Febris эротика - Ольга Агурбаш

А здесь гости рвались высказаться, чуть ли не в очередь выстраивались, чтобы поздравить Надежду Николаевну.

Первым, как ни странно, опередив дочь, зятя, подруг и внучек, выступил Станислав Петрович.

– Надежда, – волнуясь, начал он, – Дорогая Надя! Наденька! – голос сорвался.

Станислав Петрович откашлялся, выпил воды:

– Я шел на твой праздник и думал: «Посмотрю на тебя, полюбопытствую. Дочку увижу, внучку, правнучек. Не планировал никаких речей, никаких тостов. А когда Ирина открывала вечер, я согласился с ней. Ведь и вправду, если не сейчас, то когда говорить? Увидимся ли еще?!» – Он опять поперхнулся, отпил воды. – Мы с Надей знакомы больше шестидесяти лет. Наверное, никто из гостей такими цифрами похвалиться не может.

– Да, правда, – подхватила Надежда Николаевна, – мне ведь только восемнадцать исполнилось, когда мы познакомились. Так что, считай, что шестьдесят два уже.

– И знаете… – он медленно обвел глазами гостей, – пусть не сложилась у нас семейная жизнь… Но те девять лет, что мы прожили вместе, – он засуетился, полез в карман в поисках платка, высморкался, извинился и продолжил: – это были мои лучшие годы. Лучшие, – сквозь слезы повторил он. – Самые счастливые, самые… – он попытался подыскать слово, которое соответствовало бы его ощущениям, но не смог. Опять засморкался, вытер глаза.

Гости замерли. Повисла не просто пауза, а истинная тишина. И хотя ресторан жил своей жизнью – музыканты настраивали свои инструменты, официанты суетились по своим делам, где-то хлопали двери, у кого-то звонил телефон – здесь, за столом, было по-настоящему тихо.

Станислав Петрович пережил очередной спазм, глубоко вздохнул и продолжал:

– После Надежды я так и не обрел счастья. Трижды был женат. Еще двоих детей народил. Но нет. Сожалел о своей первой супруге. Можно даже сказать, мечтал о ней.

Надежда Николаевна слушала своего бывшего мужа, чуть наклонив голову, уйдя взором куда-то вглубь себя, задумчиво, грустно и несколько отстраненно.

Ирина в какой-то момент даже заволновалась: с какой-то минорной ноты начался вечер… Но Станислав Петрович, похоже, уже заканчивал свою речь.

– Это может показаться странным, но чувство к первой супруге освещает всю мою жизнь, – он вздохнул. – А знаете, я не жалею! Надежда – поистине удивительная женщина! И я хочу, чтобы ты знала, Надя: ты покорила меня когда-то в молодости. И через всю жизнь я пронес свое чувство к тебе!

Вдруг он резко прервал свою речь, нашел глазами Ирину и обратился к ней:

– Внучка моя дорогая! Спасибо тебе! Ты одной своей фразой перенаправила ход моих мыслей… И благодаря тебе я решился сказать то, что сказал. Наверное, я виноват перед тобой, Ирина! Перед тобой, Оля! – Он посмотрел в сторону дочери. – Простите меня! И ты, Надежда, прости!

Надежда Николаевна удивленно вскинула глаза на Станислава Петровича. Он ответил на ее немой вопрос:

– Не смог я сделать тебя счастливой. Не сумел…

Он опять вздохнул. На это раз облегченно, словно сбросив с себя тяжкий груз:

– Долгих лет тебе, Надежда! Радости, здоровья, гармонии! Живи счастливо и знай: ты прекрасна!

Гости зааплодировали столь эмоционально насыщенному выступлению…

Вечер продолжался своим чередом. Гости пели песни их далекой молодости, выпивали, танцевали. Надежда Николаевна принимала участие во всем: напевала любимые мелодии, кружилась в вальсе, наслаждалась вкусными блюдами.

И вправду, жизнь удалась! Без иронии! И этот вечер, и содружество гостей, и сам повод – все подтверждало победоносный вывод об удавшейся жизни.

В разгар веселья она подошла к Ирине и попросила:

– Ирочка! Если возможно, пусть меня отвезут домой.

– Что такое, бабушка? Почему? Ты устала? – Ира недоумевала и волновалась одновременно. – Такой классный вечер! Так все хорошо!

– Да, да! Вечер отличный! Но я что-то устала… Знаешь, положительные эмоции в большом количестве тоже бывают утомительны. Да еще натанцевалась. Даже голова закружилась.

– Ну хорошо! Пойдем, я тебя провожу.

– Я возьму подарки. Не все, конечно, а сколько унесу… А оставшиеся вы привезете. И цветы не забудьте!

– Бабуль, и мужа своего забираешь?

– Нет. Пусть он с гостями пообщается. А потом поможет тебе все подарки забрать. Приедете позже. А я отдохну, пожалуй.

Она распрощалась с гостями и отправилась восвояси. Уставшая, но спокойная и вполне удовлетворенная.

Михаил приехал с дачи поздним вечером. В принципе он в Москву почти не ездил. Так, изредка: то раз в год нотариально заверить заявление на получение Ириной его пенсии, то купить новую куртку или ботинки, то на большие общесемейные торжества типа свадьбы или сегодняшнего мероприятия.

Но что-то не так он, видимо, понял или недопонял, но Михаил пребывал в полной уверенности, что торжество завтра. Если бы он пользовался мобильной связью, то никаких проблем бы не было. Но он почему-то принципиально игнорировал мобильные телефоны, считая, что ему вполне достаточно обычного телефонного аппарата на даче. Сколько бы дочери ему телефонов ни покупали, он их вечно терял, забывал заряжать и вообще не любил и не пользовался. Сколько уже недоразумений случалось за все эти годы именно из-за несовершенства связи! Сколько раз его уговаривали носить с собой телефон. Все было бесполезно.

Вот и на этот раз. Созванивались же, договаривались, ждали… Но потом Ирина решила, что Михаил передумал ехать, что случалось с ним достаточно часто, и успокоилась. Ну мало ли: забыл, приболел, не было настроения… Откровенно говоря, никто особенно и не расстроился. Все уже давно отвыкли от общения с ним.

Но он приехал. Пришел к себе домой. По дороге поднял голову, его еще удивили темные окна. «Странно… – подумал он и полез в карман пальто в поисках ключа. – Тьфу ты! Неужели ключ забыл?!» Ну конечно, ключ лежал себе спокойненько на подоконнике на террасе. Выходя с дачи, Михаил попросту не вспомнил о нем. И вот стоял теперь перед дверью собственной квартиры беспомощный и растерянный. Звонить соседям? Бесполезно. «Наверное, они у Надежды Николаевны все, готовятся к празднику», – решил Михаил и направился в сторону ее дома. Пешком далековато, конечно, а автобуса ждать тоже не хотелось. Он почему-то заволновался. Отвык уже от городской жизни. Расстояния большие, суета, дискомфорт. То ли дело его дача, его загородная крепость… Там он привык быть один целыми днями, жить не торопясь, никуда не спеша, ни от кого не завися. А здесь растерялся от чего-то, заволновался, заторопился. И даже поднял руку, чтобы остановить машину, доехать побыстрее… А то идти и прохладно, и боязно. И телефона нет под рукой. Мог ведь взять. Но нет, не привык он к телефону, не умел ни заряжать, ни кнопки нажимать. Раздражение одно только. А позвонить всегда можно и с городского. Хотя сейчас он пожалел об отсутствии аппарата под рукой. Мог бы с кем-то из своих связаться, поговорить.