Журнал «Вокруг Света» №03 за 1990 год - Вокруг Света

Когда в Гао началось строительство бойни, я приехал сюда и работал на погрузке и разгрузке. Я был крепкий парень,— Сумейлат, усмехнувшись, хлопнул себя по груди,— не то, что сейчас. Ну а что еще могли предложить человеку без специальности? Хорошие и беззаботные это были времена. В саванне росло много травы, ходили добрые стада. Бойня и ее холодильники, думал я, не останутся без работы. Стройка подходила к концу, и появилась у меня мыслишка съездить к отцу, выпросить причитавшуюся мне часть скота, пригнать в Гао и продать на бойню, а на вырученные деньги построить себе домик и потом жениться. Все же работать на бойне неплохо — хоть бы и туши таскать.

Приехал к отцу. Сообщил о своем намерении. Отец нахмурился, долго молчал, а потом сказал:

— Трудно мне самому на такое решиться. Ты ведь знаешь, у нас, сонгаев, есть обычай не продавать скот, я должен посоветоваться. Отец пошел к дилайе — старейшей корове стада. Благородная корова ничего ему не подсказала. Тогда он направился к прорицателю. Старик Конате велел принести цыпленка, и они вечером вместе ушли в саванну. Утром, чуть свет, Конате разбудил его и сказал, что все в порядке. Из саванны отец возвратился возбужденный. Трудно было разобрать, чего больше, печали или радости, на его лице. Он проговорил тогда:

— Лис принял цыпленка. Старик Конате объяснил, что ты, сынок, можешь поступать, как задумал. Я желал сделать как лучше тебе, Сумейлат, и духи услышали мои просьбы. Не знаю, как и благодарить старика Конате. Только вот, сынок, не отдам я тебе ни одной коровы, корова бесценна, бычков возьми.

Я был рад, что отец понял меня и не прогнал. Возвращаться в Гао мог со спокойной душой. На радостях предложил отцу бутылку виски и чуть было все не испортил. Он посмотрел на меня исподлобья и процедил:

— Ты знаешь, кроме чая и воды, я ничего не пью и не хочу, чтобы дети мои касались напитков, привезенных хаука. Мы в семье не пьем даже доло (Доло — просяное пиво), которое делают в округе все соседи, и фульбе, и догоны, и бамбара. Не огорчай меня, сынок.

Через три месяца, когда бойня заработала, я пригнал в Гао свое стадо. Животных посмотрел ветеринар, и мне выдали крупную сумму. Сроду таких денег я не держал в руках, да и потом не было у меня столько.

Я снимал каморку у тетушки Аду. Крыша над головой была, и поэтому не очень торопился ставить дом. На бойне работы мне по-прежнему не находилось. Стал захаживать в «Атланту» пропустить стаканчик-другой. В «Атланте» иной раз и ночевал. Мне все тогда казалось, что вот-вот на работу устроюсь. И такая у меня появилась уверенность, что я решил: бояться мне нечего, дело еще молодое, деньги есть — подожду. Бойня работала, но животных пригоняли все меньше. Короче, в один прекрасный момент бойню закрыли совсем. Это известие меня добило. Стада нет, половины денег нет, работы нет. К отцу возвращаться стыдно. Дома не построил. В общем, понимаешь, стал выпивать. Через год ушли мои последние франки.

Долго я перебивался случайными заработками, пока не встретил господина Сангаре. Работал у него на перевозе соли. А теперь околачиваюсь в гостинице, здесь и ночую, на заднем дворе. Мне еще за охрану приплачивают.

Слезы заблестели у Сумейлата:

— Старый Конате не ошибся, он предчувствовал, что скот будет гибнуть и его нужно продавать. Только мне вот не следовало уходить из деревни, оттуда, из заречья...

В трех шагах от нулевого меридиана

На стоянке машин возле банка место в тени найти было невозможно. Под деревьями расположились мопеды, а рядом навес прикрывал служебные машины. Мы бросили машину на солнцепеке, и Сумейлат повел меня и Николая, который был у нас казначеем, в здание. Народу внутри было мало, и скопление мототехники у входа в банк вызывало недоумение.

Провожатый пояснил: — Машину или мопед оставлять у банка приятно и почетно. Пусть другие думают, что у тебя водятся денежки. И, кроме того, у банка дежурит единственный в городе наряд полиции.

У окошка обмена валюты не было никого ни с той, ни с этой стороны стойки. На стеклянной перегородке приклеен листок с написанными от руки, но заверенными печатью банка обменными курсами.

Сумейлат прокричал что-то по-своему, и к нам подошел служащий.

