Сын Люцифера. Книга 6. Развлечение - Сергей Мавроди

— Послушай, — осторожно начал Юртаев и смущенно покашлял. — Вообще-то я так полагаю, что это ты мне снишься...

На самом деле он уже вообще ничего не «полагал» и ни в чем не был уверен. Даже в том, сон ли это вообще, и если все-таки сон, то кто из них кому снится. По крайней мере, если это и сон, то весьма необычный. Он опять вспомнил ту лестницу и поежился. Но, с другой стороны, а что он должен был делать? Когда уже здесь, в этой спальне, оказался? Да и она сама же была не против! Если только, конечно, за кого-то другого его по ошибке не приняла. Странно, вообще-то, она как-то на него тогда смотрела... Удивленно... А-а, черт!

— Я ничего не понимаю! — растерянно проговорила женщина, беспомощно глядя на Юртаева. — Я никогда раньше не видела таких снов. Как будто это все на самом деле происходит...

То, что она вела себя совсем неагрессивно, несколько ободрило Юртаева, и он почувствовал себя чуть уверенней.

— Видишь ли... — он запнулся, не зная, стоит ли спрашивать ее имя. Есть ли вообще у сновидений имена? — Э-э... Видишь ли...

Юртаев замялся, лихорадочно соображая, что говорить. Правду? Или, может, лучше соврать что-нибудь? Просто на всякий пожарный. Ничего же еще не ясно. Лестница-то ведь была! Город этот сатанинский за окнами... Кто она, эта его сказочная любовница?! Может, монстр какой-нибудь? Раз живет в этом городе. Больное порождение его подсознания? Как в «Солярисе». Сейчас неагрессивна, а через минуту набросится. Или просто из квартиры его выгонит.

Перспектива снова оказаться на улице вызвала у Юртаева приступ прямо-таки тошнотворного ужаса. Сейчас он не понимал даже, как он вообще сюда добрался!

— Видишь ли... Прости, а как тебя зовут? — неожиданно для себя самого решился вдруг он.

— Альбина...

(Ну и имечко! — мелькнуло в голове у Юртаева. — Это что, тоже мое подсознание так работает? Ну уж нет! Не может такого быть! Я такого имени никогда раньше и не слышал даже! Как же это сокращенно-то будет? Альба?.. Аля?.. Гм... Да нет, наверное... Никак, получается... Так и будет: Альбина.)

— Видишь ли, Альбина... — Юртаев опять замолчал, мучительно подыскивая слова. — Э-э... Н-да... Вот... Видишь ли... Слушай, так ты говоришь, я тоже тебе снюсь?! — внезапно сообразил он. (Черт!! «Тоже»! — тут же проклял он себя.)

— Естественно! — пожала плечами женщина. Оговорки Юртаева она, похоже, к счастью, просто не заметила. — Я ложусь в кровать, засыпаю и оказываюсь здесь. Рядом с тобой, — после паузы добавила она, кинув быстрый взгляд на Юртаева.

— Так-так-так!.. — забормотал под нос себе тот, пытаясь изо всех сил выиграть время и сообразить, что же все-таки делать.

Больше всего на свете ему хотелось сейчас немедленно начать расспрашивать женщину про ее мир. Откуда она родом, где живет и пр. и пр. — но он не решался.

Лестница-то была? Была. Вот то-то и оно. И город этот за окном, пугающий его до колик, до смертной дрожи. Он тоже есть. Что это за место?! Где они?! Где они с ней сейчас все-таки находятся? Может, она и сама ничего не знает, и ей кажется, что все нормально. Что она дома. Как той девушке с «Соляриса». Но он-то знает! Что она вовсе не дома и даже не на Земле, а вообще в другой звездной системе, на межпланетной станции «Солярис». И под ними этот непостижимый кошмарный мыслящий океан. И девушка уж несколько лет как мертва.

Бр-р!.. — Юртаева передернуло. — Ну, океана-то никакого, положим, нет, — попробовал урезонить он сам себя. — Это все же не фантастический роман. — Да, но зато есть город! — тут же услужливо подсказала ему память. — И лестница. И неизвестно еще, что лучше. Океан тот или город этот. В любом случае хрен редьки не слаще. Это уж точно!

— Поначалу я думала, что это просто эротический сон мне снится, — снова заговорила женщина. — Ну, знаешь, как это бывает... Но теперь я уже вообще просто не знаю, что и думать. Все это так реально... И каждую ночь повторяется. Мы с тобой даже разговариваем вот сейчас. Разве во сне так бывает?

— Да-а... — неопределенно протянул Юртаев, искоса поглядывая на женщину. — Значит, Альбина, ты засыпаешь у себя дома в своей спальне и оказываешься здесь, в этом незнакомом тебе месте...

— Почему незнакомом? — удивленно перебила его женщина. — Это же и есть моя спальня! Мой дом. И все здесь, как в жизни. Только вместо мужа тут ты.

