Я думал о том, как прекрасно все первое ! - Даниил Хармс

Покупал. И пошел себе дальше. МАМАША: Куда же это он пошел? ИВАН ИВАНОВИЧ: Не знаю. Не крал, не покупал. По

шел себе. ПАПАША: С этим не совсем любезным приветствием се

стра привела его к более открытому месту, где

были составлены в кучу золотые столы и кресла,

и штук пятнадцать молодых девиц весело болтали

между собой, сидя на чем Бог послал. Все эти

девицы сильно нуждались в горячем утюге и все

отличались странной манерой вертеть глазами,

ни на минуту не переставая болтать. ИВАН ИВАНОВИЧ: Друзья, мы все тут собрались. Ура! ЕЛИЗАВЕТА БАМ: Ура! МАМАША И ПАПАША: Ура! ИВАН ИВАНОВИЧ (дрожа и зажигая спичку): Я хочу

сказать вам, что с тех пор, как я родился,

прошло 38 лет. ПАПАША И МАМАША: Ура! ИВАН ИВАНОВИЧ: Товарищи. У меня дом есть. Дома же

на сидит. У ней много ребят. Я их сосчитал

10 штук. МАМАША (топчась на месте): Дарья, Марья, Федор,

Пелагея, Нина, Александр и четверо других. ПАПАША: Это все мальчики? ЕЛИЗАВЕТА БАМ (бежит вокруг сцены):

Оторвалась отовсюду!

Оторвалась и побежала!

Оторвалась и ну бегать! МАМАША (бежит за Елизаветой Бам): Хлеб есшь? ЕЛИЗАВЕТА БАМ: Суп есшь? ПАПАША: Мясо есшь? (Бежит.) МАМАША: Муку есшь? ИВАН ИВАНОВИЧ: Брюкву есшь? (Бежит.) ЕЛИЗАВЕТА БАМ: Баранину есшь? ПАПАША: Котлеты есшь? МАМАША: Ой, ноги устали! ИВАН ИВАНОВИЧ: Ой, руки устали! ЕЛИЗАВЕТА БАМ: Ой, ножницы устали! ПАПАША: Ой, пружины устали! МАМАША: На балкон дверь открыта! ИВАН ИВАНОВИЧ: Хотел бы я подпрыгнуть до четверто

го этажа. ЕЛИЗАВЕТА БАМ: Оторвалась и побежала! Оторвалась

и ну бежать! ПАПАША: Караул, моя правая рука и нос такие же

штуки, как левая рука и ухо! ХОР (под музыку на мотив увертюры):

До свидания, до свидания.

!! - !

Наверху говорит сосна,

а кругом говорит темно.

На сосне говорит кровать,

а в кровати лежит супруг.

До свидания, до свидания.

!! - !

!! - !

Как-то раз прибежали мы

! - ! в бесконечный дом.

А в окно наверху глядит

сквозь очки молодой старик.

До свидания, до свидания.

!! - !

!! - !

Растворились ворота,

показались ! - !

(Увертюра) ИВАН ИВАНОВИЧ:

Сам ты сломан

стул твой сломан. СКРИПКА: па па пи па

па па пи па ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ:

Встань Берлином

надень пелерину. СКРИПКА: па па пи па

па па пи па ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ: Восемь минут

пробегут незаметно. СКРИПКА: па па пи па па

па па пи ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ: Вам счет отдан

будите трудыны

взвод или роту

вести пулемет. БАРАБАН: ! - - !

! - - !

! - - ! - - ! - ! ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ: Клочья летели

неделю за неделей. СИРЕНА И БАРАБАН: виа-а бум, бум

виа-а-а бум. ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ: Капитанного шума первого не заме

тила сикурая невеста. СИРЕНА: виа, виа, виа, виа. ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ: Помогите сейчас, помогите, надо

мною салат и водица. СКРИПКА: па па пи па

па па пи па ИВАН ИВАНОВИЧ: Скажите, Петр Николаевич, Вы были

там на той горе. ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ: Я только что оттуда, там прекрас

но.

Цветы растут. Деревья шелестят.

Стоит избушка - деревянный домик,

в избушке светит огонек,

на огонек слетаются черницы,

стучат в окно ночные комары.

Порой шмыгнет и выпорхнет под

крышей разбойник старый козодой,

собака цепью колыхает воздух

и лает в пустоту перед собой,

а ей в ответ невидные стрекозы

бормочут заговор на все лады. ИВАН ИВАНОВИЧ: А в этом домике,который деревянный,

который называется избушка,

в котором огонек блестит и шевелится,

кто в этом домике живет? ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ: Никто в нем не живет

и дверь не растворяет,

в нем только мыши трут ладонями муку,

в нем только лампа светит розмарином

да целый день пустынником сидит

на печке таракан. ИВАН ИВАНОВИЧ: А кто же лампу зажигает? ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ: Никто, она горит сама. ИВАН ИВАНОВИЧ: Но этого же не бывает! ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ: Пустые, глупые слова!

