Тело в шляпе - Анна Малышева

— Может быть, это ты мне скажешь, чего добиваешься и куда ее на ночь глядя собираешься тащить?!

— Скажу. В ресторан. Хотел девочку вкусно покормить и развлечь.

— Развлечь?! — завизжала Люся. — Морочишь ребенку голову, развлечься задумал, а что потом с ней будет, тебя не касается!

— Во-первых, она уже не ребенок, а во-вторых, это как раз тебя не касается. Что ты лезешь-то всюду?

— Я за нее отвечаю. У девочки нет родителей, она сирота, — Люся трагически всхлипнула.

— И кто же тебя уполномочил? С чего ты взяла, что именно ты за нее отвечаешь?

— Ты — женатый человек, как тебе не стыДно…

-..угощать сирот обедами?

— При чем тут обед9 Тоже — благодетель на шелся. А что ты с ней сделаешь ПОСЛЕ обеда?

— Цинично надругаюсь и выгоню на мороз. А что, ты против? — Иван уставился на Люсю с ненавистью.

— Ха. Ха. Ха, — мрачно сказала она, — доба вить тебе к этому нечего?

— Есть чего. Что-то я совсем сбрендил, раз веду с тобой разговоры. Пока, я пошел. И не лезь не в свои дела.

— А если я позвоню твоей жене?

Иван остановился.

— В вашем штабе это называется Доносительство и стукачество.

— Я позвоню! — крикнула Люся.

— Да ради бога. — Иван захлопнул дверь и побежал по лестнице вниз. Люся немедленно выскочила на лестничную площадку вслед за ним.

— Ты — плохой человек, — крикнула она, — твой цинизм, как ржавчина, все разъедает и приводит в негодность. Ты и так испортил нам многое. То, что мы строили годами, наше уникальное сообщество, наше взаимопонимание и взаимовыручка — это все ты опошлил и облил грязью. Ты — жук в муравейнике! И напрасно ты нас не боишься. У нас принято защищать своих. И защищаться.

— Боюсь, боюсь, — крикнул Иван снизу. — До смерти.

Марину Иван встретил у подъезда.

— Я не виновата, — она схватила его за руку. — Понимаешь, Люся позвонила, хотела приехать, а я сдуру брякнула, что мы с тобой идем в ресторан. Ну, и все. Я думала — все. А она приехала, начала кричать, что не позволит, что ты просто так… ну, что несерьезно ко мне относишься, а так, от скуки, и что для тебя главное — семья, и что ты любишь жену…

— Конечно, люблю. — Иван обнял ее и погладил по голове. — Жен надо любить, да и как их не любить, таких прекрасных.

Почувствовав, что Марина начинает вырываться и уже обиженно сопит, обнял ее покрепче и добавил совсем другим голосом, который его жена Ирина называла кошачьим: — Я тебя люблю. Очень.

Кошачий голос — это когда к уверенности в себе, в своих чарах добавляется изрядная доля теплоты, интереса к собеседнику (собеседнице) и чуть-чуть загадочности, за мутной пеленой которой должны маячить конкурентки, то есть претендентки на Него. Поэтому под аккомпанемент кошачьего голоса очень хорошо удаются разговоры о прежних любовных похождениях, но (!) — о важно, безо всякой заинтересованности к своим прошлым победам. Максимум, что можно себе позволить, — это вдруг (разговором навеяло) вспомнить что-то приятное, слегка улыбнуться, даже, пожалуй, усмехнуться, сказать чуть устало:

"Вот, помню, в Красноярске… или в Свердловске… Господи, как же ее звали? Но точно помню, она то ли училась где-то, то ли работала".

Ирина, когда слышала этот голос, приходила в неописуемую ярость. Марина — таяла, что и требовалось доказать.

— Поехали, — Иван потащил ее к машине, — а то и голодной смертью умереть недолго. Она там у тебя квартиру не ограбит?

— У меня грабить нечего, а дверь захлопывается. Только она, наверное, будет дожидаться меня. — Марину передернуло.

— Боишься?

— Боюсь.

— А ты домой не вернешься, — пообещал Иван.

— А куда же я денусь?

— Придумаем куда. Что нам, деться будет некуда в таком большом городе?

— Нам?

Иван взял ее руки в свои, поцеловал, посмотрел просительно:

— Если ты, конечно, не будешь возражать.

— Дело в том, что…

— Tec, — Иван закрыл ей рот ее же ладонью, — позже обсудим. Сейчас мы едем ужинать. Просто ужинать.

Весь вечер разговоры все равно крутились вокруг Люси.

— Чего ты ее боишься? И зачем ты вообще с ней общаешься? — то ли утешал, то ли ругал Марину Иван.

— Так получилось. Я к ней привыкла. Когда умерла мама, представь, я же училась в девятом классе, они мне очень помогли, Люся следила, чтобы я не чувствовала себя одиноко.

— Это все прекрасно, но нельзя позволять им лезть в твою жизнь.

— А разве в твою жизнь никто не лезет? Просто у тебя — одно, у меня другое, — пробовала сопротивляться Марина.