Бегающие, словно ртутные шарики, глаза на заплывшем угреватом лице не предвещали ничего хорошего. Однако то, что мы услышали в ответ на нашу просьбу обменять деньги, было громом среди ясного неба:

— Доллары не принимаем, приказ директора,— сказал он, выжидающе постукивая пальцами по стойке.

— Что же нам посоветуете делать? — не сразу нашелся я, пытаясь осознать сказанное служащим.

— Идите к коммерсанту, господину Сангаре, может, он поможет,— произнес прыщавый с усмешкой.

При упоминании имени господина Сангаре Сумейлат вздрогнул, но виду не подал и обещал проводить.

— Это недалеко, возле памятника,— пояснил он.

В Гао, как и в большинстве африканских городов, названия улиц отсутствуют. Город делится на районы, а нужный дом в районе отыскать проще простого, только спроси. Живут люди у рынка, живут у дворца — значит, неподалеку от мэрии, у гончаров живут. А вот у памятника?.. О памятниках в Гао, в нашем понимании этого слова, я, признаюсь, ничего не слышал и таковых не обнаружил, гуляя по городу. Не принимать же в расчет погребальные стелы на старом мусульманском кладбище, открытые археологами в 1939 году и свидетельствующие о связях между Гао и арабской Испанией. Поэтому я переспросил Сумейлата, не оговорился ли он? Получив отрицательный ответ, удивился еще больше.

— Кому памятник?

— Не кому, а чему. Меридиану, через Гао проходит нулевой меридиан.

— Гринвичский?

— Наверное. Вот он,— Сумейлат кивнул головой.

Это был каменный столб с надписью, возвещающей, что именно в этом месте проходит главный меридиан Земли. Шагнул вправо — отсчитываешь восточную долготу, шагнул влево — западную.

Сейчас меня это не забавляло. Не проходило неприятное ощущение после разговора в банке. Что за чертовщина? Почему должны идти к неизвестно какому коммерсанту? К этим вопросам примешивался еще один, который я изо всех сил гнал прочь: неужели, пройдя через пески Сахары, мы бесславно окончим путешествие в Гао из-за самовольства банка, не признающего всесильный доллар?

Дом, где располагалась контора господина Сангаре, ничем не выделялся из ряда одноэтажных глинобитных домов, образующих сплошную стену и защищающих от песчаных бурь обитателей и задние дворы. Однообразие построек подчеркивалось еще и тем, что у зданий не было окон — одни только двери. В домах, где хозяева торговали, сразу за дверью начинался прилавок.

В учреждение господина Сангаре вело сразу две двери. Через первую проходили люди, близкие хозяину, через вторую — посетители. Мы, естественно, вошли через вторую.

Помещение, куда мы попали, представляло своего рода зал ожидания. Те, кому не хватило мест на лавках, сидели на земле. Вентиляция начисто отсутствовала, отчего, казалось, не только воздух, но и сами стены пропитались тяжелым аммиачно-кислым запахом пота. Занавесь из светлой ткани отделяла зал ожидания от помещения поменьше, собственно приемной господина Сангаре.

По доносившимся оттуда звукам можно было легко догадаться о происходящем. Посетители жаловались и просили о чем-то, подкрепляя просьбы всхлипываниями, а иногда и рыданиями. Уверенный голос хозяина оказывал на них прямо-таки гипнотическое воздействие. Иногда, правда, хозяин срывался, хлопал ладонью по столу, и от этого удара одновременно вздрагивали все посетители по эту сторону занавеси. Воцарялось гробовое молчание. Поворачивался ключ в замке, лязгала задвижка, и дверца сейфа тяжело открывалась. Проситель боялся пошевелиться, чтобы, паче чаяния, господин Сангаре в столь ответственный момент не передумал. В тишине слышалось шуршание денег, шелест бумаг. Затем следовали многочисленные слова благодарности.

Постояв немного в духоте, мы вышли на улицу. Спустя несколько минут появился Сумейлат:

— Сейчас вас примут, я послал сообщить хозяину.

Николай не успел еще докурить сигарету, как из двери для почетных гостей высунулась мужская голова, и нам кивнули: «Заходите!» Пропуская нас, Сумейлат вошел последним, но в приемной протиснулся вперед и буквально вцепился в левое плечо коммерсанта, склонив голову. Потом, на улице, Сумейлат объяснит, что так приветствуют родителей или близких родственников, но только самые пожилые и уважаемые подставляют плечо. Чем выше степень уважения, тем выше от кисти к плечу поднимается рука приветствующего. За плечо здороваются с отцом отца. Позже Сумейлат объяснит и причину его отношения к коммерсанту, а пока перед нами в кресле сидел, слегка развалясь, седой человек арабской наружности.