Восемь бусин на тонкой ниточке - Елена Михалкова

Пальцы ее легли на ручку двери. Но тут Машу крепко взяли сзади за локоть.

– Так, – очень хмуро сказал Матвей Олейников. – Надо поговорить.

Его лицо с перебитым носом и крепко сжатыми губами оказалось очень близко, и Маша вдруг поймала себя на диком желании: вцепиться бы в него, причинить ему боль. «Вот уж кто нужен был нам в последнюю очередь, так это она».

– Руку отпусти, – одними губами сказала Маша. Горячее бешенство затопило ее от пяток до макушки. Ей хотелось только одного – уйти, уехать от этих лицемерных людей и больше никогда не видеть их и не слышать. Мать была права: они не нужны друг другу. Было бы гораздо лучше, если бы она ничего о них не знала.

– Я бы отпустил, – спокойно сказал Матвей. – Но ты ведь так и уйдешь с оскорбленным видом. И лови тебя потом, чтобы объясниться.

Маша дернулась, чтобы вырваться, но с таким же успехом можно было вырываться из-под парового катка.

– Если ты меня сейчас же не отпустишь… – свистящим шепотом начала Маша. Только присутствие Марфы останавливало ее от того, чтобы вцепиться в эту мерзкую физиономию.

– Пять минут! – перебил Матвей. – Ты дашь мне пять минут и выслушаешь то, что я тебе скажу.

– Зачем?

– Затем, что речь идет об убийстве, – серьезно сказал Олейников.

– Да, – очень тихо подтвердила из-за его спины Марфа. – Матвей правду говорит, девочка моя.

Она как-то сразу состарилась, ссутулилась. Тяжело опустилась в кресло, теребя кармашек на своем пестром фартуке. В этом кресле она казалась маленькой и худой, как птичка, попавшая в чужое гнездо.

Олейников разжал хватку. Маша этого даже не заметила. Потрясенная, она смотрела на старуху и готова была поклясться чем угодно: в эту секунду Марфа Степановна не притворялась. О чем бы ни собирался рассказать Матвей, ей было тяжело это слышать.

Матвей подвел Машу к креслу, усадил и плотно прикрыл створки окна. Обернулся к ней и сказал без предисловия:

– Десять лет назад убили Марка Освальда.

– Марк Освальд покончил с собой, – возразила Маша. – Марфа Степановна! Вы же мне говорили…

– Тетя Марфа сказала неправду, – оборвал Матвей. – Но все считают, что это было самоубийство. Все казалось очевидным: человек после развода встретился с бывшей женой, впал в депрессию и утопился.

– К тому же за ужином он вел себя так странно… – подала голос Марфа. – Мы все решили, что Марк не в себе.

– Надо, наверное, рассказать с самого начала.

Олейников подошел к книжному шкафу и достал альбом с фотографиями. Оттуда выпал черно-белый снимок. Маша подняла его. Слова об убийстве так поразили ее, что она на время забыла о своей обиде.

Марку Освальду на фотографии было не больше двадцати лет. Очень высокий, русоволосый, с простым открытым лицом. Похож на богатыря из русских сказок – не хватает лишь щита да доброго коня.

– Марк был женат дважды, второй раз – на Еве, – сказал Матвей. – Они прожили довольно долго, семь или восемь лет. У них есть ребенок, мальчик. Инициатором развода был Марк, но их расставание больше ударило по нему, чем по ней.

– Не уверена, что по ней вообще можно чем-нибудь ударить, – с неожиданной злостью проговорила Марфа Степановна.

– Можно. Ева – прекрасная мать, она очень любит сына.

– Любит сына? – с удивлением переспросила Маша. Для нее стало открытием, что Ева может любить кого-то, кроме себя.

– Да, – кивнул Матвей. – Так, как никогда не любила Марка. После их развода Олежка остался с Евой, а у нее закрутился роман с каким-то французом. И одно время она даже подумывала уехать во Францию вместе с мальчиком, а Марк, конечно, возражал, потому что хотел постоянно общаться с сыном. Мысль об их отъезде была для него невыносима, он очень мучился, ходил по юристам и пытался разузнать, может ли Ева сбежать, не поставив его в известность.

Он помолчал и добавил:

– Все это случилось незадолго до того, как мы приехали отмечать тетушкин юбилей.

– Мне не нужно было приглашать Еву на день рождения, – вздохнула старуха. – Но я подумала: вдруг случится чудо и они помирятся?

– Они не помирились, хотя изображали видимость ровных отношений. Но все видели, что Марк очень угнетен. За праздничным ужином произошло несколько некрасивых сцен: он поссорился с Генкой, наорал на Бориса… А потом впал в какое-то оцепенение.

– Как будто его ударили, – подтвердила Марфа. – Я еще подумала, уж не заболел ли он.

