Казачий адмирал (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

Мы пристали к европейскому берегу в том месте, где пролив делает крутой поворот. Течение само выкинуло наш флот на отмель. Нам оставалось лишь не мешать ему. Казаки, назначив в караул возле галер по три-четыре человека — опытного казака и пару-тройку джур, рванули грабить предместья Стамбула. На берегу пролива жили не самые бедные поданные турецкого султана. Были они разных национальностей и религий, в том числе и православные христиане, что абсолютно не мешало казакам грабить их. Разве что убивали реже, чем мусульман.

Я не захотел десантироваться. Поставив тартану на якорь в таком месте, чтобы просматривалась южная часть пролива, откуда может прибыть вражеский флот, с ее борта наблюдал, как дымы пожаров продвигаются всё ближе к столице Османской империи. У некоторых казаков просто мания поджигать всё. Такое впечатление, будто им в детстве запрещали костры разводить. Я опасался, что турецкий флот придет сюда и отрежет казаков от их чаек. У меня будет время сняться с якоря и на веслах уйти в Черное море. А добычи хватит и той, что заплатят мои пассажиры. Уверен, здесь они возьмут даже больше, чем в Синопе. По крайней мере, уже через полчаса казаки начали возвращаться к чайкам, навьюченные барахлом, как советские моряки в иностранном порту. Вместе с ними шли и нагруженные, бывшие рабы, русские литовские, как назвали православных поданных польского короля, будущих украинцев, и русские московские.

Вскоре и к тартане заспешили захваченные турецкие лодки, нагруженные трофеями. Мои матросы принимали добычу и, не шибко с ней церемонясь, швыряли в трюм. Процесс продолжался до захода солнца — и никто нам не мешал. Такое впечатление, что в Стамбуле нет ни армии, ни флота. Вполне возможно, потому что намечался очередной раунд персидско-турецкая войны, и все силы сейчас сосредоточены на Ближнем Востоке и в восточной части Средиземного моря. Трюм тартаны заполнили процентов на девяносто, и на палубу погрузили привезенных на пароме двух белых арабских жеребцов — добычу гетмана Войска Запорожского. Несмотря на высокий статус, Петр Сагайдачный не чурался примитивного грабежа и даже, как говорят, был азартнее многих казаков. Судя по тому, как тяжело и звонко упал брошенный на палубу, туго набитый, кожаный мешок, кошевой атаман не зря съездил на берег.

Наша флотилия успела до темноты выйти в Черное море, а потом пристать к берегу севернее пролива, возле рыбацкой деревеньки, где и заночевали. До полуночи на берегу горели костры, доносилось пение. Был там и Петр Сагайдачный. Ничто так ни сближает, как совместная попойка. Заодно из пьяных, откровенных разговоров атаман узнает, что на самом деле думают о нем казаки. Судя по добыче, думают о нем хорошо.

С утра казаки прометнулись по ближайшим деревням, откуда жители сбежали, прихватив ценные вещи. Освободив несколько десятков рабов-православных и прихватив еды на дорогу, вернулись к чайкам. Приготовив по-быстрому обед на кострах, отправились домой. Ветер дул встречный, поэтому шли на веслах. Перегруженные чайки сидели низко, шли медленно. Мешало и встречное течение. Оно на Черном море крутится против часовой стрелки вдоль берегов, на небольшом удалении от них.

На следующий день заметили погоню. За нами гналась турецкая эскадра из трех десятков галер разных типов. Турки, как ранее испанцы, отдавали предпочтение гребным кораблям. За что в конечном итоге и поплатятся потерей контроля над своими морями. Самые большие военные галеры называются баштардами. У них более пятидесяти весел, на каждом из которых до семи гребцов. Две мачты с латинскимпарусами. На баке пять-семь пушек большого калибра. Обычно посередине ставили самую большую, иногда сорокавосьмифунтовую, а по бокам от нее — остальные. Две-четыре пушки могли стоять на корме. Плюс на бортах фальконеты на вертлюгах. Экипаж, включая рабов-гребцов, мог быть до тысячи человек. Обычно баштарда была флагманским кораблем турецкого адмирала. Самая распространенная турецкая военная галера — кадирга. Весел у нее от двадцати шести до пятидесяти. На каждом до пяти гребцов. Тоже две мачты. Три-пять пушек на баке и фальконеты на бортах. Экипаж до пятисот человек. Самая быстрая галера — кальятта. На ней от шестнадцати до двадцати четырех весел и на каждом два-три гребца. Мачта одна. Пушек на баке до трех, причем калибр редко бывает более шестнадцати фунтов. Кальятты обычно используют для разведки, погони и борьбы с казацкими чайками, потому что быстрее и маневреннее казацких судов. Используют старинную тактику морского боя — проход вдоль борта вражеского корабля, чтоб сломать ему весла, обездвижить, а затем расстрелять из главных калибров или протаранить. У кальятты, как и у предыдущих двух типов, есть носовой таран, которым турки научились умело пользоваться. Правда, брать на абордаж чайки не любят, потому что в рукопашной уступают казакам. На борту первых двух типов от одной до нескольких сандал — больших шлюпок или катеров, которые использовали для преследования казаков на мелководье, в камышах. За нами гнались все три типа галер, причем первыми шли быстрые кальятты, за ними большой группой — кадирги и замыкала строй баштарда.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Догоняют, — сделал вывод кошевой атаман, который понаблюдал за турецким флотом, стоя на корме у фальшборта тартаны. — Придется высаживаться на берег и давать бой.

