Доказательство человека. Роман в новеллах - Арсений Михайлович Гончуков

Систем, наилучшим образом зарекомендовавших себя на тот момент, в России было три, их называли американской, европейской и азиатской. Была, конечно, и собственная российская, и хоть самая продвинутая, но самая ненадежная китайская, однако большинство россиян, кто имел хоть какие-то накопления, ставили «Европу» или «Штаты». Мне досталось первое, спасибо моему трудолюбивому рачительному отцу.

В то время установка напоминала священный ритуал по той причине, что Система ставилась одна – один раз и на всю жизнь, и никак иначе. Демонтаж, извлечение, повторная установка и регистрация нового AIP, если речь не шла об операции на мозге или страшном ДТП, не приветствовались, стоили дорого и, что хуже всего, часто приводили к потере данных – бесценных фрагментов личности.

В обиходе Систему называли «запасные мозги» или «бэкап человека», но все это только часть правды. Система – нечто гораздо большее, нежели дубликат личности. С ее помощью с раннего детства человек готовился стать полноценным членом современного общества.

Напарник седого, мужчина помоложе, сел рядом со мной, положил мягкую теплую руку на мою голову, наклонился – и я услышал ласковое:

– Ну что, готов, малыш?..

В следующее мгновение боковым зрением я успел заметить вспышки трех красных точек, и в мире погас весь существующий свет. Импульсный высокочастотный наркоз – безотказная штука.

Буквально позавчера здесь же, в этой комнате, мы праздновали мое трехлетие, папа с мамой передавали меня друг другу, играли, смеялись, подарили игрушечный крейсер-разведчик «Топор», с двумя башенками, покрытый декоративной ржавчиной, – я о нем так мечтал! – а сегодня вместе с чужими мужчинами усадили на диван, вырубили наркозом, начали мучить обмякшее тело.

Уже взрослым однажды у лечащего врача я увидел служебную запись моего подключения, которую сделали установщики, – ничего приятного. Прижимали к глазу прибор, сканируя сетчатку. Брали ткани для анализа ДНК. А еще: томография, энцефалограмма, запись биоритма, снятие контура индивидуального звукового и импульсного рисунка тела. После чего седой отправил молодого напарника вниз к микроавтобусу передвижной лаборатории, где, как я понял, тот загрузил собранные данные в анализаторы, а потом и в базы данных Системы, которую в тот же день мне и установили.

Установка чипа занимала секунды, загрузка на него Системы несколько минут, но программу в голове запускали только на следующий день. При чипировании применялась самая передовая по тем временам технология, так называемая клеточная аннигиляция. В мозг через кровь запускалось несколько миллионов запрограммированных искусственных наноклеток, которые становились своеобразными командными пунктами и одновременно чем-то вроде радиопередатчиков в сером веществе. Человек выпивал ложку сиропа, клетки попадали в мозг и в определенной заданной конфигурации закреплялись в ЦНС, после чего начинали программировать другие клетки, и только после того, как в течение суток Система полностью «вставала» и конфигурировалась, ее подключали к сознанию. С этого момента внутри тебя начинало работать незримое двойное дно, которое ты даже не чувствовал (разве что интуитивно), но которое вместе с тобой училось, развивалось, росло, крепло, совершенствовалось, пока не происходило наконец… окончательное замещение.

Тоже, впрочем, спорный термин – «замещение». Оно подразумевает смену одного другим, но к моменту замещения, как правило, невозможно вычислить разницу между оригинальной личностью и Системой. Хотя споры, научные баталии идут до сих пор.

Суть одна – живой физический мозг дублируется цифровым.

Я очнулся у матери на руках. На лице отца застыла растерянная и немного безумная улыбка, он сильно перенервничал. Мне же было хорошо и спокойно, помню, я прижался к теплой и влажной в душной комнате маминой руке.

Молодой мужчина вернулся и что-то вручил седому. Тот взял – это оказалась флешка – и склонился над своим тонким кейсом и подозвал родителей.

С маминых рук я видел, как он показал на небольшой продолговатый контейнер, на котором светилось маленькое синее табло, а рядом мигала красная кнопка. Седой что-то говорил и улыбался, затем нажал кнопку, на табло замигала полоса загрузки, и после того, как она исчезла, табло вспыхнуло красным и вверх метнулся обрывок черного дыма… После чего установщик извлек из контейнера крошечную, покрытую гарью флешку, от которой пахло дымом. Много позже я узнал, что таким образом был уничтожен первичный носитель моей Системы, на котором ее принесли из лаборатории, – это традиционный ритуал, чтобы исключить малейшую возможность существования копии.

Затем моему отцу торжественно вручили другой контейнер в виде черного металлического куба, на крошечном табло которого шел обратный отсчет до начала загрузки данных из мини-хранилища на чип, установленный в моей голове. «Чип» мы говорим для удобства. Это устаревшее условное название клеток, которые аннигилировали часть моего мозга для собственных задач и работают передатчиками и приемниками, создавая дубликат моей личности.

– Берегите, – седой кивнул на куб на ладони оцепеневшего отца. – Это вам. Не ронять, не мочить, из дома никуда не выносить. Как только его чип аннигилирует нужные клетки, он тут же сообщит о готовности… На табло замигает надпись. И начнется загрузка.

– Да вы не бойтесь, этой штукой можно играть в хоккей! – засмеялся молодой, глядя на бледного отца. – Это мы пугаем. На всякий случай. А вообще у нас необычайно прочные носители.

– А пот… – Отец оглянулся на мать. – А потом… что с ним делать?

Седой захлопнул кейс, передал его напарнику, который двинулся в прихожую обуваться.

– Ничего. Будет сувенир на память. После сообщения об успешной загрузке данные внутри контейнера самоликвидируются. Через долю секунды это будет просто коробка.

– Надежно! – воскликнул отец, и вместо того, чтобы проводить старшего, который стоял перед ним по стойке смирно, отец сжал контейнер в ладони, подскочил к нам с матерью, обнял нас и влепил мне колючий от усов поцелуй и такой же, крепкий и грубый, маме. Мы засмеялись; наверное, мы были похожи на счастливую семью из какой-нибудь рекламы приложений по подбору генетически совместимых пар.

– Как приятно видеть счастливых людей! И дружную семью! – воскликнул седой хорошо поставленным голосом и двинулся в прихожую.

Отец бросился провожать гостей.

Теплый, уютный, насыщенный лавандой и лесными травами запах мамы, когда она обнимала меня, прижимая к груди. Резкий, кисловатый, не желающий быстро выветриваться, такой родной запах надежности и силы, идущий от отца. Надо же, я так хорошо помню запахи, детали, прикосновения, а еще – голоса. Живой и подвижный бархатистый баритон папы, ловкие мелодичные интонации грудного голоса мамы. Помню, перекатываю в памяти, как сладкую ягоду во рту, и знаю, что уже никогда не утрачу остроту этих воспоминаний.

Хотя здесь, в огромном серо-черном зале, где мы находимся, вызывая далекое прошлое во всей его полноте, возможно, я поступаю слишком жестоко. Потому что мне, конечно, больно. Чувствовать тепло