Маяковский без глянца - Павел Фокин

В. Олейников, слушатель на выступлении В. Маяковского:

Из ложи бенуара раздался визгливый голос:

– Маяковский, ваши стихи неприятно слушать, хочется уйти с вечера!

Поэт пожал плечами:

– О качестве моих стихов мне говорить неудобно, но знаю, что с моих вечеров еще никто не уходил!

В это время раздался шум отодвинутого стула, и в ложе хлопнула дверь.

– Видите, Маяковский, все же уходят! – несется из ложи.

– Но товарищ же не ушел, он убежал от меня! – отпарировал Владимир Владимирович.

Александр Вильямович Февральский:

Речь Маяковского отличалась необыкновенной живостью и непосредственностью. В его выступлениях встречались и реплики, связанные с тем или иным движением в аудитории, и фразы или слова, связанные с каким-то действием самого Маяковского. Вот почему в стенограммах выступлений поэта попадаются отдельные места, непонятные без выяснения конкретной обстановки данного вечера. Так, текст выступления Маяковского 3 января 1927 года на диспуте о постановке «Ревизора» в Государственном театре имени Вс. Мейерхольда начинается в стенограмме ремаркой «Смех» и словами: «Товарищи, почему вы ржете? Подождите». Дело вот в чем: Маяковский вышел на авансцену, перешагнув через стул. Необычным, резким движением он подчеркнул свой рост и в то же время свое намерение «расправиться» с предыдущим оратором (профессором Сретенским из Ростова-на-Дону), так как был решительно не согласен с только что высказанной им точкой зрения. Комический оттенок, который Маяковский придал своему выходу, вызвал смех в зале. Отсюда и реплика о «ржанье».

Вероника Витольдовна Полонская:

На диспутах он всегда был очень остер, блестящ, дерзок. Но все это мне казалось чуть-чуть показным. Он даже одевался умышленно небрежно для этих диспутов, как будто хотел выглядеть неряшливым, хотя в жизни был педантично аккуратен и в одежде, и в квартире. Тут он специально небрежно завязывал галстук и ходил огромными шагами, больше обыкновенных.

Когда я сидела в зрительном зале и смотрела на него, я не узнавала Владимира Владимировича, такого простого и деликатного в жизни. Здесь он, казалось, надевал на себя маску, играл того Маяковского, каким его представляли себе посторонние.

И мне казалось, что цель его была не в желании донести свои произведения, а скорей – в финальной части диспута, когда он с такой легкостью и блеском уничтожал, осмеивал, крушил своих противников.

Тут Маяковский не задумывался о критике, не прислушивался к ней, а путем самого жестокого нападения на выступавших опровергал эту критику.

Владимир Владимирович не всегда отвечал по существу. Он острым своим глазом, увидя смешное в человеке, который выступал против него, убивал противника метким определением сразу, наповал. Обаяние Маяковского, его юмор и талант привлекали на его сторону всех, даже если Маяковский был неправ.

Острослов

Вадим Габриэлевич Шершеневич:

Маяковский раздирался в остроумии. Диспуты с его участием превратились в отдельные выпуски «Сатирикона», в котором он, между прочим, усиленно печатался. Этот налет сатириконства остался в его стихах до смерти поэта. Прозаизмы и остроты не слишком высокого качества запутались в рифмах.

Корнелий Люцианович Зелинский:

Как опытный выступальщик, Маяковский всегда имел в запасе несколько острот. Они действовали безошибочно, вызывая громыхание и даже реготание.

Василий Абгарович Катанян:

Во время доклада на сцену, по рядам, передаются записки. Какая-то услужливая девушка из первого ряда каждый раз лезет на эстраду и передает записку Маяковскому. Это мешает. Маяковский любезно говорит девушке:

– Кладите их на рояль в оркестре. Когда он наполнится, я их потом вместе с роялем возьму…

После доклада и чтения стихов он отвечает на вопросы, перебирая ворох записок. Из зала кричат:

– Не выбирайте! Отвечайте на все подряд…

Маяковский посмотрел на крикнувшего.

– Ищу жемчужных зерен… Записок сотни.

И серьезные, и шутливые, и задиристые, и просто глупые.

– Почему вы назвали свое детище «Хорошо»?

– А как мне его назвать, – Петей, что ли?

На вечере в Харькове какой-то студент прислал ему такую записку:

– А наш профессор на рабфаке говорит, что вы примазались к советской власти…

Это было далеко не жемчужное зерно, но Маяковский прочел записку вслух.

– Не я примазался к советской власти, а ваш профессор примазался к рабфаку.

А. Егармин, слушатель на выступлении В. Маяковского в Свердловске в 1928 г.:

Зажав большую пачку записок в руке, Маяковский шутил:

– А на эти вопросы сейчас сразу дать ответ не смогу, надо подумать. Приходите за ответом через сто лет…

Зал снова разражается смехом, гремят аплодисменты.

Наталья Александровна Брюханенко:

Однажды в Ялте, в городском саду, Маяковский выступал на открытой сцене. Рядом шумело море. Вдруг поднялся сильный ветер, срывая листья с деревьев, закружил их по эстраде и разметал бумажки на столе.

– Представление идет в пышных декорациях, – торжественно сказал Маяковский. – А вы говорите – билеты дорогие!

Александр Вильямович Февральский:

Маяковский любил шутить. В отличие от разящих острот, которыми он стрелял с эстрады, его шутки о повседневной обстановке были веселыми и мягкими.

Василий Васильевич Катанян (1924–1999), кинорежиссер документального кино, мемуарист, наследник архива Л. Ю. Брик. Сын Г. Д. и В. А. Катанянов:

У молодого Маяковского не было своей бритвы, и он часто одалживал ее у соседей. Соседи были молодые люди, а у них была мама.

Маме это надоело, и однажды, когда Маяковский опять постучался за бритвой, она многозначительно ему отказала:

– Бритва занята. И до-о-олго будет занята.

– Понимаю… – так же многозначительно ответил Маяковский. – Слона бреете…

Лев Федорович Жегин:

Наши профессора (в Школе живописи. – Сост.) довольно безобидный и совершенно безличный старичок Милорадович и Касаткин, считавшийся «грозой» учеников, требовавший точного рисунка и знания анатомии, делали вид, что не замечают новаторских попыток Маяковского, и даже похваливали его за колорит и ставили ему удовлетворительные отметки, кажется немного его побаиваясь.

Маяковский подтрунивал над обоими, бормоча им вслед: Косорадович и Милорадкин.