Холотропное дыхание. Новый подход к самоисследованию и терапии - Станислав Гроф

Вот несколько примеров переживаний в ходе сеансов Холотропного Дыхания, которые сосредоточиваются на разных уровнях психики, начиная с двух отчетов, указывающих на события в биографии после рождения. Они показывают, что тяжелые физические травмы обладают и сильным психотравматическим действием и могут оказывать глубокое влияние на будущую жизнь человека. Первый из этих отчетов представляет собой описание раннего сеанса работы с дыханием Элизабет – 37-летней независимой писательницы и издателя, которая позднее участвовала в нашем тренинге и стала сертифицированным фасилитатором. В этом сеансе она заново переживала и прорабатывала забытый несчастный случай из своего детства.

В 37 лет я почувствовала себя готовой к Холотропному Дыханию. Рождение нашего первого ребенка за пять лет до этого спровоцировало неожиданный и продолжительный период послеродовой депрессии. Последовавшие за этим трудности родительства принесли другие нерешенные психологические проблемы, и я начала регулярный курс психотерапии. Но я по-прежнему чувствовала себя очень озадаченной, бессильной против ярости, которая прорывалась из глубины меня в ответ на какое-нибудь тривиальное событие, и боялась, что причиняю боль своему мужу и маленькому сыну.

Я записалась на недельный практический семинар и проехала 8 часов от своего дома в горах Вермонта до дюн Мыса Код. Песок несло через шоссе как снег. Повсюду был океан. Провинстаун в октябре казался призрачным городом, пустым и покинутым. Старый скрипучий отель выходил на залив в месте первой высадки колонистов. В пустоте этого места неясно ощущалось жутковатое присутствие ветра, моря и фольклора Мыса Код. Была неделя Хэлоуина. В тот вечер мы слушали лекцию психиатра Станислава Грофа; мы услышали о необычных состояниях сознания, процессе рождения и трансперсональной сфере. Мы увидели слайды с фантастическими и красивыми рисунками, сделанными людьми, которые пережили то, что нам предстояло делать на следующий день. Во время перерыва мы разбились на пары для участия в сеансах работы с дыханием.

На следующее утро я лежала на полу вместе с более, чем сотней других людей. Мой партнер сидел рядом со мной, в то время как я отправлялась в путешествие, которое должно было изменить мою жизнь. Дыша быстрее и глубже, слушая навевавшую воспоминания музыку, я отдавалась неожиданным ощущениям, которые начинали течь через меня. Мое тело сразу же начало жить собственной жизнью. Мои руки двигались большими стремительными кругами настолько мощно, что я чувствовала себя одержимой какой-то сверхчеловеческой силой. Этот танец продолжался некоторое время. Затем энергия стала сосредоточиваться в моем левом запястье, пока я не стала испытывать точно ту же боль, которую чувствовала в 11 лет, когда было сломано мое запястье. В этот момент я услышала свои слова: «Отец сломал мне запястье, когда мне было 11 лет». На меня снова нахлынули образы и ощущения этого давно забытого инцидента.

Я не просто вспоминала то событие, а чувствовала себя ребенком, снова оказавшись во дворе дома, где я выросла. Был теплый день ранней осени. Мы все были дома, даже мой отец, который, будучи врачом, большую часть времени отсутствовал. Значит дело, должно быть, происходило в выходной. Его машина, белый Сааб, стояла на подъездной дорожке к переднему входу нашего дома. Отец садился в машину. Он собирался спустить ее с холма и поставить в гараж. Я подбежала к нему. «Можно мне сесть на машину?» – спросила я. Он не задумываясь согласился, и я взгромоздилась на капот, предвкушая волнующую поездку таким необычным образом. Мы поехали по дорожке. Сперва поездка была возбуждающей как плавание под парусом, в которое мы иногда отправлялись вместе с побережья Майне. Мостовая двигалась прямо подо мной, прожилки камня проплывали мимо, подобно морю.

Но когда мы достигли подошвы холма и отец начал вести машину вперед, ощущения резко изменились. Мое тело потеряло равновесие. Я неистово искала, за что ухватиться на гладком металле, чувствуя, что падаю на мостовую. Даже пытаясь удержаться, я знала, что наверняка упаду, упаду на твердую мостовую перед этим движущимся автомобилем. И я столь же наверняка знала, что он меня раздавит, если я не сделаю чего-то, чтобы из под него выбраться.

