Инквизитор и нимфа - Юлия Зонис

Салливан поморщился. Повесил диагност на плечо и, не обращая внимания на порывы ветра, стал сползать по качающимся камням. Интересно, что Висконти собирается делать, когда Марк доставит ему геодца тепленьким, на блюдечке? Устроит громкий публичный процесс? На Земле за убийство викторианца полагается смертная казнь. Ну, казнят Ван Драавена, а дальше что? Геод, конечно, отправит возмущенную ноту. Ее отфутболят в СОН. СОН принесет публичные извинения. Может быть, парочку геодцев, добровольно сотрудничавших с лемурийцами и угодивших в одиночное заключение в Лиалесе, освободят. И дело заглохнет. Или нет? Что там придумал коммодор, какой сюрприз готовит? Фальшивая попытка освобождения? Или не фальшивая? Или адепты ратующего за всеобщее и окончательное Освобождение бога и правда полезут спасать собрата, и Висконти рассчитывает на хорошую драчку? Но с чего бы затевать спасательную операцию ради обычного миссионера? Нет, коммодор что-то знает о Ван Драавене, что-то такое, чего не знает Марк.

И Марку это не нравилось. В детстве он слишком много часов провел, дергаясь марионеткой в руках Вигна, и хорошо запомнил, как больно режут натянутые нити. Что ж. Он сумел одолеть Лукаса без способностей, на чистой логике. Справится и с нынешней задачей.

Это было обычное практическое занятие по оперированию, игра «сети-сети». Группа из десяти человек разделялась на две пятерки: операторы и ведомые. К выпускному классу все чаще и чаще оказывалось, что Марк попадает в число ведомых. Остальные сменялись, а Марк оставался в позорной пятерке. То есть ничего особо позорного, если умения хватает. Задача ведомых – скинуть «узы», взять своего оператора. Можно прихватить и чужого. Задача операторов – увести ведомых у коллег и, конечно, самому не попасться. К концу занятия обычно становилось ясно, что Лукас держит всех девятерых. Мастер в нем души не чаял, на свой, конечно, лад.

Прим-ординар в течение урока посиживал на циновке, время от времени бросая любовные взгляды на надежно запертый шкаф с мечами. Поговаривали, что в юности их оператор якшался с икэсугиру. Молодые годы прим-ординар провел на Терре, так что вполне мог и якшаться. В общем, лучшей наградой любимчику Моносумато считал уроки фехтования.

«Тело, – вещал прим-ординар, – само запоминает движения. Чем больше отключаешь голову, тем чище работаешь. Помни мозжечком, помни руками и ногами, Люк».

Это был единственный случай, когда Лукас радовался роли ведомого. Марк бы не обрадовался, как бы красиво его клинок ни отбивал атаки Моносумато. Марионетка всегда остается марионеткой. Когда в последние пять минут спарринга мастер-оператор отпускал ученика, тот двигался совсем не так проворно. И все же учился быстро, пожалуй, даже быстрее, чем мог бы на обычных тренировках. Остальная девятка полукругом рассаживалась на полу и завистливо любовалась. Марк знал, что отец Франческо не одобряет методов прим-ординара. Здоровая конкуренция, здоровая и чистая зависть… да, много ее было в те дни.

На последнем уроке Лукаса мастер-оператора вызвали из класса. Меч свой он в шкафу не запер – слишком уж спешил. Марк старательно организовал этот звонок в учительскую. Звонила Лаури, которая как раз тогда с отцом отдыхала на Марсе. Сенатор катался на лыжах по пологим трассам Олимпа. Лаура, понятно, не каталась, а исполняла ПЛАН. ПЛАН основывался на том, что жена Моносумато недавно угодила в аварию и теперь долечивалась в одной из олимпийских высокогорных клиник. Звонок с марсианского номера, взволнованный женский голос, затемненный экран… даже невозмутимого Моносумато это должно было пронять. И проняло. Он пулей вылетел из класса. Меч остался лежать на циновке. Марк, изображая любопытство, подобрал катану, провел пальцем по гравировке на лезвии… и услышал из-за спины издевательский голос:

– Салливан решил подра-аться. Брось бяку, а то ненароком обрежешь себе чего-нибудь не то.

Сзади обидно заржали. Марк развернулся, отсалютовал самурайским мечом и нагло заявил:

– А что, Люк, давай подеремся. Или ты без Оби Вана не такой смелый?

Вигн почернел лицом. Он терпеть не мог, когда его звали Люком, – может, потому, что и правда немного смахивал на парнишку из древней космооперы. Мог простить эту кличку только Моносумато, но никак не Салливану.

– Ну давай, – хмыкнул Вигн. – Становись. Ох я тебя и разукрашу.

Только разукрасить Вигн никого не успел. Едва они встали друг напротив друга, Марк остекленел взглядом – это у него от долгих тренировок отлично

получалось – и проплясал несколько тактов джиги. Ребята неуверенно захихикали, узнавая подпись вожака. Сам вожак сильно удивился, но прежде чем успел что-то сказать, Марк деревянным движением марионетки вогнал острющий меч себе в ногу. Не сильно, однако достаточно, чтобы кровь брызнула во все стороны. Угодил точнехонько в одну из мелких артерий, которую долго перед этим выбирал в анатомическом атласе. Лукас посерел еще больше, чем стремительно теряющий кровь Марк, уронил меч и завопил: «Это не я!» Но, конечно, ему никто не поверил.

Лукаса Вигна с позором исключили на следующий же день. А еще через неделю, когда Марк вышел из лазарета, из лицея исчез и мастер-оператор.

Марк уже почти одолел осыпь, когда камешек выскочил из-под ноги. Последние метры викторианец позорно прокатился на заднице в компании мелких и крупных булыжников. Хорошо еще, что не поехал весь склон. В небо взвилось облако пыли. Чихая, Марк встал и вышел на пятачок острозубых камней у воды. Ветер усиливался и разгонял тучи. Похоже, не будет никакой грозы. Серая пелена рвалась, в просветах уже замелькали багровые закатные лучи. По воде побежали алые блики.

Вот здесь упал отец Франческо. Марк остановился и принялся разгребать ногой щебенку. Была осень, река вздулась от дождей, труп смыло и потащило вниз по течению. Марк и сам не понимал, что ищет, – даже кровь давно унесла вода. Желто-серые валуны, обломки, чешуйки глины… Повинуясь неясному импульсу, он опустился на колени и распростерся на камнях. Лежать было неудобно, в тело впивались острые осколки. Это если ты живой. А если мертвый, то уже все равно.

Тогда, за два месяца до окончания лицея, вернувшись в класс и не увидев Лукаса, Марк ощутил странное удовлетворение. Не облегчение и не злорадство, а именно удовлетворение, как от хорошо проделанной работы. После того как урок закончился и остальные студенты потянулись из аудитории, отец Франческо попросил Салливана остаться. Стоя перед учеником, который к тому времени заметно перерос учителя, старый викторианец покачал головой:

– Я понимаю, почему ты это сделал.

– О чем вы, наставник? Отец Франческо поднял руку: