Профессия – киллер - Лев Пучков

Во-вторых, он, по-моему, опять давал мне понять: ты, дебил, уже неделю общаешься с такими прекрасным человеком, как я, и так и не сумел подтянуться до необходимого уровня. А может, кажется?

— Ну, не бери в голову. — Дон взял бутылку и плеснул мне коньяку. — Ты довольно неплохо развит для своего возраста и имеешь массу достоинств, которые и побудили меня с тобой связаться. Я просто хочу немного тебя обтесать, если будет угодно — образовать. Ты уж, пожалуйста, не обижайся. Видимо, преподавательская привычка кроить младшего под себя очень живуча… Я думаю, ты понимаешь. А посему расслабься и наблюдай за публикой.

Я так и сделал. А про себя крутанул на память узелок. Мне всегда нравились доморощенные концепции, хоть чем-то отличные от традиционных или пусть не особо уж и отличные, но раскрывающие проблему с несколько иной точки зрения.

Ведь это очень просто, если разобраться. Почему я не догадался ранее анализировать свои обиды, доискиваться до сути, до первопричины, так сказать? Учитывая то обстоятельство, что я просто ужасно обидчив, эта концепция, возможно, в прошлом могла сослужить мне добрую службу. Возможно, как утверждает, шеф, моя ЦНС совсем не пострадала бы, освой я эту самую концепцию накануне развода…

Я расколупал несколько клешней, ничего замечательного для себя в них не обнаружил, попробовал фигурно нарезанные овощи — предположительно артишоки (я их ранее никогда не видел!). тоже так себе, дрянь какая-то. Потом уел пару кусков буженины, употребил коньяк, который наличествовал в стакане, и вдруг почувствовал себя совершенно сытым и в меру захмелевшим — даже говорить не хотелось.

Отодвинувшись от стола, я поудобнее устроился в кресле, закурил вторую по счету сигарету и принялся наблюдать за публикой.

Минут через пятнадцать Дон прервал процесс насыщения и поинтересовался:

— Ну как, оценил интерьер?

Я неопределенно пожал плечами. Сначала хотел было сделать заявление по поводу того, что готов с ходу разложить по полочкам любого, кто попадется в поле зрения, но потом вспомнил про обидную концепцию и решил не выкобениваться, а затаиться пока что.

— Тогда расскажи мне, пожалуйста, что ты думаешь вон про того типа, за третьими от эстрады столиком. Вон, прямо по центру…

Я кратко изложил свои соображения и оказался прав почти на сто. Дон удовлетворенно хмыкнул и, несмотря на свое обещание не особо меня напрягать, в течение около получаса гонял меня по оценочным характеристикам посетителей, явно преследуя какую-то цель. Внезапно он прекратил экзамен и предложил мне самому выбрать объект. Поискав взглядом по залу, я уже собирался было открыть рот, чтобы выдать свое мнение о намеченном представителе публики, и вдруг понял. и закрыл рот, в растерянности уставившись на шефа.

Дон понимающе усмехнулся и потер ладони:

— Тебе понадобилось достаточно много времени, чтобы понять очевидную истину, мой юный друг…

Знаешь, иногда очень трудно объяснить что-то на пальцах, практически невозможно. Но достаточно один раз показать в натуре, чтобы все стало непонятно… — Дон неожиданно достал из пачки, лежавшей на краю стола, сигарету, понюхал ее, повертел в пальцах и положил обратно. — Я когда-то очень много курил — в день по две-три пачки. Причем меня не устраивали легкие сорта — обязательно надо было что-то типа «Примы» или папирос «Север». Ты, наверно, и не застал такие… Мне стоило неимоверных усилий бросить. Потом я на протяжении долгих лет развивал в себе силу воли. Если ты заметил, в моем доме в самых доступных местах лежат целые блоки американских сигарет — настоящих американских. Поначалу это было схоже с мазохизмом. Представь себе: у тебя под носом лежат прекрасные сигареты и ничто тебе покурить не мешает. А ты не куришь. Потом я привык, настолько привык, что перестал их замечать. Кажется, мелочь. Однако, если ты себя приучаешь каждый день бороться с какой-то маленькой слабостью и борьба эта успешна, это имеет огромное значение. Каждый день — маленькая победа. Понимаешь? Любая победа — это радость, удар по какому-то комплексу. — Дон прикрыл глаза и потер переносицу большим пальцем левой руки. — Это я так, чтобы отвлечься. Что-то ты уж посерьезнел. Ладно. Я еще немного пожую, а ты не торопись с выводами, посоображай…