Кальятты давно бы уже догнали нас, но задерживать ценой собственной жизни не хотят. Мы шли вдали от берега, срезая путь. Выйти должны к Прорве — одному из гирл Дуная, которое я знаю хорошо. В свое время каждый день проходил по нему вверх и вниз, причем без лоцмана, хотя на шестом километре очень сложный участок. Река там сужается и делает поворот почти на девяносто градусов, а потом еще раз, возвращаясь к прежнему направлению. Глубины на этом участке хорошие, но все равно сердце судоводителя тревожно замирает, когда проходишь в нескольких метрах от берега.

— Скоро выйдем к устью Дуная, там можно будет спрятаться, — предложил я.

— И долго будем прятаться?! Они ведь не отстанут! — воскликнул Петр Сагайдачный и добавил с ухмылкой приблатненного дворового пацана: — Видать, сильно мы разозлили султана, раз такой флот за нами послал!

— Значит, дадим бой, — сказал я. — Есть там удобное местечко.

— А успеем? — спросил недоверчиво кошевой атаман.

Несмотря на то, что я еще ни разу не подводил его, все равно не верит мне. Догадываюсь, что непонятен ему, слишком сложен, а потому кажусь опасным. Возможно, рассматривает меня и как претендента на место кошевого атамана. Я знатен, образован, умелый воин и, что главное, удачлив. Зимовых казаков не принято назначать атаманами, но правило без исключений — не правило, а дурная привычка. Когда забираешься на вершину, надо постоянно следить, чтобы не столкнули. Работал я в советское время с капитаном, который запасал компромат на любого штурмана, присланного на его судно, а на старпома — в усиленном режиме. Он собирал объяснительные и рапорта, но хода им не давал до поры до времени. Если ты уходил на другое судно, твое «дело» откладывали в архив. Если же тебя собирались назначить капитаном на это судно, вот тут-то начальство и узнавало, какому негодяю они собирались доверить такой ответственный пост.

— Жить захотим — успеем, — ответил я.

Таки успели. До темноты вся наша флотилия заскочила в гирло Дуная. Понятия не имею, как оно сейчас называется, но в будущем будет Прорвой. Передние турецкие галеры отставали примерно на милю. С одной кальятты даже стрельнули разок по нам из пушки, но промазали.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Глава 21

Ночи становятся все холоднее, поэтому утром был туман, но после восхода солнца быстро рассеялся. Зато комары и оводы пропали. Я стою за толстым стволом ивы и смотрю, как по серой речной воде движутся галеры. Весла, выкрашенные в красный цвет, в такт поднимаются и опускаются, ни разу не сбившись. Впереди идут две кальятты, за ними три кадирги, баштарда и остальные галеры. На баштарде бунчук с четырьмя конскими хвостами, черным, красным, синим и белым, заплетенными в косички, — древко длиной метра три с позолоченным шаром вверху, обтянутое в местах крепления хвостов тонкой кожей с узорами, — знак чиновника турецкой империи высшего ранга. Больше хвостов — семь — только на бунчуке самого султана. Значит, на баштарде капудан-паша, генерал-адмирал, главный начальник турецкого флота, морской министр. Как мне сказали, сейчас эту должность занимает армянский ренегат Дамат-Халил-паша. Подобные бунчуки я видел у многих кочевников. Монгольские вожди по количеству хвостов переплевывали султана, а половцы предпочитали всего один хвост, причем не крашеный и не заплетенный. Казачий кошевой атаман тоже имел бунчук с одним хвостом. Видимо, позаимствовали у половцев. Судя по месту, занятому в строю баштардой, турки не сомневаются в быстрой и легкой победе. Первая кальятта преодолевает сложный изгиб речного русла, выскакивает на широкое место — и замечает выше по течению стоящие у поросшего ивами, левого берега чайки и тартану. С них сгрузили часть трофеев, фальконеты и ссадили освобожденных из рабства женщин и детей. Мужчины сидят на веслах, подменяют тех, кто расположился рядом со мной в засаде.