Красное Село. Страницы истории - Вячеслав Гелиевич Пежемский

в большой чистоте. Воздух в них был чист, по возможности. При густоте населения в ночное время спасали открытые полы и благодатный ветерок. Сразу же за солдатскими палатками располагались помещения фельдфебелей. В некоторых ротах это были тоже палатки, но оборудованные более комфортабельно. У хозяйственных ротных командиров фельдфебельские помещения были балаганчики из досок, с кроватью, столом и двумя стульями. Такие же балаганчики рядом служили канцелярией. В них помещались ротные писаря…

Тыл палаточного расположения – березовая роща, изрезанная дорожками, усыпанными песком, шла в глубину еще шагов на полтораста и упиралась в широкую шоссейную дорогу, которая шла параллельно передней линейке и резала главный лагерь по всей его длине. По другую сторону этой дороги тянулась линия офицерских бараков. В каждом полку бараки были разного типа. У Преображенцев и Измайловцев в русском стиле, с гребешками и с петушками, у первых выкрашенные в темно-красную краску, у вторых – в белую. В том же стиле выдержаны были и их лагерные собрания. Наши офицерские бараки никакого стиля не имели и, в противоположность нашему отличному лагерному собранию, были вовсе непрезентабельны. Каждый барак представлял из себя маленький деревянный домик с террасой. Домики делились на две половины, и из каждой половины дверь выходила на террасу. Так как один офицерский барак полагался на роту, то одна его половина предназначалась ротному командиру, другая – двум младшим офицерам. У ротного было три комнаты: кабинет, спальня и маленькая каютка для денщика. У младших офицеров по комнате и такая же каютка для двух денщиков. Кроме парадного входа, через террасу, на каждой половине было еще и черное крыльцо. Им главным образом и пользовались все обитатели барака, чины офицерские и нижние. Впрочем, никогда не случалось, чтобы наши офицерские бараки были населены, как им это полагалось. Офицеры постарше через два лета в третье имели чуть-что незаконные права на трехмесячный отпуск. Были полковники и капитаны, которые умудрялись получать отпуск каждое второе лето. Все они на летний сезон разъезжались по своим имениям или по заграницам, т. к. отпуска в полку давались легко. Во время лагерного сбора в ротах зачастую оставалось по одному офицеру, и при таких условиях жаловаться на тесноту в бараках нам не приходилось. Мебель в бараках была собственная, офицерская. Свозили туда обыкновенно все то, что уже не годилось на городских квартирах. Кровати у всех были городские и обыкновенно с пружинными матрацами. Почти всюду в бараках имелись письменные столы, диваны и мягкие кресла. Попадались бараки с кушетками, зеркальными шкафами и даже с коврами. Вообще суворовского спартанства там, нужно сознаться, не наблюдалось. Каждый старался устроиться поудобнее. Бараки батальонных командиров, так называемые „полковничьи“, были еще больше и еще удобнее и помещались в саду, против Собранья. Барак командира полка был деревянный домик в несколько комнат. Это была уже настоящая „дача“, со всеми возможными удобствами. На содержание и ремонт офицерских бараков казна, по обыкновению, ничего не отпускала. Накопленный из офицерских вычетов, в мое время, кажется, по рублю в месяц, существовал „барачный“ капитал. Из него и брались деньги на всякие покраски и починки.

Аллея в Авангардном лагере. Современный вид

За офицерскими бараками первой линии шла дорожка, а за ней, на некотором расстоянии, были построены огромные и солидные, на кирпичных столбах навесы, каждый вместимостью на 500 человек. Это были батальонные столовые и кухни. Каждый четырехугольник навеса делился на четыре части, по числу рот в батальоне, а посредине кухни с котлами. Около каждой кухни во время обеда и ужина работал свой кашевар, в белом фартуке и белом колпаке. Каждая из четырех рот располагалась в своем углу, и все столы были покрыты толстым слоем белой лаковой краски. Мыли их часто горячей водой с мылом, а после каждого обеда и ужина протирали мокрой тряпкой, таким образом содержались они в самой идеальной чистоте. Столовых в полку было четыре, по одной на каждый батальон. Кроме своего прямого назначения, эти навесы-столовые служили и другим целям. В ненастную погоду под руководством офицеров и унтер-офицеров там производились занятия, „словесность“, т. е. понятие об уставах, сборка-разборка винтовки и „грамотность“. Спору нет, что до революции в России было много неграмотных, все же из поступавших осенью в роту 50–60 человек совершенно неграмотных выходило не больше 10–15. Зато так называемых „мало-грамотных“, которые могли читать только по печатному, с превеликой медленностью и „пальчиком водя“, а когда пускались писать, то выводили чудовищные загогулины – таких было подавляющее большинство. По успешности их всех делили на группы и при первой возможности сажали их за буквари. Как общее правило, писать любили больше, чем читать. Это было занятие много занимательнее.

Для экономии, а главное для удобства, в лагерях чины надевали высокие сапоги только на строевые занятия и в наряды, а все остальное время разгуливали в „опорках“. Полагаю, что военным объяснять, что такое „опорки“, излишне. Ходить без фуражки или без пояса не позволялось, но при фуражке, при поясе, с застегнутым воротом и с ногами в опорках, вне службы, в лагерях солдат считался одетым по форме. В таком виде он мог предстать даже перед ротным командиром. В опорках строем роты ходили на обед и на ужин, причем по старой гвардейской традиции в четырех шагах перед ротой шел флейтист, игравший на дудочке»[24].

Художник П. А. Федотов – участник и летописец красносельских лагерей

Маневры николаевского времени – особая, самая, может быть, яркая страница в истории Красного Села. Такого внимания, какое тогда получали они свыше, наверное, позже никогда уже не было. К сожалению, в середине XIX в. еще нет фотографии – важного исторического источника. Искусство фотографии тогда только начинало развиваться в Петербурге, и первые фотографы доехали до Красного Села лишь в эпоху Александра II, а массовыми стали съемки лишь в царствование Александра III.

Как же «увидеть» происходившие события? В этом нам может помочь творчество одного из ярких представителей художественной культуры XIX в., человека глубоко связанного и с армией, и с Красным Селом – Павла Андреевича Федотова. Его работы «Сватовство майора», «Вдовушка», «Анкор, еще анкор!» вошли во все учебники по истории художественной культуры России XIX в., да и вообще в золотой фонд отечественной культуры. Всего тридцать семь лет прожил он, из них семнадцать отдал российской армии – учебе в Кадетском корпусе и службе в лейб-гвардии Финляндском полку. Еще во время учебы он увлекся рисованием, а материал для творчества давали ему сослуживцы, военная жизнь, быт.