Народы моря (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

— Хотел взять тебя и еще кое-кого в Нубию, но отец отправляет меня туда лишь с малой свитой. Мой подвиг во время битвы с людьми пустыни и моря сделал меня таким же почитаемым в армии, как и моего деда, и это испугало его, — сообщил Сети.

На счет «таким же почитаемым» — это вряд ли, хотя не скажу за всю египетскую армию.

— Как только он успокоится и перестанет следить за мной слишком внимательно, я соберу возле себя всех нужных мне подданных, в том числе и тебя. Назначу командующим колесницами корпуса «Сутех». Так что будь готов к переезду, — поставил он в известность.

Поинтересоваться моими планами ему не пришло в голову. У раба не может быть планов, есть только желание услужить хозяину.

— Хорошо, — сразу согласился я.

Не то, чтобы у меня появилось острое желание поучаствовать в интригах, но было ясно, что Мернептах долго не протянет, а Сети — первый, пусть и не бесспорный, кандидат на его место.

— Если тебя вдруг спросят, о чем мы с тобой говорили… — начал он.

— …скажу правду, — осмелился я перебить, — и они решат, что я вру.

Сети улыбнулся и спросил вкрадчивым голосом:

— Этому тебя тоже научил отец?!

— Этому я научился, наблюдая за его придворными, — ответил я.

На следующее утро Сети уплыл с десятком писцов и охраной на большом корабле под названием «Славный в Мен-Нефере», а через пару часов ко мне домой пришли нубийцы из охраны фараона — пятеро солдат, вооруженных короткими копьями и кинжалами, во главе с командиром, вооруженным хопешем. У всех шестерых черные курчавые волосы на голове были собраны в три гульки, перевязанные засаленными, когда-то белыми ленточками, но у командира в центральной торчало обрезанное страусовое перо. Как по мне, еще одно перо надо было вставить ему в черную задницу, голую, потому что из одежды на нубийцах была только полоса грязной белой льняной ткани, свисающей спереди с кожаного пояса и лишь формально прикрывающей их обрезанное достояние. Впрочем, по канонам египетской моды этого было вполне достаточно.

— Чати Панехси приказывает тебе прибыть к нему, — сообщил мне командир таким тоном, словно ожидал категоричный отказ.

Я был уверен, что за Сети следят, что о нашем разговоре станет известно отцу, поэтому не удивился. Вины перед фараоном за мной пока нет, но на всякий случай «зарядил» в швы одежды несколько бронзовых спиц разной длины и диаметра, которые можно будет использовать и как холодное оружие, и для изготовления отмычки или крючка. Поскольку в белой одежде они бы просвечивались, ношу зеленую, якобы цветов моего корпуса «Птах». Мелких преступников здесь держат в глубоких ямах, типа кавказских зинданов, только более широких внизу, а важных — в подвалах крепости. Надеюсь, ко мне отнесутся с полной серьезностью, потому что убегать из зиндана тяжелее.

Чати Панехси жил в левом крыле крепости. Кабинет у него был больше и расписан религиозными сюжетами, понятными каждому образованному египтянину, к которым я не отношусь. Мне изображения людей со звериными или птичьими головами и зверей и птиц с человеческими казались рекламным баннером клиники по трансплантации органов. Хозяин кабинета был любезен со мной, что сразу насторожило. О моем разговоре с Сети он даже не заикнулся. А зачем?! Уверен, что он и так знает. Судя по следующим его действиям, не скидывает со счетов вариант, что трон достанется Сети: приказы нынешнего фараона выполняет, но так, чтобы и будущему не сильно насолить.

— Ты очень хорошо проявил себя во время последнего сражения, и мой повелитель решил, что ты достоин дополнительной награды. Он назначает тебя на очень важный, ответственный пост — комендантом крепости Джару. Она одна из немногих, где комендант является и командиром гарнизона. Ты будешь оком фараона — наблюдать за северными странами — и сторожевым псом, предупреждающим о приближении врагов, — обрадовал меня чати.

