Мертвец – это только начало - Евгений Сухов

– Я весь внимание. Мой долг – помочь родной милиции, – очень серьезно посмотрел он на Васильчикова.

– Вы знаете эту девушку? – положил капитан на стол фотографию.

Ничто так не выдает характер человека, как его глаза и руки. Но если с глазами у Григория Моисеевича были лады и даже, наоборот, они приобрели равнодушное и сонливое выражение, какое встречается у цыгана, решившего увести племенного жеребца, то руки подкачали – пальцы дрогнули, едва его взор коснулся фотографии. Григорий Моисеевич малость переигрывал – даже у самого незаинтересованного свидетеля не бывает во взгляде такой отстраненности.

– Что-то никак не могу припомнить. – В отчаянии он даже стукнул ладонью себя по колену. – А она бывает у нас?

Олег Васильчиков улыбнулся – этот громила неплохо владел актерскими приемами.

– Думаю, вы ее знаете, посмотрите внимательнее на фотографию.

– С чего вы взяли, что я ее знаю? – После паузы должно следовать недоумение, и Григорий Моисеевич изобразил его вскинутыми бровями. – Ах да! Интерьер… да, это у нас. Столы, стулья, все как есть, – на мясистом лице гамма чувств, среди которых преобладает досада. – Но я ее не встречал!

– Девушка красивая, такие запоминаются. – Васильчиков выглядел почти обиженным.

Григорий Моисеевич перевел взгляд на кровать, это произошло невольно, но от капитана не укрылась искра в глазах метрдотеля.

– Знаете, молодой человек, сколько здесь бывает красивых женщин, – мечтательно протянул Григорий Моисеевич и уже суше, найдя деловую тональность, продолжил: – Разве всех их упомнишь. Скажу вам по секрету, красивые девушки не запоминаются. Как правило. Все они на одно лицо. Чтобы запомнить женщину, в ней должна присутствовать индивидуальность.

В чем-то старый развратник был прав.

Капитан Васильчиков посмотрел на часы.

– Кажется, наш визит начинает затягиваться.

На широком лице метрдотеля впервые за время разговора промелькнуло нечто похожее на улыбку.

– Жаль, что не сумел вам помочь. – Он даже развел руки в стороны и пребольно хлопнул себя по бокам. – А так хотелось бы хоть чем-то облегчить нелегкий труд нашей родной милиции. – Он поднялся и теперь возвышался над сидящими горой, с которой могли скатываться опасные глыбы. – Если я вам понадоблюсь, может, по какому-то другому делу, вы непременно заходите, приятно было с вами познакомиться, молодые люди, – протянул он ладонь величиной с лопату.

– А ты садись, Гриша, чего ты дергаешься. И рано ты нас выпроваживаешь, мы люди служивые, подневольные, когда нужно будет, тогда и собираться начнем. – Тон капитана еще оставался дружелюбным. – Давай поговорим спокойно и эффективно. Тебе нужно куда-нибудь идти, Алексей? – посмотрел он на спутника.

Сержант лениво повел плечом и сдержанно ответил:

– Все свои свидания я перенес на завтра.

Глыба все-таки сорвалась, и слова, словно камни, посыпались на капитана.

– Что вы себе позволяете?! Кто ваш начальник?! – Григорий Моисеевич убрал руку за спину.

– Сядь! – стиснул зубы капитан Васильчиков. В случае необходимости он умел быть жестким. – Я ведь тебе еще не все сказал, Гриша. Ты думаешь, мы не догадываемся про твои шашни с проститутками? Хочешь, я тебе напомню, сколько лично ты кладешь в карман от каждой случки с клиентами? – Григорий Моисеевич обреченно рухнул. Кожаное кресло приняло его в объятия, стойко выдержав нешуточный удар. – Впрочем, ладно, меня это мало интересует. Я хочу тебя спросить, ты знаком с оперативной съемкой? – Чуть задержав взгляд на почти черных глазах метрдотеля, добавил с удовлетворением: – Вижу, что знаешь. Тогда не будем задавать лишних вопросов. —

И он высыпал на стол еще несколько фотографий.

Григорий Моисеевич поднял снимки и, едва взглянув на них, глухо застонал, отвернувшись:

– Господи… Это провокация.

Фотографии были цветными, с сочными солнечными красками, на первом плане отчетливо запечатлелась могучая фигура Григория Моисеевича: он передавал махонький пакетик прыщавому хлыщу в джинсовом застиранном костюме. Причем подобную неосторожность он позволил себе едва ли не впервые, уступив желанию клиента, которого уже замучил изрядный трясунчик.

Фотография была выполнена настолько искусно и качественно, что казалось, будто невидимка-фотограф стоял на расстоянии вытянутой руки, но Григорий Моисеевич совершенно точно знал, что это не так. Единственное место, откуда он мог быть заснят, так это из окон соседнего здания. Мощный объектив настолько приблизил его изображение, что на крупном носу можно было рассмотреть каждую веснушку.

– Чтобы тебя совсем оставили сомнения, скажу, что тот задрипанный человечек, которому ты продал пару граммов героина, наш агент, а на пакетике оставлены твои пальчики. Ну как, у нас имеется повод, чтобы поговорить обстоятельнее?

Григорий Моисеевич красноречиво взглянул на сержанта.

– Мне бы хотелось, чтобы наш разговор остался в тайне.