– После ужина все разошлись, и больше Марка никто не видел. Я предполагаю, что он провел время в этой комнате – тогда, до перестройки дома, здесь было что-то вроде просторного чулана с окном. Когда стемнело, Марк отправился на реку. Его исчезновение обнаружили только утром, через полчаса нашли вещи на берегу реки, а к обеду рыбаки обнаружили его тело. Марка вынесло течением на другой берег и прибило к зарослям.

– И все решили, что он покончил с собой, – медленно проговорила Маша, глядя на фотографию красивого юноши. – Это было похоже на него?

– Марк был упрямый и принципиальный, – невесело усмехнувшись, ответил Матвей. – Если что-то в окружающем мире его не устраивало, он начинал переделывать это до тех пор, пока не добивался успеха. «Не стоит прогибаться под изменчивый мир» – про него. Все решили, что мир его победил: жена ушла, он мог вот-вот потерять ребенка, да еще и в бизнесе возникли проблемы. По иронии судьбы они с Борисом оказались конкурентами, а для Марка это не сулило ничего хорошего. Но про Бориса потом, сейчас это не так важно.

– Хорошо, – кивнула Маша, – пусть не важно. Но мне все равно пока не ясно, почему ты решил, что его убили?

– Давай по порядку. Я описал тебе ситуацию так, как она выглядела для всех присутствующих в тот вечер, десять лет назад. Но для меня она выглядела немного по-другому. Когда мы только встретились с Марком, я, как и все, списал его озабоченность и мрачность на пережитый развод и тревогу за ребенка. Но за два часа до ужина он отыскал меня и сказал, что нам нужно поговорить. Я был уверен, что речь пойдет все о том же – о Еве и Олежке. Но ошибся. Он привел меня в эту комнату и начал рассказывать…

…………………………………………………

…В чулане не нашлось стульев, и сидеть Матвею пришлось на подоконнике. Марк побродил по комнате, бессмысленно тыкаясь по углам, и в конце концов пристроился на полу – точь-в-точь белый медведь в неуютной берлоге.

Сидел, молчал, хмуро смотрел перед собой в одну точку. А Олейников смотрел на него и думал, что именно этим все и должно было закончиться. Они с Евой еще долго продержались.

– Слушай, не увезет она его, не переживай, – успокаивающе сказал он, когда молчание стало затягиваться. – Нельзя без разрешения отца вывезти ребенка, а на подделку документов Ева не пойдет.

Марк поднял на него голубые глаза – светлые, как голубой лед.

– При чем здесь Ева? – глухо пробормотал он. – Не в ней дело.

Матвей замолчал.

Освальд запустил пятерню в свою белокурую шевелюру, резко провел ото лба до затылка, будто хотел поднять самого себя за волосы.

– Поганое дело, – выдохнул он. – Ладно, слушай сюда. И перестань смотреть на меня, как на потерявшуюся собаку, ага?

– Ага, – согласился Матвей. – Только ты пока один к одному соседский лабрадор. Желтый такой, здоровенный, сидит, смотрит умными глазами и ни слова не говорит.

Марк не улыбнулся.

– У меня есть друзья, – сказал он. – Мысины, семейная пара. У них семнадцатилетняя дочь, Даша.

Он снова замолчал.

Матвей прищурился. Первые три фразы были не слишком обнадеживающими.

– Нет, совсем не то, что ты подумал, – заверил Марк.

– Откуда ты знаешь, что я подумал?

– Ты прост, как ящик из-под картошки. Я с ней не спал.

– Уже хорошо!

– Не перебивай. Дашу я помню лет с десяти, она росла на моих глазах. Милая девочка, очень домашняя, серьезная такая… Стеснительная. Поэтому я удивился, когда она позвонила и попросила встретиться.

– Зачем?

– Не сказала. Мы договорились, что я подберу ее возле института и мы заедем в тихое кафе, поговорим. За тот год, что я ее не видел, Даша очень изменилась. Я едва узнал ее, когда увидел.

– Похорошела?

– Да. Была легко смущавшимся неуклюжим подростком, а превратилась в красивую девушку. Но в ней осталось что-то щенячье, детское… Знаешь, есть девушки, похожие на щенков, а есть похожие на кошек…

– Не знаю, – проворчал Матвей, – не было материала для исследования.

– Поверь на слово. В общем, когда в кафе я разглядел ее как следует, она показалась мне не только похорошевшей, но и очень несчастной. Не стала долго ходить вокруг да около и сразу сказала, что хотела посоветоваться со мной по очень важному для нее вопросу. К родителям с этим пойти не могла, а я вроде как друг семьи…

Матвей понимающе кивнул. Добрый, добрый Марк Освальд. Такой надежный, такой порядочный. Если и стоило от кого-то ждать правильного совета, то именно от него.