Душа Пандоры (СИ) - Арнелл Марго

— Что последнее о с-с-себе ты помнишь?

— Себя в сегодняшнем дне.

Горгона задала еще с десяток вопросов, в которых были похожи не слова, но суть. И результат их был одинаков: плотная стена в сознании Деми и ее плотно сомкнутые губы.

В конце концов Сфено со вздохом сдалась. Прошептала что-то на древнегреческом, что нашло отражение в памяти ее души, а не тела. Деми очнулась. Кассандра выглядела разочарованной — то ли в ней, лишенной памяти Пандоре, то ли в Сфено и гипнотических умениях ее змей. Ариадна ободряюще улыбнулась Деми. Никиас, по обыкновению, был отрешенно-непроницаем, Харон, которого, вероятно, привлекла весть о прибытии горгоны — сосредоточен и хмур.

— Что это может значить? — суховато спросила Кассандра.

Вместо ответа Сфено острым когтем царапнула Деми запястье. Болезненно, до крови.

— Ай! — возмущенно воскликнула она. — Это еще зачем?

И снова горгона не ответила. Одна из ее змей — та, что росла ближе к правому виску, нежели остальные, потянулась к ранке раздвоенным языком и слизнула кровь.

— Я знаю лишь одно: эта печать буквально выжжена на твоей душе. Она не позволяет тебе помнить.

Возможно, впервые — не девушке с амнезией знать о том наверняка — история ее жизней, история ее души развернулась перед глазами словно панорама. Деми увидела себя, Пандору, шагающей по миру год за годом, век за веком. Меняя тела и лица, она продолжала идти. Жить. Продолжала страдать от амнезии, в стародавние времена даже не подозревая, от чего страдает. И даже когда появились и нужные медицинские термины, и лекарства, и врачи, она, девушка с сотнями имен, и лишь с одним истинным — Пандора, не понимала, что с ней происходит.

И только сейчас, уже наверняка, поняла. На ее душе печать, стирающая все воспоминания о минувших днях, обо всех реальностях, обо всех ее жизнях.

— Я не смогу проникнуть за эту грань. Печать, словно стена, меня не пускает. — Сфено сказала это так, будто в происходящем была виновата сама Деми. — А значит, понять, где скрывается пифос, мне не под силу.

Лицо Кассандры вытянулось и разом словно постарело. Харон подался к ней.

— Не переживай так. В этот поворот колеса судьбы мы и так продвинулись дальше, чем прежде.

— А толку? У каждой из инкарнаций Пандоры сохраняется эта печать, что порождает собой амнезию. Ее память не просто была когда-то стерта, она продолжает стираться до сих пор. И если даже Сфено не могла проникнуть сквозь печать…

— Я бы сказал, что все, кроме смерти, поправимо. Но это для жителей Изначального мира, а для нас поправима даже смерть. Мы найдем способ, Кассандра.

— Кто это сделал?

Деми вздрогнула. Никиасу столь хорошо удавалось притворяться тенью, что порой она начисто забывала о его присутствии.

— Что? — нахмурилась Сфено.

— Кто сковал ее душу печатью?

— Я не знаю, и мои змеи не знают. Но…

— Что? — Никиас шагнул к горгоне, без стеснения или толики страха врываясь в ее личное пространство. — Кто создал эту печать? Она сама или ей помогли?

— Этого я с-с-сказать, не могу.

— Хватит винить меня во всех грехах, — выпалила Деми.

О чем, конечно, тут же пожалела. Ведь рядом со Сфено стояла именно она, и выглядела она куда менее опасной, нежели женщина… создание с копной живых змей вместо волос.

Никиас сделал неуловимое, текучее движение, оказавшись в на расстоянии ладони от ее носа. Взгляд Деми метался между двумя половинами его лица, не зная, на какой остановиться. На той, что внушала страх? Гладкой, ощерившейся, чернильно-черной? Или на той, что была непостижима привлекательна? Ведь это несправедливо, что человек, ненавидящий ее, так красив.

— Ты не можешь винить меня в том, что сделала моя инкарнация. Это даже была не я — не я сегодняшняя. Я — я настоящая — никогда бы…

Деми осеклась. А правда ли то, о чем она говорить не стала? Она ведь совсем не знает саму себя. Один день, несколько часов — этого слишком мало. Мало всех на свете прочитанных дневников, чтобы понять, что заставило ее открыть пифос и поставить под угрозу весь мир.

