Благие намеренья (СИ) - Василий Коледин

- До вечера, - сказал он и полез в багажник, а я в задумчивости поплелся домой.

Что вся эта поездка значила? – думал я. Уж не собираются ли они обворовать хозяев этой крепости? На душе скребли кошки. Нет, я не испугался, мне просто стало отчего-то очень неприятно, словно я измазался в застаревшей машинной смазке. Я вспомнил разговор с Катей. Она точно всё знала! Иначе зачем было заводить все те разговоры, пускать слёзы, уговаривать не участвовать в аферах Ивана.

Дома я принял душ, после чего накинул на себя белый банный халат. Выйдя из ванной комнаты, заглянул в холодильник. Там на дверце стояла початая бутылка красного вина, заботливо поставленная туда рукой Кати. Налив из мгновенно запотевшего темного стекла густой красной жидкости в скромный отельный бокал, я вышел на веранду. Дело близилось к вечеру. Солнце закатывалось и уже его лучи только скользили по крышам домиков. Отдыхающие, правда, еще не потянулись с пляжа, но по моим наблюдениям это должно было скоро произойти. Плюхнувшись в кресло и поджав под себя ноги, я стал пить вино и анализировать произошедшие события. Чем мне могло грозить участие в мероприятии, задуманном Иваном? Не знаю. Я даже не знаю, что он там задумал! Предположение с воровством просто лежало на поверхности, а, что на самом деле у того было на уме я не знал.

Выкуренная сигара не помогла моему мозговому штурму, оказавшемуся полным бессилием. И как в таких ситуациях обычно делал, я прогнал от себя все мысли, решив, что, не имея всей информации, правильных выводов сделать невозможно, а соответственно выработать своё отношение и дальнейшие действия нельзя.

- Ты вернулся, - Катя тихонько вошла на веранду. На ней был только раздельный купальник, а в руках полотенце.

- Да, только что, - как-то сухо получилось, решил я, но не стал ничего исправлять.

- А я ходила к бассейну. В нем вода теплее, а народу меньше. Но он совсем маленький. Поэтому немного позагорала.

- Не купалась?

- Купалась. Вода довольно сильно прогрелась. Подумать только, всего за несколько дней.

- Говоришь много народу на пляже?

- Да. Почти все постояльцы отеля. Наверное, все номера заняты?

- Да, почти все.

- У тебя ещё осталось вино? – спросила она, посмотрев на мой почти пустой бокал.

- По-моему ещё немного осталось. Бутылка на столе, в кухне, там же бокалы. Нальешь сама? – смягчил я тон, осознавая, что нет причин для обиды на Катю.

- Конечно, сиди, кури, сама всё сделаю.

Она положила полотенце на свободное кресло и скрылась в доме. Через пару минут вернулась с бокалом вина. Убрав полотенце, она села в кресло напротив меня и сделала глоток. Помолчав немного, будто выжидая нужного момента, но так и не дождавшись его, она решила заговорить.

- Как съездили?

- Съездили? А, хорошо…

- И что ты об этом думаешь?

- Катя, о чём? Я не понимаю, куда мы ездили, зачем и почему! Мы бродили вокруг здоровенной стены, потом запускали самолетики. Всё! Меня держат за дурака! Никто ничего не говорит! Я не обидчивый, но в этой ситуации мне обидно.

- Иван ничего не объяснил?

- Нет! Сказал только, что вечером покажет кино, которое он снял и что-то расскажет.

- Ну, тогда вечером ты всё и узнаешь.

- А ты не хочешь мне ничего рассказать?

- Хочу, но не могу. Пойми, это не моя тайна. Если Иван посчитает возможным, то он тебе всё объяснит, а если нет, то ты ничего не узнаешь. И от меня тоже ты не узнаешь, даже в первую очередь! Причем, пойми, это делается из благих намерений. Только в твоих интересах. Я считаю, что он поступает с тобой благородно и испытывает к тебе большое уважение. А я – любовь.

- В моих интересах? Как это?

- Так. Ведь «меньше знаешь, крепче спишь», не правда ли?

- Хм…, наверное…

Я постепенно стал понимать, что она имела ввиду. Действительно, если то, что затевают они опасно и несет в себе тяжкие последствия, то если я не буду участвовать в мероприятии, то мне лучше не знать ничего. Для меня незнание – это благо. Поэтому Катя не хочет мне ничего говорить, жалея меня. Во мне вдруг проснулось какое-то острое чувство нежности к сидящему передо мной прекрасному внешне и святому внутренне, по-настоящему полюбившему меня созданию. Я почувствовал сильное влечение к ней, непреодолимое желание обнять, почувствовать своей кожей ее нежную уже загорелую кожу, теплую и немного влажную. Прикоснуться к ее просоленным густым волосам. Грудью ощутить её упругую небольшую грудь. Языком дотронуться до ее языка. Видимо, Катя почувствовала мои желания. Наши взгляды встретились и, как говорят, между нами проскочила искра. Мы одновременно, не сговариваясь встали и обнявшись, пошли в дом.

Боже! Иногда я понимаю, что язык нам дан только для выражения общих, ничего не значащих действий, иногда мыслей, математических расчетов, но он совершенно не предназначен для объяснения настоящих, глубоких чувств и тонких ощущений. Впрочем, не только тонких ощущений, им невозможно объяснить и каскад взрывов любви, ковровых бомбардировок совокупления с обожаемым человеком, ядерного гриба любви. Я не могу описать то, что я чувствовал в доме рядом с Катей. У меня нет слов, нет дара точно описать моё состояние.

Как-то давно я в очень-очень желтой прессе прочитал некую теорию о жизни. В статье говорилось, что раньше мы были бестелесные духовные создания, которые летали себе, как бабочки и делали всякое добро. Но мы были лишены всех чувств, а нам чужды были все краски мира. Потом кто-то очень умный создал тела и совместил их с нашими душами. А сделал он это лишь для того, чтобы мы смогли насладиться физической жизнью, могли почувствовать прикосновения любящих, аромат моря, цветов, тела, красоту женщины и ей совершенство, услышать божественную мелодию, почувствовать вкус мёда. Все пять чувств были даны нам, дарованы, но временно и ненадолго. Расплата за это чудо – смерть – возврат в прежнее состояние бестелесного прозябания.

- Прости меня, - я целовал Кате шею и шептал ей на ухо.

- За что? – удивилась она.

- Я немного злился на тебя, дурак.

- Не злись на меня, пожалуйста. Я никогда не сделаю ничего, что может причинить тебе боль.

- Даже если эта боль будет необходимой? Единственным выходом для моего спасения?

- Нет, тогда я причиню тебе её, но только полностью осознавая её неизбежность. Обещай и ты сделать тоже!

- Обещаю.

- Обещай, что поможешь мне, когда ничего другого будет сделать нельзя, как причинить боль в последний раз. Боль, избавляющую от большей боли. Всеизбавляющую боль.

- Обещаю.

- Боже! Благодарю тебя! Благодарю за твоё великодушие и безмерную доброту ко мне. Благодарю за то, что в моей жизни могло случиться такое! Что несмотря ни на что я счастлива стала.