Стихотворения. Проза - Осип Мандельштам

* * *

Как землю где-нибудь небесный камень будит,Упал опальный стих, не знающий отца:Неумолимое – находка для творца,Не может быть другим, никто его не судит.

* * *

Слышу, слышу ранний лед,Шелестящий под мостами,Вспоминаю, как плыветСветлый хмель над головами.

С черствых лестниц, с площадейС угловатыми дворцамиКруг Флоренции своейАлигьери пел мощнейУтомленными губами.

Так гранит зернистый тотТень моя грызет очами,Видит ночью ряд колод,Днем казавшихся домами,

Или тень баклуши бьетИ позевывает с вами,

Иль шумит среди людей,Греясь их вином и небом,

И несладким кормит хлебомНеотвязных лебедей…

* * *

Куда мне деться в этом январе?Открытый город сумасбродно цепок…От замкнутых я, что ли, пьян дверей? —И хочется мычать от всех замков                                                            и скрепок…

И переулков лающих чулки,И улиц перекошенных чуланы —И прячутся поспешно в уголки,И выбегают из углов угланы…

И в яму, в бородавчатую темьСкольжу к обледенелой водокачкеИ, спотыкаясь, мертвый воздух ем,И разлетаются грачи в горячке, —

А я за ними ахаю, кричаВ какой-то мерзлый деревянный короб:Читателя! советчика! врача!На лестнице колючей разговора б!

* * *

Люблю морозное дыханьеИ пара зимнего признанье:Я – это я; явь – это явь…

И мальчик, красный, как фонарик,Своих салазок государикИ заправила, мчится вплавь.

И я – в размолвке с миром, с волей —Заразе саночек мирволю —В сребристых скобках, в бахромах —

И век бы падал векши легчеИ легче векши к мягкой речке —Полнеба в валенках, в ногах…

* * *

Средь народного шума и спеха,На вокзалах и пристанях,Смотрит века могучая вехаИ бровей начинается взмах.

Я узнал, он узнал, ты узнала,А потом куда хочешь влеки —В говорливые дебри вокзала,В ожиданья у мощной реки.

Далеко теперь та стоянка,Тот с водой кипяченой бак,На цепочке кружка-жестянкаИ глаза застилавший мрак.

Шла пермяцкого говора сила,Пассажирская шла борьба,И ласкала меня и сверлилаСо стены этих глаз журьба.

Много скрыто дел предстоящихВ наших летчиках и жнецах,И в товарищах реках и чащах,И в товарищах городах…

Не припомнить того, что было:Губы жарки, слова черствы —Занавеску белую било,Несся шум железной листвы…

А на деле-то было тихо,Только шел пароход по реке,Да за кедром цвела гречиха,Рыба шла на речном говорке…

И к нему – в его сердцевину —Я без пропуска в Кремль вошел,Разорвав расстояний холстину,Головою повинной тяжел…

* * *

Где связанный и пригвожденный стон?Где Прометей – скалы подспорье и пособье?А коршун где – и желтоглазый гонЕго когтей, летящих исподлобья?

Тому не быть – трагедий не вернуть,Но эти наступающие губы —Но эти губы вводят прямо в сутьЭсхила-грузчика, Софокла-лесоруба.

Он эхо и привет, он веха, – нет, лемех…Воздушно-каменный театр времен растущихВстал на ноги, и все хотят увидеть всех —Рожденных, гибельных и смерти не имущих.

* * *

Как светотени мученик Рембрандт,Я глубоко ушел в немеющее время,И резкость моего горящего ребраНе охраняется ни сторожами теми,Ни этим воином, что под грозою спят.

Простишь ли ты меня, великолепный брат,И мастер, и отец черно-зеленой теми, —Но око соколиного пераИ жаркие ларцы у полночи в гаремеСмущают не к добру, смущают без добраМехами сумрака взволнованное племя.

* * *

Разрывы круглых бухт, и хрящ, и синева,И парус медленный, что облаком продолжен, —Я с вами разлучен, вас оценив едва:Длинней органных фуг – горька морей трава,Ложноволосая, – и пахнет долгой ложью,Железной нежностью хмелеет голова,И ржавчина чуть-чуть отлогий берег гложет…Что ж мне под голову другой песок подложен?Ты, горловой Урал, плечистое ПоволжьеИль этот ровный край – вот все мои права,И полной грудью их вдыхать еще я должен.

