Славный парень - Дин Кунц

Линда догнала его. Промокшая. Прекрасная.

Небо разорвалось. С него пал резкий свет. Яркие отблески засверкали в лужах.

Тим мог поклясться, что через корпус часов чувствует движение секундной стрелки, спешащей по кругу.

На лужайке перед более модерновым домом они увидели табличку с надписью «ПРОДАЕТСЯ». Задернутые шторы на всех окнах обоих этажей служили ещё одним признаком того, что в доме никто не живет.

На почтовом ящике крепилась прямоугольная рамка для табличек с номером дома и фамилией. Первая, с номером, оставалась на месте, вторую убрали.

Тим протянул пистолет Линде. Она взяла его без единого слова.

Он выдернул табличку «ПРОДАЕТСЯ», пусть и пришлось поднапрячься. Закрепили ее на совесть: металлические ножки уходили в землю на шесть, а то и восемь дюймов.

Соседний дом построили в традиционном тосканском стиле. Перед ним Тим и воткнул в траву выдернутую табличку. Почва уже достаточно пропиталась водой, чтобы податься под металлическими ножками. Конечно, табличку немного перекосило, но держалась она крепко.

В следующем доме ребенок оставил велосипед на лужайке. Тим схватил его и перенес на то место, где первоначально стояла табличка.

Линда наблюдала за ним, не задавая вопросов, ничего не комментируя, с некоторым недоумением на лице и в то же время очень внимательно, как прилежный студент изучает уравнения, написанные на доске преподавателем.

Тим решил, что без труда может влюбиться в нее. Если уже не влюбился.

Еще до того, как он попросил пистолет, она протянула его.

—Пошли, — сказал он, и они поспешили к безмолвному дому.

Небо, как хорошо укрепленная крепость, отстреливалось сверкающими дротиками, разрывы сотрясали ночь.

Дорожка между домом и стеной привела их ко внутреннему дворику под крышей. Они с облегчением нырнули под нее.

Окна, как поняли они, кухни и комнаты для завтрака закрывали жалюзи, остальные — шторы. А вот два французских окна ничто не закрывало. Линда направила на одну из стеклянных панелей луч фонаря, осветив пустую, без мебели комнату.

Тим взял пистолет за ствол и, дождавшись, когда гроза в очередной раз сверкнет белыми зубами, разбил стекло одновременно с раскатом грома. Сунул руку внутрь, нащупал барашек врезного замка, открыл французское окно.

Линда последовала за ним в дом, закрыла французское окно, они постояли, прислушиваясь, но отсутствие мебели уже ответило на все вопросы: в доме действительно никто не жил.

—В таком особняке обязательно есть система охранной сигнализации, — заметил Тим. — Но ее отключили. Во-первых, в доме нет ничего ценного. Во-вторых, она только создает риелторам лишние проблемы.

Линда через французские окна смотрела не на внутренний дворик, не на стену, не на черную дыру каньона, а дальше, на сверкающие тысячами огней холмы, лежащие между гребнем, на который они поднялись, и океаном.

—  Как такое может случиться с нами здесь, среди этих домов, стоящих многие миллионы долларов, с этой лежащей под нами Ривьерой...

—  Разве ты сама не сказала, что цивилизация хрупкая, как стекло?

—  Может, все гораздо хуже. Может, цивилизации — мираж.

—  Всегда находятся такие, кто хотел бы выключить свет и погрузить нас в темноту. Пока нам везет. Они постоянно в меньшинстве.

Она отвернулась от окна.

—  Мы здесь в безопасности?

—  Нет.

—  Я хотела сказать, на короткое время?

—  Нет. Он совсем рядом.

Глава 27

Крайт проехал мимо брошенного «Эксплорера». Вместо того чтобы припарковаться у тротуара, остановился за зеленым островком по центру круглой площади, где парковка не разрешалась.

Дождь его раздражал. Он так дорожил своей одеждой, а прогулка под дождем означала, что ее придется выбрасывать.

Что ж, с дождем он ничего поделать не мог. В недавнем прошлом с неохотой признал, что контролировать погоду ему не под силу.

Какое-то время он, правда, предполагал, что может на нее влиять. Основанием служил тот факт, что практически всегда он получал именно ту погоду, которая требовалась ему для подготовки и совершения убийства.

Крайт прочитал несколько книг по психокинезу, способности мозга влиять на материальные объекты. Некоторые люди могли гнуть ложки, не прикасаясь к ним. Другие, также обладающие паранормальными способностями, говорили, что могут перемещать предметы из одного места в другое одной лишь силой мысли.