Едва упав на мостовую, я покатилась к обочине. Я обнаружила, что сижу на мягкой зеленой траве, сама не зная, как я туда попала, дрожу и трясусь. Отец был рядом со мной, спрашивая, как я себя чувствую. Все мое внимание было сосредоточено на левом запястье. Я знала, что оно сломано – столь же несомненно, как знала, что упаду и что мне надо покатиться, чтобы убраться с пути машины. Я показала запястье отцу. Кисть свисала под странным углом, напоминая мне цветок со сломанным стеблем. «Мое запястье, – сказала я, – что-то не так с моим запястьем. Я думаю, оно сломано». Отец кратко осмотрел его. «Нет, – объявил он своим категоричным врачебным тоном. – Все в порядке. Ничего не случилось».

Я верила ему или, по крайней мере, старалась верить. Но разрыв между моим доверием к отцу и сигналами, которые я получала от своего тела, было невозможно преодолеть. Я удалилась в свою спальню, не зная, куда еще пойти, и лежала на постели в подвешенном состоянии между болезненной очевидностью сломанной кости и решительным отрицанием этого моим отцом. Моя левая рука, ставшая бесполезной, лежала на подушке рядом со мной. Я чувствовала странную отделенность от этой руки, за исключением того, что какое-нибудь небольшое движение причиняло мне острую боль. В комнате было очень темно. По краям задернутых штор пробивались полоски солнечного света..

Когда очевидность моего состояния возобладала, мать отвезла меня в больницу. Там был рентген, а потом гипс, который я носила 6 недель. Мои друзья писали на нем свои имена. Отец не говорил ничего. В последующие годы я мало думала об этом несчастном случае. Его затмили другие события, казавшиеся более важными. Но сеанс работы с дыханием привел меня прямо в то место во мне, которое нуждалось во внимании. Хотя физически я исцелилась за много лет до этого, что-то внутри по-прежнему было сломано.

Теперь движение моего тела – в особенности, рук – усилилось, и я чувствовала невероятную целительную силу, исходящую из моей правой руки и направляемую на мое левое запястье. Я снова услышала, как говорю, на этот раз, удивленным тоном: «Моя правая рука хочет исцелять мое сломанное запястье». Тут какая-то невидимая сила подняла меня на ноги и я чувствовала, что окружена заботливыми людьми в комнате, которые поощряли меня продолжать, пока этот невероятный танец не разрешился сам собой красивым и загадочным образом.

После сеанса я была переполнена благодарностью за то, что нашла в себе способность к самоисцелению. В последующие годы мне удалось обсудить это событие с моей семьей, в том числе с родителями и установить с ними более честные отношения. Вскоре я поняла, что темы этого инцидента распространялись на другие события моего детства, и в конце концов распознала семейные паттерны, соединяющие поколения. С помощью продолжающейся работы с дыханием и заботливого спутника жизни, я начала без страха встречать кое-какую боль в своей жизни и возвращать себе большие куски своего прошлого.

Второй отчет описывает один из сеансов Кати, 49-летней психиатрической медсестры, участвовавшей в нашем тренинге. Он касается, главным образом, травматического переживания в раннем детстве, хотя разрешение этой травмы имеет сильные трансперсональные черты. В этом сеансе исчезновение биоэнергетической брони, вызванной долгим нахождением в неподвижном положении в раннем детстве, переживалось как освобождение от черепашьего панциря и наслаждение свободой движений в красивой природной обстановке.

В начале сеанса интенсивное дыхание заставляло меня ощущать, что мое тело заперто и заморожено в лежачем положении. Я отчаянно пыталась перевернуться на живот, но была неспособны это сделать. Я казалась себе беспомощной черепахой, перевернутой на спину и не способной избежать своего опасного положения. Я начала плакать из-за неспособности изменить мое положение, поскольку мне казалось, что от этого зависит моя жизнь. Я заметила, что на животе у этой черепахи было изображение ребенка, нуждающегося в питании (рисунок Ш.1), и чувствовала, что существует какая-то связь между этим переживанием и моим собственным внутренним ребенком. Долгое время я продолжала безутешно плакать.

Затем что-то изменилось, и я почувствовала, что на панцире этой черепахи изображен красивый ландшафт (рисунок Ш.2). Затем мой опыт опять изменился, и я стала маленьким ребенком, который не может менять свое положение и нуждается в чьей-либо помощи, чтобы это делать. (Позднее я спросила свою мать, и она рассказала, что когда мне был один год, мой педиатр решил, что меня нужно поместить в корсет с раздвинутыми ногами из-за дефекта бедренных суставов. Мне пришлось оставаться в неподвижности в течение 40 дней).