* * *

Пою, когда гортань сыра, душа – суха,И в меру влажен взор, и не хитрит сознанье:Здорово ли вино? Здоровы ли меха?Здорово ли в крови Колхиды колыханье?И грудь стесняется, без языка – тиха:Уже не я пою – поет мое дыханье,И в горных ножнах слух, и голова глуха…

Песнь бескорыстная – сама себе хвала:Утеха для друзей и для врагов – смола.

Песнь одноглазая, растущая из мха, —Одноголосый дар охотничьего быта,Которую поют верхом и на верхах,Держа дыханье вольно и открыто,Заботясь лишь о том, чтоб честно и сердитоНа свадьбу молодых доставить без греха…

* * *

Вооруженный зреньем узких ос,Сосущих ось земную, ось земную,Я чую всё, с чем свидеться пришлось,И вспоминаю наизусть и всуе…

И не рисую я, и не пою,И не вожу смычком черноголосым:Я только в жизнь впиваюсь и люблюЗавидовать могучим, хитрым осам.

О, если б и меня когда-нибудь моглоЗаставить, сон и смерть минуя,Стрекало воздуха и летнее теплоУслышать ось земную, ось земную…

* * *

Были очи острее точимой косы —По зегзице в зенице и по капле росы, —

И едва научились они во весь ростРазличать одинокое множество звезд.

* * *

Еще он помнит башмаков износ —Моих подметок стертое величье,А я – его: как он разноголос,Черноволос, с Давид-горой гранича.

Подновлены мелком или белкомФисташковые улицы-пролазы:Балкон – наклон – подкова – конь – балкон,Дубки, чинары, медленные вязы…

И букв кудрявых женственная цепьХмельна для глаза в оболочке света, —А город так горазд и так уходит в крепьИ в моложавое, стареющее лето.

* * *

Обороняет сон мою донскую сонь,И разворачиваются черепах маневры —Их быстроходная, взволнованная бронь,И любопытные ковры людского говора…

И в бой меня ведут понятные слова —За оборону жизни, оборонуСтраны-земли, где смерть уснет, как днем                                                            сова…Стекло Москвы горит меж ребрами                                                      гранеными.

Необоримые кремлевские слова —В них оборона обороны;И брони боевой и бровь, и головаВместе с глазами полюбовно собраны.

И слушает земля – другие страны – бой,Из хорового падающий короба:– Рабу не быть рабом, рабе не быть                                                            рабой, —И хор поет с часами рука об руку.

* * *

Как дерево и медь Фаворского полет —В дощатом воздухе мы с временем соседи,И вместе нас ведет слоистый флотРаспиленных дубов и яворовой меди.

И в кольцах сердится еще смола, сочась,Но разве сердце лишь испуганное мясо?Я сердцем виноват и сердцевины частьДо бесконечности расширенного часа.

Час, насыщающий бесчисленных друзей,Час грозных площадей с счастливыми                                                            глазами…Я обведу еще глазами площадь всей,Всей этой площади с ее знамен лесами.

* * *

Я в львиный ров и крепость погруженИ опускаюсь ниже, ниже, нижеПод этих звуков ливень дрожжевой —Сильнее льва, мощнее Пятикнижья.

Как близко, близко твой подходит зов —До заповедей рода, и в первины —Океанийских низка жемчуговИ таитянок кроткие корзины…

Карающего пенья материк,Густого голоса низинами надвинься!Богатых дочерей дикарско-сладкий ликНе стоит твоего – праматери – мизинца.

Не ограничена еще моя пора:И я сопровождал восторг вселенский,Как вполголосная органная играСопровождает голос женский.

Третья тетрадь

Стихи о неизвестном солдате

1

Этот воздух пусть будет свидетелем,Дальнобойное сердце его,И в землянках, всеядный и деятельный,Океан без окна – вещество.

До чего эти звезды изветливы!Всё им нужно глядеть – для чего? —В осужденье судьи и свидетеля,В океан без окна, вещество…

Помнит дождь, неприветливый сеятель,Безымянная манна его,Как лесистые крестики метилиОкеан или клин боевой.

Будут люди, холодные, хилыеУбивать, холодать, голодать —И в своей знаменитой могилеНеизвестный положен солдат.

Научи меня, ласточка хилая,Разучившаяся летать,Как мне с этой воздушной могилойБез руля и крыла совладать,

И за Лермонтова МихаилаЯ отдам тебе строгий отчет,Как горбатого учит могилаИ воздушная яма влечет.

2