* * *

В течение следующего часа совершенно потрясенный Юртаев узнал о своей ночной возлюбленной буквально все.

Что ей 23 года, живет она тоже в Москве, замужем за каким-то там крутым бизнесменом, детей нет и т. д. и т. п. Ну, в общем, всю ее подноготную, от и до. Альбина оказалась девушкой словоохотливой и даже ничего не пыталась скрыть.

Больше всего Юртаева поразила полная обыденность всего услышанного. Его заурядность и обыкновенность.

Обычная молодая женщина, пусть даже и очень богатая, очень красивая, но не в этом дело. Главное, что никакая не инопланетянка, не ведьма и не колдунья. Не Алиса из Зазеркалья. Черт знает что! Стоило его тогда заставлять по лестнице этой их блядской карабкаться! Над пропастями бездонными висеть. Чтобы в итоге Альбину из Москвы просто трахнуть? Нет, телка она, конечно, классная, спору нет, но только странно как-то все это... Город мертвых!.. Лестница в небо!.. И что в итоге? Гора родила мышь. К чему тогда вообще были все эти страсти? Мордасти. Гм... Непонятно.

Такое феерическое начало и такой скучный, обыденный финал. Пшик. Поэтическая волшебная сказка с совершенно прозаическим концом. Царевна-лягушка после поцелуя Ивана-царевича превратилась в Альбину Сергеевну Сидоренко, совершенно реальную, земную женщину, 23 лет от роду, проживающую по адресу... Имеющую паспорт, прописку... Бред!

В общем, по всему выходило так, что им с Альбиной снится каждую ночь какой-то непонятный общий сон. Они каждую ночь оказываются в ее спальне и...

Ну, впрочем, «непонятным» здесь было только то, как такое вообще может быть. Все остальное же было очень даже понятным. Чем, собственно, могут заниматься молодые мужчина и женщина, оказавшись вдвоем в одной кровати? Да еще во сне, а значит, вне всяких моральных запретов и обязательств. Это же сон! Здесь все можно!

В придачу ко всему в постели Юртаев-из-сна отличался от Юртаева-реального (да и вообще, судя по всему, от любого реального мужчины), как Эйнштейн от первоклассника. Как гроссмейстер-профессионал от начинающего новичка-любителя. Как... Ну, словом, это были, как говорится, две очень большие разницы. Здесь, во сне, он был в этом смысле самый настоящий ас. Ас из асов. Неутомимый, все знающий и все умеющий. Идеальный любовник. Казанова. Альбиночка была от него просто без ума.

Короче говоря, в этой-то области все как раз было более чем ясно.

Итак, все, вроде бы, потихоньку прояснилось и объяснилось и можно было бы, казалось, этими объяснениями и удовлетвориться и на этом и успокоиться. Наслаждаться каждую ночь великолепной Альбиной и ни о чем не думать. Ну, сон и сон. Странный, конечно, но какая, в конце концов, разница? Мало ли чудес на свете?..

* * *

Да... «Чудес»... «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам», — Юртаев зевнул и не глядя нашарил рукою сигареты. Пачка была пуста. — Н-да... «Не снилось». Именно! Такое-то им уж точно не снилось, — он сладко потянулся, припоминая, Альбиночка, например...

Юртаев бодрился и успокаивал себя, но на душе у него спокойно не было. То, что с ним происходило, иначе как чудом назвать было нельзя. А что такое чудо? Чудо — это всегда опасность. Это значит, что ты избранник судьбы. Меченый. Это значит, что на тебе стоит ее знак. Крест.

Нет, Юртаев не сомневался нисколько, что чудеса существуют, но что же такое чудо? Нарушение законов природы? Муравьи снуют внутри огромного чудовищного часового механизма. Колесики крутятся, шестерни вращаются, их движение муравьям представляется вечным, неизменным и незыблемым. Для них это просто закон природы. Так было и так будет. Сейчас повернется вот это колесо, а вслед за ним обязательно повернется то. Так было всегда. Так устроен мир.

На самом же деле, часовщик может и заменить колесики, и заставить их вращаться быстрее, медленнее, а то и вовсе остановить по своему усмотрению весь механизм. Например, чтобы спасти какого-то конкретного муравьишку. Но чтобы менять или останавливать весь механизм или даже всего лишь отдельные его части ради какого-то там муравьишки, у часовщика, естественно, должны быть очень веские на то основания. У него должны быть на этого конкретного муравьишку какие-то свои виды. Чем-то его именно этот муравьишка должен заинтересовать.

И вот Юртаев, получается, чем-то часовщика заинтересовал. У того явно были на Юртаева какие-то свои собственные виды. И восторга у Юртаева это отчего-то отнюдь не вызывало.

«Спасти»... Почему обязательно «спасти»? Может, наоборот? Погубить!!!

* * *

— Вить, а почему ты мне о себе все-таки никогда ничего не рассказываешь?

Юртаев поморщился. Опять! Это было уже не первый раз. Последнее время Альбина заводила подобные разговоры все чаще и чаще.