Есть бесконечное движенье,

дыханье легких элементов,

планетный бег, земли вращенье,

шальная смена дня и ночи,

глухой природы сочетанье,

зверей дремучих гнев и сила

и покоренье человеком

законов света и волны. ИВАН ИВАНОВИЧ (зажигая спичку): Теперь я понял,

понял, понял,

благодарю и приседаю,

и как всегда, интересуюсь

который час? скажите мне. ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ: Четыре. Ой, пора обедать!

Иван Иванович, пойдемте,

но помните, что завтра ночью

Елизавета Бам умрет. ПАПАША (входя): Которая Елизавета Бам,

которая мне дочь,

которую хотите вы на следующую ночь

убить и вздернуть на сосне,

которая стройна,

чтобы знали звери все вокруг

и целая страна.

А я приказываю вам

могуществом руки забыть Елизавету Бам

законам вопреки. ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ: Попробуй только запрети,

я растопчу тебя в минуту,

потом червонными плетьми

я перебью твои суставы.

Изрежу, вздую и верхом

пущу по ветру петухом. ИВАН ИВАНОВИЧ: Ему известно все вокруг,

он повелитель мне и друг,

одним движением крыла

он двигает морями,

одним размахом топора

он рубит лес и горы

одним дыханием своим

он всюду есть неуловим. ПАПАША: Давай, сразимся, чародей,

ты словом, я рукой,

пройдет минута, час пройдет,

потом еще другой.

Погибнешь ты, погибну я,

все тихо будет там,

но пусть ликует дочь моя

Елизавета Бам.

СРАЖЕНЬЕ ДВУХ БОГАТЫРЕЙ ИВАН ИВАНОВИЧ: Сраженье двух богатырей!

Текст - Иммануила Красдайтейрик.

Музыка - Велиопага, нидерландского пастуха.

Движенье - неизвестного путешественника.

Начало объявит колокол! ГОЛОСА С РАЗНЫХ КОНЦОВ ЗАЛА:

Сраженье двух богатырей!

Текст - Иммануила Красдайтейрик.

Музыка - Велиопага, нидерландского пастуха!

Движенье - неизвестного путешественника!

Начало объявит колокол!

Сраженье двух богатырей!

и т.д. КОЛОКОЛ: Бум, бум, бум, бум, бум. ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ: Курыбыр дарамур

дыньдири

слакатырь пакарадагу

ды кы чири кири кири

занудила хабакула

хе-е-ель

ханчу ана куды

стум чи на лакуды

пара вы на лыйтена

хе-е-ель

чапу ачапали

чапатали мар

набалочина

хе-е-ель (поднимает руку). ПАПАША: Пускай на солнце залетит

крылатый попугай,

пускай померкнет золотой,

широкий день, пускай.

Пускай прорвется сквозь леса

копыта звон и стук,

и с визгом сходит с колеса

фундамента сундук.

И рыцарь, сидя за столом

и трогая мечи, поднимет чашу, а потом

над чашей закричит:

Я эту чашу подношу

к восторженным губам,

я пью за лучшую из всех,

Елизавету Бам.

Чьи руки белы и свежи,

ласкали мой жилет...

Елизавета Бам, живи,

живи сто тысяч лет. ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ: Ну-с, начинаем.

Прошу внимательно следить

за колебаньем наших сабель,

куда которая бросает острие

и где которая приемлет направление. ИВАН ИВАНОВИЧ: Итак, считаю нападенье слева! ПАПАША: Я режу вбок, я режу вправо,

Спасайся кто куды!

Уже шумит кругом дубрава,

растут кругом сады. ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ: Смотри поменьше по сторонам,

а больше наблюдай движенье

железных центров и сгущенье смертельных сил. ПАПАША: Хвала железу - карборунду!

Оно скрепляет мостовые

и, электричеством сияя,

терзает до смерти врага!

Хвала железу! Песнь битве!

Она разбойника волнует,

младенца в юноши выносит

терзает до смерти врага!

О песнь битве! Слава перьям!

Они по воздуху летают,

глаза неверным заполняют,

терзают до смерти врага!

О слава перьям! Мудрость камню.

Он под сосной лежит серьезной,

из-под него бежит водица

навстречу мертвому врагу.

Петр Николаевич падает. ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ: Я пал на землю поражен,

прощай, Елизавета Бам,

сходи в мой домик на горе

и запрокинься там.

И будут бегать по тебе

и по твоим рукам глухие мыши,а затем

пустынник таракан.

Звонит колокол.

Ты слышишь, колокол звенит

на крыше бим и бам.

Прости меня и извини, Елизавета Бам. ИВАН ИВАНОВИЧ: Сраженье двух богатырей окончено.

Петра Николаевича выносят. ЕЛИЗАВЕТА БАМ (входя):Ах,папочка,ты тут.

Я очень рада,

я только что была в кооперативе,

я только что конфеты покупала,

хотела, чтобы к чаю был бы торт. ПАПАША (растегивая ворот): Фу, утомился как. ЕЛИЗАВЕТА БАМ: А что ты делал? ПАПАША: Да... я дрова колол

и страшно утомлен. ЕЛИЗАВЕТА БАМ: Иван Иванович, сходите в полпивную

и принесите нам бутылку пива и горох. ИВАН ИВАНОВИЧ: Ага, горох и полбутылки пива,