Крепость Джару находилась на правом берегу самого восточного рукава дельты Нила. Дальше шла полупустыня, по которой бродили кочевники, включая шасу, битых нами в прошлом году. От крепости начиналась дорога в Ханаан и дальше на северо-восток в Митанни или на север к хаттиям. То есть, это была ссылка с повышением. Фараон Мернептах будет доволен, что один из соратников его старшего сына заслан к черту на кулички, а Сети — что этого соратника сразу на несколько рангов повысили в должности, предоставили высокооплачиваемое и спокойное место, мечту всех египетских воинов. Должность, к тому же, перспективная: через несколько лет коменданта Джару обычно переводят в какой-нибудь крупный город выше по течению Нила. Если бы я отказался, это бы вызвало подозрение, и в итоге оказался бы в еще более спокойном месте — темнице. Мне оставалось только поблагодарить чати Панехси и через него фараона Мернептаха за оказанную честь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Глава 22

Солнце в пустыне, действительно, кажется белым. Или черным, если, посмотрев на него, переводишь взгляд на что-либо другое, но какое-то время видишь черный яркий диск. Нагретый воздух поднимается вверх, колеблясь, из-за чего изображение вдали кажется размытым, будто смотришь через несфокусированный бинокль.

Я еще помню, что такое восьмикратный морской бинокль. Обычно их два на мостике, для капитана и вахтенного помощника, и третий в капитанской каюте. Наверное, судовладельцы предполагают, что капитаны, даже находясь в каюте, постоянно осматривают горизонт через иллюминаторы. Хотя я знал одного капитана, который почти все свободное время, а такого у него было уйма, потому что вахту не стоял, контролировал работу своих штурманов из каюты, расположившись у иллюминатора, чтобы не напрягать подчиненных, приучать к самостоятельности, ни на миг не допуская возможности, что они знают об этом. Впрочем, этот вариант лучше, чем капитан-придурок, с которым довелось поработать моему однокурснику, установивший на мостике сигнальную систему, которая срабатывала по всей жилой надстройке, если не нажать на кнопку каждые три минуты. Отключить сигнал можно было только из каюты капитана. Вахта у штурманов делилась на трехминутные интервалы, ничем другим заниматься не успевали, а экипаж привыкал не обращать внимания на сигналы тревоги, постоянно раздававшиеся днем и ночью.

Я сижу под навесом на плоской крыше здания, которое в Западной Европе будут называть донжоном. Здесь дует легкий ветерок. Я научился радоваться даже такой мелочи. Ленивым жестом кисти руки приказываю рабу Тадаю подать мне скибку арбуза. У пустыни есть только одно достоинство — в ней растут и набирают сахарную сладость арбузы. Они здесь светло-зеленого цвета и по форме похожи на длинные и толстые огурцы весом от десяти килограмм каждый. Сочная мякоть буквально тает у меня во рту, наполняя его сладким соком с божественным вкусом. Ради таких арбузов я готов служить в Джару.

— Люди пустыни идут! — кричит часовой с квадратной башни высотой метра три и длиной сторон метра два, внутри только винтовая лестница помещается, возвышающейся в дальнем от меня углу крыши донжона.

Время от времени к нам приходит небольшое племя кочевников, человек шестьдесят при двух десятках ослов, привозят на обмен шкуры животных и зеленую краску. Где они добывают малахит и как обжигают, не говорят. Может, захватили краску у купцов и реализуют по мере надобности. Приходят они всегда к заходу солнца, торгуют на рассвете и сразу уходят куда-то на восток. Я сперва думал, что надеются захватить гарнизон крепости ночью врасплох, вырезать и поживиться, и заставлял солдат привязывать у ворот собак и бдительнее нести службу, но потом появилась мысль, что кочевники приходят к нам, чтобы отоспаться под нашей охраной, потому что часовых они не выставляли вовсе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Крикни, пусть закрывают ворота, — приказываю я слуге Тадаю.

Через час зайдет солнце, стемнеет, ляжем спать. Еще один день можно считать прожитым. Как-то незаметно таких дней набралось почти на год. Я уже втянулся в эту однообразную, сонную службу, приправленную подарками от купцов. Каждый караван, остановившийся возле крепости на ночлег, считал своей святой обязанностью утром преподнести мне что-нибудь. Обычно это был отрез льняной материи среднего ценового диапазона или расписной глиняный кувшин. Кто что везет на продажу, тот тем и одаривает. Наверное, благодарят, что не убил их ночью.