– Не стесняйся, рассказывай. Этот человек в курсе.

– Ну если так, – вздохнул Григорий Моисеевич, – вижу, что выбирать не приходится. Эту девушку я знаю. Зовут ее Ольга Крачковская, она подруга очень уважаемого человека в городе.

– Его зовут Стась Куликов?

– Видите, вы и об этом знаете. Да, это Стась Куликов. Пару месяцев назад его обгорелый труп нашли в микроавтобусе на городской свалке. Лично я никогда не думал, что Куликов может так бездарно сгинуть. Он любил появляться в этом ресторане со своей братвой, по вечерам здесь сходилось много уважаемых людей. Я бы сказал, у них здесь было нечто вроде клуба.

– Ты веришь, что Куликова действительно больше нет?

Григорий Моисеевич взгляда не прятал, и к глазам цвета качественного чернозема примешалась искорка лукавства. Сейчас он напоминал конокрада, державшего украденную лошадь под замком, и на обвинение в воровстве, за отсутствием иных доказательств, ему ничего не оставалось делать, как яростно и усердно клясться в собственной невиновности. Наверняка в его роду не обошлось без цыганской крови.

– А при чем здесь мое мнение? Человек я небольшой, спрос с меня тоже невеликий. Только одно я хочу сказать: что-то уж больно тихо его похоронили. Не по чину, таких людей так простенько в сырую землю не закапывают. Если бы Кулик сумел воскреснуть, ему очень бы это не понравилось. Остается предположить, что такая тишь кому-то была нужна.

– Ладно, прояснили, – удовлетворенно качнул головой Олег, – но вернемся все-таки к подруге Куликова. Она приходила сюда одна?

– Без Куликова я ее ни разу не видел. И вообще хочу сказать, как только он исчез, Ольга тоже здесь больше не появлялась.

– Где она живет?

– Как-то совершенно случайно я ее видел около Павелецкого вокзала.

– Как ее можно найти?

– Даже не знаю. – Лукавство появилось в глазах метрдотеля вновь, только теперь оно напоминало сноп искр от высокого напряжения. Григорий Моисеевич посмотрел в сторону бара, и стоящие на стойке бутылки блеснули стеклянными боками, будто разряд угодил прямехонько в них. – Впрочем, однажды видел я ее с одной девицей, она у меня в ресторане работает. – Метрдотель опасливо покосился на капитана, подумав, что с этим опером следует быть откровеннее. —

И видел я ее в «Праге». Я там подменял своего приятеля, и неожиданно она появилась. Так вот, когда Кулик сидел с Ольгой, в зале к ним подошла эта девица.

– Как ее зовут?

– Зоя, – не без колебаний ответил Григорий Моисеевич. – Потом женщины вышли из зала и долго о чем-то спорили. Делать было нечего, и я наблюдал за ними. Они так ругались, что казалось, еще мгновение – и вцепятся друг другу в волосы. Я еще тогда подумал: что может связывать Ольгу Крачковскую с пусть эффектной, но все-таки проституткой?

– Как ее найти? – по-деловому справился Васильчиков.

– А чего ее искать?! – Удивление Григория Моисеевича было очень искренним. – Она каждый день сюда приходит. Работа у нее такая. Подойдет минут через пятнадцать. В это время фирмачи появляются яства откушать, а некоторые из них предпочитают блюда погорячее, вот девочки и идут нарасхват.

– Понятно.

Григорий Моисеевич посмотрел на часы.

– Впрочем, она может быть на месте. Пойдемте, я покажу вам ее. – Он бодро встал, а потом, подняв умоляющий взгляд на Васильчикова, произнес: – Только ради всего святого, никому не рассказывайте о нашем разговоре!

– Не думай, что это наш последний разговор. Если ты мне еще понадобишься, я к тебе зайду.

– Ясно, – скривился Григорий Моисеевич, понимая, что увяз по самые уши. Так же беспомощно чувствует себя муха, провалившаяся в жидкий мед. – Прошу вас, господа, – открыл он перед капитаном дверь.

Зал ресторана был полупустым. У окна компания из четырех человек попивала водочку и громко травила неприличные анекдоты, заливаясь жизнерадостным смехом. Ближе к двери, смущенно поглядывая друг на друга, сидели девушка с парнем, скорее всего студенты. Рука молодого человека лежала поверх бледной девичьей ладошки, в центре стола торжественно возвышалась бутылка шампанского. На лицах молодых безмятежность, а желания простые и самые земные. У стены, вблизи танцплощадки, сидела очень привлекательная девушка не старше двадцати двух лет, закинув ногу на ногу. Она производила впечатление на всякого, кто входил в зал ресторана. Короткая юбка слегка задралась, приоткрыв замысловатый узорчатый вензель на черных непроницаемых колготках; острые плечи обтягивала такая же черная кофточка, что добавляло ее облику еще больше таинственности; на пальцах два тонких золотых колечка с прозрачными и темно-зелеными камешками, неброские, но, безусловно, эксклюзив; на шее плетенная змейкой золотая цепочка со знаком Зодиака – судя по символике, барышня принадлежала к славному племени Стрельцов. Ни на кого не обращая внимания, она курила темную и необыкновенно длинную сигарету. Взгляд ленивый и сытый, какой бывает у матерой львицы, только что отведавшей ляжку антилопы.