в Сандунах в качестве сувенира. Из такой посудинки знатоки банного дела водочку распивали. Но здесь-то она откуда?

А тут и Вера сувенирчик разглядела и тоже ахнула:

– Ну точно по мыслям! Видно, хорошее мы дело затеяли!

А про себя подумала: «Видно, генерал тоже одобряет наше банное дело!»

Однако думать при свете дня – одно, а вспоминать ночью – совсем другое. Вера детально опросила прислугу – не приносил ли кто из них сувенир в кабинет. Никто не признался. Напротив – выходя после допроса, все только крестились. Боялись слуги духа генеральского. Да и сама Вера стала замечать, что все чаще вокруг оглядывается. И на душе тревожно. Видно, надоело генералу писать свои заметки. Решил он снова попугать своих постояльцев. Ну а когда Алексей в клубе оставался или у друзей ночевать, Вера начинала всерьез подумывать, не перебраться ли в другой дом.

Проблему решила просто – приглядела за Сандуновскими банями место для нового дома – на Неглинной улице, 14 – так, чтобы бани как раз за домом находились. Уж коли заниматься ими – чего же далеко ходить?!

А у мужа уже и новое предложение наготове:

– Надо бы о новинках банного дела по всему миру выведать. Съезжу-ка я быстренько в Европу да Турцию. Сама знаешь, сколь турецкие бани славятся!

И вот полетели в дом на Пречистенке телеграммы:

«Осмотрел Париж. Еду в Ирландию. Вышли денег. Целую».

«Осмотрел Лондон. На очереди Вена. Перешли деньги».

«Приплыл в Стамбул. Дел много. Телеграфируй сумму».

Словом, мировое банное турне растянулось почти на год. Зато вернулся Ганецкий с грандиозными планами:

– Оснастим бани по последнему слову техники. Все лучшее от Востока и Запада. Залы отделаем каррарским мрамором и уральским малахитом. Настоящий банный дворец будет!

А Вера уж на все согласна. А больше всего хочется съехать из дома беспокойного генерала на Пречистенке в новый спокойный дом. Пусть без разных исторических ценностей, зато – тихий. В котором они в Алексеем начнут новую жизнь.

Обман во «Дворце»

Улица Неглинная, 14

Так и вышло. В 1894 году на месте старых бань начал строиться истинный дворец с мраморными залами, малахитовыми каминами, яшмовыми украшениями. Для постройки пригласили одного из самых востребованных московских архитекторов – 44-летнего Бориса Васильевича Фрейденберга. Правда, архитектор оказался чересчур уверенным в собственной правоте, а Ганецкий обладал просто-таки взрывным характером. Так что заказчик с архитектором ругались чуть не каждый день. В конце концов Фрейденбергу надоели придирки Ганецкого, и он отказался заканчивать постройку и бань, и дома. Довести банное дело до конца взялся его ученик и помощник – 38-летний Сергей Михайлович Калугин. Дом же достраивал Владимир Иванович Чагин, молодой московский архитектор, представитель нарождающегося направления – модерн.

Дом вышел – загляденье. Выходил на две улицы – Неглинную и Петровские линии. Один декор чего стоил – и весь в «водной тематике»: на крыше – скульптуры купающихся мальчиков, на куполе – резвящиеся тритоны, над входом с Неглинной улицы – юноша и девушка на морских конях, выскакивающих из вздыбленной морской пены. О комфорте жилья внутри и говорить не приходилось. Для себя же строили – не в доход сдавать.

Бани вышли еще грандиознее. Неглинка-то к тому времени уже грязным болотом слыла – как из нее воду брать?! Провели особую водопроводную нитку от Москвы-реки. Но это только для технических нужд. Для мытья же пользователей вырыли 700-метровую артезианскую скважину, чтобы вода абсолютно чистой была. Для мягкости воды стали использовать новомодные американские фильтры типа «Нептун», для освещения – диковинные для того времени электрические лампочки, во дворе поставили собственную электростанцию. Добился-таки Алексей своей мечты – уломал жену на «электрические расходы».

14 февраля 1896 года при огромном скоплении начальства, духовенства и купечества состоялось освящение Сандунов. Вера слушала торжественные речи и вдруг поняла – второе рождение бань произошло ровно через 90 лет после их постройки. Да и сама Вера ровно на 90 лет младше красавицы Сандуновой. Мистика какая-то, предопределение!..

На другой день москвичи в бани валом повалили, как на экскурсию, – красотами любоваться. Но самый большой фурор настал для Сандунов, когда электричеством от банной электростанции осветилось московское венчание на царство императора Николая II.

Теперь вход в общие залы стоил 5 копеек, в дворянские – рубль, но наибольшим спросом пользовались 27 «личных кабинетов» с отдельными парилками. Плата за них доходила до 10 рублей, но все равно купцы, дворяне и интеллигенция обожали там «позаседать». Богемный народ иногда даже спал там. Сам Шаляпин, большой друг Верочки, укрывался в «кабинете» от особо ретивых поклонниц. В самом деле, где найти укрытие надежней, чем в мужской бане? А вот вечно смущающийся Антон Чехов, наоборот, хоть и любил попариться, но ходить в модные Сандуны опасался: там ведь все светские вертопрахи гужуются – заговорят, забаламутят, и отвязаться от них неловко, и времени потраченного жалко. И между прочим, жил Чехов теперь в том самом доме на Пречистенке, 20, откуда сама Фирсанова хоть и переехала на Неглинную улицу, но дома не продала, а стала сдавать внаем.

Слушая восторженные похвалы «баням Ганецкого», Вера мужем страшно гордилась. Но однажды узнала неприятное – поигрывает ее муженек в картишки. А как-то поутру, когда Ганецкий отсыпался после очередной карточной ночи, прикатил управляющий банком – сам красный, от волнения заикается, не знает, как сказать. В конце концов выложил: проигрался Верин муженек в пух и прах и подписал закладную на Сандуны.

Вера, конечно, не поверила. Но тут управляющий сказал с обидою:

– Воля ваша, Вера Ивановна, но мы, Ермоловы, всегда стоим за правду!