— Нет, ты же видишь, она тобой распоряжается!

— А тобой никто не распоряжается?

— Сейчас уже нет. Кстати, твоя Люся пообещала настучать моей Ире.

— Испугался?

— Нет.

— А я ужасно этого боюсь. — У Марины даже голос задрожал. — Просто ужасно.

Глава 25. ИРИНА

Позвонил Гена, и Ирина стала рассказывать ему о своих горестях. О том, что приходили из милиции, и, кто их знает, не исключено, что они ее подозревают, во всяком случае, в убийстве Марины. И в конце концов расплакалась.

— Да что ты, — Гена старался ее утешить как мог, — с чего им тебя подозревать? Ерунда какая, этого просто не может быть.

— С того, что этот козел Иван рассказал им о своих пылких чувствах к вашей Марине. Он весь даже почернел от переживаний, говорят.

— Ну и что? Марина же выходила замуж за Рому, и даже если они заподозрят тебя в ревности, ситуация для тебя хорошо разрешалась — соперница ушла к другому. Вот если бы ты решила ее убить в разгар их романа…

— Гена! Что ты говоришь?! — Ирина задохнулась от возмущения.

— Я просто представляю, что они могут думать. Расскажи им, что тебе удалось разрушить их роман бескровным путем.

— Ты с ума сошел! — Ирина перешла на крик. — Зачем же я буду им это рассказывать? Мне же не удалось вернуть Ивана, они еще подумают, что мне пришлось прибегнуть к более радикальному средству.

— Глупости. — Бедный Гена уже не знал, что сказать. — Не хочешь рассказывать, не рассказывай. И не плачь. Милиция ко всем ходит, им так положено. А когда найдут убийцу, то и вовсе от тебя отстанут.

— А если не найдут?

— Все равно отстанут.

— Дурак ты, Гена. — Ирина швырнула трубку на рычаг.

Надо отдать Гене должное, он спокойно относился к выпадам Ирины в свой адрес. А уж на простого «дурака» он тем более обидеться не мог.

Впервые Ирина усомнилась в его умственных способностях, когда он предложил ей выйти за него замуж. А предложил он это, когда узнал о ее беременности. Ирина хохотала до слез. Гена изумленно смотрел, как Ирина размазывает по Щекам тушь для ресниц, как безуспешно старается унять свой хохот, и не понимал, что здесь смешного. Ее бросил муж, причем по причине ее же неверности, и надеяться на то, что он вернется, было бы наивно.

Оказалось, Ирина считает по-другому; Оказалось, она надеется, что, перебесившись, Иван простит ей ее неверность, она за это простит ему его неверность, и он вернется в семью. Гена же в качестве мужа ее не устраивает ни под каким видом.

— Дурак ты, Ген, — сказала Ирина, отсмеяв-шись. — Ну какой ты мне муж? Я привыкла жить хорошо, а ты — ты так, для души, для тела. Но не для семьи же, сам подумай.

— Ты боишься, что, если ты выйдешь за меня замуж, Иван тебе денег будет меньше давать? — догадался Гена.

— Боюсь, что совсем не даст.

— Как? У вас же двое детей.

— Они большие. Скоро разбегутся, и он будет им помогать напрямую. А как нам с маленьким жить?

— Ух, как далеко ты заглядываешь. — Гена присвистнул. — К тем временам сколько еще воды утечет.

Ирина махнула рукой:

— Нет, ты не понимаешь. И никто не понимает. Если Иван не вернется, не дай бог, конечно, я останусь у разбитого корыта, и ничего уже не поправишь. Ничего. Главная ставка моей жизни была сделана на Ивана. — Ирина с трудом сдерживала слезы.

— Ну, Ирочка, я тебя прошу… ну, пожалуйста… — Гена очень переживал, очень ее жалел, но не сомневался, что толку от его жалости никакого.

Он ошибался. Ирина очень ценила в Гене готовность ее пожалеть. Мама ее тоже жалела. Вот они двое только ей и сочувствуют — Гена и мама. А больше никто.

После разговора с Геной Ирина почему-то позвонила Люсе. Та тоже была в расстроенных чувствах.

— Я думаю, зря мы с тобой им помешали, — заныла Люся. — Ну что тебе с этого, какая радость? Сидишь одна, Иван на тебя злой, Мариночку убили. Из-за Ромы, это ж понятно.

— Неизвестно еще.

— Да что — неизвестно? Раз их двоих, значит, из-за него. А так, ну женился бы твой Иван на Мариночке, так он себя всегда виноватым бы перед тобой чувствовал, помощь бы оказывал. А теперь — жди.

Ирина спорить не стала. Конечно, Люсин грандиозный проект по женитьбе Ромы и Марины сорвался. И вот ведь дрянь, теперь она начинает вилять, прикидываться, что это она, Ирина, Ивану помешала. Что бы она тогда без Люси могла сделать? А сейчас — зря, зря… А вот и не зря! Почему, собственно, ему должно быть хорошо, когда ей плохо? И почему должно быть хорошо этой Девке, которая мужика из семьи увела?