Я соображал. С того момента, как аппендикс истории лопнул и в брюхе нашей многострадальной державы развился перитонит, я, как и многие другие среднестатические совки, хотел поближе познакомиться, узнать, что же из себя представляют эти самые «новые русские» — крутые парни, бизнесмены и воротилы черного нала, нефте — и сельскохозбароны и так далее. Потому что мы о них толком ничего не знали. Мы, несмотря на происходящие где-то изменения и оглушительные крики о новой жизни и демократии, продолжали по инерции жить, как и прежде: молотили за получку, экономили гроши, простаивали в очередях и жрали что попало, ненавидя быстро надоевшую рекламу, которую пихали какие-то дебилы в самые интересные места телепередач, и с интересом смотря эсэнгэвские боевики, про мафию.

Даже сейчас, в относительно устоявшийся период свободного функционирования частного предпринимательства и ему сопутствующих структур, на улице и в других общественных местах бросаются в глаза молодые и среднего возраста люди, хорошо, как бы сказали лет десять назад, «по-западному», одетые, с холеными лицами и раскованными манерами, уверенные в себе. «Новые русские». На новых иномарках и почему-то почти всегда коротко стриженные. Ежики.

«С ежами зацепился, — так без задней мысли сообщил мне мой подчиненный пару лет назад, когда я поинтересовался, отчего это у него ухо надорвано. — Двоих чисто слепил, а с третьим повозиться пришлось: хотел, сучара, из ствола шумнуть. Пришлось его конкретно приложить».

Как потом выяснилось, мой лейтенант покупал пиво возле общаги и совершенно случайно попал в мини-разборку. Только благодаря тому, что я, уже к тому времени имевший определенный статус в том городе, где служил, успел оперативно законтачить с одним крутым и прояснить ситуацию, парень остался в живых. Вечером следующего дня пострадавшие намеривались засаду, каким-то образом узнав, что тот собирается на свидание в другой район. Вот так вот.

Я, профессиональный военный, несмотря на то, что отдал армии почти десять лет, патологически не переношу однообразия. «Безобразно, но однообразно!» — лозунг, прочно въевшийся в психологию армии, которая есть плоть от плоти своего народа. Но в армии этот постулат оправдан суровой необходимостью: если каждый солдат по-своему заправит свою кровать, в казарме будет бардак, а ежели полевая форма офицера будет чем-то отличаться от солдатской в боевых условиях, снайперы с той стороны перещелкают все командование еще до начала боя. С этим можно согласиться.

Но зачем четко спланированное единообразие на гражданке? Одинаковые коробки домов, одинаковые квартиры с однообразной планировкой; в недалеком прошлом — одинаковая школьная форма, в которую были упакованы дети, обучавшиеся по одинаковой общеобразовательной программе; сотни тысяч костюмов и платьев, отштампованных на поточной линии, — носите одинаковое! Даже машины легковые — на огромную страну менее десяти моделей с незначительными вариациями, зато много и — одинаковые.

И вот на фоне однообразной совковой массы, этакого серого быдла, вдруг — холеный ежик на «БМВ»!

Я всегда с уважением относился к этим самым крутым. Они как бы бросали вызов, противопоставляли себя этому обществу, больному и разлагающемуся, для большей части которого высшей точкой наслаждения было нажраться до умопомрачения и, если повезет, устроить свинскую драку у чужого подъезда, с пьяными куражливыми криками, а если повезет еще больше, с грехом пополам задрать подол у такой же до опупения пьяной чужой жены и под взвизги и дикий ор подергаться между ног независимо от результата — потом можно будет долгими однообразными вечерами вспоминать об этих делах и смаковать подробности.

Я всегда считал, что это люди иной формации, действительно новые, будущее России… И вот в этом элитарном кабаке, хорошенько приглядевшись, я с изумлением обнаружил однообразной формовки публику…

Они были похожи, как манекены с одного завода. Холеные румяные лица средней толщины, практически маловарьированные одинаково хорошие наряды — в основном строгие классические костюмы, типа как у меня, одинаковые жесты и сленг, манера разговаривать. Я впервые заметил такое в передаче «Намедни», где, может, помните, так примерно с вами прощаются: «Пока».

Вот и эти практически все разговаривали именно так, как будто кто-то для этой элиты открыл курсы по освоению фальшивой интонации.

Даже женщины у них были одинаковые: практически все в мини-юбках или подчеркивающих прелести платьях, акцентировано чувственные, гиперсексуальные, какие-то игривые, готовые отдаться тут же, за столом, или на столе, сильно нервные и капризные — до той поры, пока самец в хорошем расположении духа.