— Ты, погрузившая Элладу в пучину войны, еще и смеешь оправдываться? — В голосе Никиаса звучало неподдельное изумление.

— Будь справедлив, Никиас, — мягко укорила Ариадна. — Арес, рано или поздно, все равно развязал бы войну, и без вмешательства Пандоры.

— Правильно сказала — вмешательства. Не вмешайся она в нашу мирную, спокойную жизнь, на невинных эллинов не обрушились бы голод, болезни и страдания. Не вмешайся она, Арес не призвал бы в свою армию тысячи химер. Не вмешайся она, и Зевс задушил бы войну в зародыше. Не вмешайся она, мы жили бы в мире, который не зовут умирающим!

Никиас сорвался на крик, и от ярости в его голосе что-то замерзло у Деми внутри. Он не знал, как настойчиво она гнала от себя мысли о том, что она собственноручно обрекла богов и людей на многовековую войну. Те, что терзали ее изнутри, впиваясь шипами в сердце.

— Когда будешь прикидываться невинной овечкой, которую обижает злой инкарнат, вспомни о том, что десятки людей прямо сейчас, прямо в это мгновение погибают из-за тебя, — припечатал Никиас.

— Не пугай ее, — неодобрительно нахмурилась Ариадна. — У них будет новая жизнь, а тех, кто достойно сражался на стороне Зевса, ждет награда. Божественное благословение.

— Такое утешение для людей, которые теряют своих любимых, а свою прошлую жизнь меняют на неизвестность.

— Никиас… Кем бы Пандора ни была тогда, сейчас… ей не все равно. А значит, любые упреки несправедливы. Я это вижу. Жаль, что не видите вы.

— Хватит. У нас сейчас есть заботы поважнее, чем выяснять, кто прав, а кто виноват.

То, как уважительно Ариадна, Доркас и обитающие в пайдейе Искры обращались к Кассандре, как внимательно слушали и терпеливо ждали ее ответа, то, как вела себя сама пророчица, и навело Деми на мысль, что именно Кассандра была здесь лидером. Однако она не сомневалась, что Никиас предпочтет оставить за собой последнее слово.

— А ничего выяснять и не нужно. Истина на поверхности.

Выстрелив словами в Деми, словно пулями, Никиас сделал еще шаг. Она вжалась плечами в стену, чувствуя себя как никогда слабой и незначительной. Хрупким созданием на пути разъяренного критского быка.

— И этот трюк с амнезией, который ты провернула… Да ты попросту эгоистка. И трусиха.

— Никиас… — Предупреждающим тоном обронила Кассандра.

Он лишь резко дернул плечом, словно отбиваясь от ее слов.

— Хочешь знать, как ты оказалась в Изначальном мире? Почему перерождалась там, а не в Алой Элладе? Ты убежала через порванную завесу, не желая видеть последствия своей ошибки. Ты не осталась, не помогла нам. Ты позорно сбежала.

— Нет, я не могла, — хрипло сказала Деми.

Все ее естество противилось этому обвинению. Но себе — почти незнакомке — безоговорочно верить она не могла.

Никиас ее слабый протест даже не заметил. Продолжал говорить, вкладывая весь запас своей ярости в каждый слог:

— Ты заставила себя забыть — как же это удобно! Боль от содеянного тобой ушла, верно? Но мы помнили. Каждый день, каждый час, каждую минуту мы сталкивались с последствиями твоего поступка лицом к лицу. Вместо маленькой трусливой тебя.

— Перестань, — устало сказала Ариадна. — Деми и без тебя уже знает, что произошло. И будет узнавать каждый рассвет, пока мы не сможем исправить то, что случилось с ее памятью. Каждый раз ей придется вспоминать, какую ошибку в прошлом она совершила.

— Ошибку? — Повернув голову в сторону Ариадны, Никиас все еще нависал над Деми, из-за чего она чувствовала себя загнанным в угол зверьком. — Ученик лекаря неправильно смешал зелья — это ошибка, пекарь передержал тесто и хлеб подгорел — это ошибка. А Пандора открыла треклятый пифос, напитав Ареса темной силой и выпустив на Элладу полчища монстров… Как удобно — назвать это просто ошибкой!

— Это она и есть. — Ариадна тряхнула светлым полотном волос. — Масштабы их разные, с этим я соглашусь. Но ты должен признать — в действиях Пандоры злого умысла не было.