Однажды Крайт согнул ложку, задействовав, правда, не мозг, а руки, от раздражения. Не просто согнул, а завязал узлом.

Даже собрался нанести визит писателю, который написал книгу о том, как развить свои психокинетические таланты. Ему хотелось заставить писателя проглотить эту завязанную узлом ложку.

Крайту нравилось заставлять людей глотать вещи, которые никому глотать не хотелось. Он не знал, почему ему это нравилось, но с давних пор ничто другое не доставляло ему большего удовольствия.

Поскольку веши эти были самых разных форм и размеров, люди, которых он заставлял их глотать, часто при этом умирали. Вот он и пришел к выводу, что не стоит начинать вечер, который проводил с жертвой, с глотания, лучше отложить это действо на самый конец.

Как только человек умирал, сделать с ним что- либо более не представлялось возможным.

Автор книги о психокинезе писал также о предсказании будущего. Возможно, проку от этих книг было больше, но Крайта они не интересовали.

Он и так знал будущее. Сам его и творил.

Большинству людей будущее вряд ли понравилось бы, но Крайту не терпелось туда попасть. Он полагал, что мир движется в правильном направлении.

Он вышел из автомобиля и замер под дождем. Подумал о чистом небе, о звездах, но дождь продолжал лить. Крайт предполагал, что так и будет, но считал, что попытка — не пытка, благо усилий пришлось приложить не так уж много.

Объектом его воздействия были не ложки или погода — человеческие существа. С ними он мог делать все, что хотел, а здесь и сейчас он хотел убить мужчину и женщину.

На высвеченной на электронном дисплее карте «Эксплорер» остановился примерно за минуту и сорок секунд до того, как Крайт повернул направо на Т-образном перекрестке. За минуту и сорок секунд далеко они уйти не могли.

Не могли уйти дальше домов, в каньон, не могли в дождь и в темноте.

Если бы они побежали на юг, к перекрестку, он бы их увидел, когда поднимался на холм.

Крайт стоял на зеленом островке в центре круглой площади, которой заканчивалась улица, под ветвями большого кораллового дерева, и оглядывал пять домов. Не видел ни одного освещенного лампой окна.

В эти дни здравомыслящий человек не пошел бы открывать дверь и не впустил бы в дом двух незнакомцев в четыре, с десятью минутами, часа утра.

В каждом доме ворота вели в задний двор. Крайт надеялся, что ему не придется обыскивать все пять дворов.

Держа снабженный глушителем «Глок» в правой руке, стволом вниз, он спрыгнул с островка. По тротуару обошел круглую площадь, изучая каждый дом, пытаясь найти что-то необычное.

Ярко сверкнула молния, разлив серебро по мокрому асфальту.

Крашу давно хотелось увидеть человека, в которого ударила бы молния. Если бы он мог контролировать погоду, то обязательно бы такое устроил.

Однажды он убил электрическим током бизнесмена, который принимал ванну, но должного эффекта не получил. Глаза мужчины не расплавились, волосы не вспыхнули.

Вспышка привлекла внимание Крайта к табличке «ПРОДАЕТСЯ», стоящей на лужайке перед домом, построенным в тосканском стиле, вычурность которого решительно ему не нравилась. Табличку определенно поставили не как положено. Перекошенная, она и смотрела не на улицу, а чуть вбок.

Окна второго этажа были закрыты шторами, но некоторые из окон на первом оставались открытыми. Из абсолютно черных комнат никто не таращился на него, во всяком случае, бледных лиц он не видел.

А вот рядом стоял дом, который ему понравился. Он мог бы провести в нем уик-энд, когда хозяева были в отъезде, вызнал бы их мечты, надежды, секреты. При условии, что в доме соблюдались установленные им стандарты чистоты.

На лужайке лежал велосипед. Получалось, что чистоты в доме ждать не приходится. Если родители не научили ребенка прибираться за собой, значит, их самих отличает неряшливость.

И однако Крайт чувствовал, что люди которые столь тонко ценили чистоту линий в архитектуре, не могли потерпеть безалаберность и в личной жизни.

Все окна на обоих этажах закрывали шторы.

Около парадной двери стояла элегантная кадка из известняка, предназначенная для карликового деревца, вокруг которого высаживались сезонные цветы. Кадка пустовала.

Крайт ещё раз посмотрел на зашторенные окна, на кадку. Перевел взгляд на велосипед. С велосипеда — на табличку с надписью «ПРОДАЕТСЯ» на лужайке соседнего дома.