Литературная Газета 6379 ( № 27 2012) - Литературка Литературная Газета

       Собственно, всякий, дающий себе разрешение на совершение греха (а что такое грех, каждый в сердце своем знает), тем самым признается в недоверии к этим словам Христа. А самоубийцы добавляют к сему и хищение: нельзя распоряжаться тем, что тебе не принадлежит (а то, что жизнью человек обязан не только папе с мамой и не двум молекулам, которые почему-то решили соединиться в мировом океане, породив земноводных, уверен, догадывается каждый человек). Однако Церковь не запрещает молиться за самоубийц келейно, то есть у себя дома, и есть специальный день - накануне Троицы - когда можно молиться о них и в храме. Но если бы знала моя собеседница (а я думаю, знает!), скольких людей остановила перед самоубийством мысль о загробном наказании и  запрете на отпевание (потому что о ближних в эти минуты думаешь меньше: если действительно любишь их, не станешь уходить)!  Волна самоубийств среди молодежи, прокатившаяся недавно по России, не свидетельство ли того, насколько представления о сакральности жизни и смерти исчезли из сознания людей (похожее происходило в России в начале ХХ века и затем в тридцатые годы)?

         Но вот, однако же, страдания детей, - как сказали бы герои Достоевского. Подумаем: возможно ли представить себе мир, в котором дети были бы избавлены от последствий зла, совершенного людьми? Надо было бы создавать некие резервации, отделенные - чем? - от всепроникающего зла мира? И до какого возраста держать тогда детей в этих резервациях? До какого возраста дети должны быть ограждаемы от зла мира? До окончания срока невинности по церковным канонам (7 лет) или дольше? Конечно, всемогущий Бог мог бы устроить и это - но подумаем хотя бы о таком последствии: срок ограждения детей от зла и смерти истекал бы, скажем, к десяти годам. С каким ужасом ждали бы тогда десятого дня рождения родители и сами дети?

      Но все это, повторяю, могло свидетельствовать  только о зле или бессмысленности как основах мироустройства, если бы мир был замкнут физическими границами. Но жизнь наша на земле - очень ценная сама по себе!  - есть начало, как бы подготовительные классы к будущей вечной жизни (это, кстати, можно понимать и в чисто "учебном" плане: кто-то заканчивает учебный курс быстро, а кого-то Учитель, милосердствуя, не отчисляет много десятков лет, все надеясь на вразумление; не говорю сейчас о тех, чья жизнь продлевается ради нас: "дабы они не без нас достигли совершенства", как говорится о святых в Евангелии - Евр.11:40). И вот там, на Небесах, все получают воздаяние по чистоте души своей, по вере и по тому, насколько познали они истину, будучи на земле (это то, что мы постигаем здесь, а как поступит в каждом случае Всезнающий и Милосердный Господь, нам не дано знать). И если бы безумно горюющие об утрате близких люди могли бы представить то счастье и блаженство жизни с Богом, которое испытывают сейчас и ушедшие в тот мир дети, и все, кто в жизни сей совершил хоть немногим больше добрых дел, чем дурных, их горе было бы меньшим; а ведь есть еще и такая действенная помощь ушедшим, как искренняя молитва - каждая из них услышана Богом. Но совершенно неправильно было бы думать, что праведникам и злодеям только на Небе достается справедливое воздаяние. Каждый из нас по тем редким мгновениям, когда он (она) находился в единении с Богом (как бы мы Его ни называли про себя) и с окружающим миром, может судить о том блаженстве и радости, в котором проводят свою жизнь на земле подлинные праведники (и которую может стяжать каждый из нас, если захочет!), и которую обретают люди в раю.  И, напротив,  по тем минутам, когда мы злы на всех вокруг, когда нас переполняют зависть, раздражение, ненависть, можем судить о тех, кто изо дня в день питается этими чувствами здесь  и будет вечно существовать, мучимый отсутствием любви, там.

      Но есть ведь еще и непостижимый Божий Промысл. И именно Его наличие позволяет нам догадываться, почему, скажем, именно за данной Своей овечкой "особо присматривал" Господь. И еще не будем забывать более простую истину: чудо происходит только с тем, кто открыт для него. На каждый наш шаг к Нему Бог отвечает Своими десятью - но только на наш шаг.

      И чудо всегда локально - эпицентр его в праведнике. По отношению ко всему человечеству оно было совершено дважды: в момент сотворения мира и в момент воплощения Христа (так что можно сказать, что вся наша история покоится на чуде как  своей основе). Даже прекращение всемирного потопа и обещание Бога не губить более все человечество случилось во многом благодаря праведности Ноя. И в дальнейшем спасению народа, страны, человека содействовала способность хоть на мгновение взглянуть через окошко на Свет (а святые держат это окошко для нас открытым всегда).

      Однако все эти наши рассуждения о человеческих страданиях будут невыносимым фарисейством, будут, по выражению Достоевского, "пищеварительной философией", успокаивающей совесть, если мы забудем: каждая смерть, каждая мука человеческая есть наше личное горе, изъян и в мироздании, и в душах тех, кто потерял родного человека. И мы обязаны восстановить утраченную  целостность нашими молитвами, нашей любовью, нашими духовными усилиями, нашей жизнью, может быть. Да, Бог есть любовь, но любовь эта осуществилась на земле Крестом. И пока не произошло окончательное восстановление Божественности мира, "христианская вера есть стояние у Креста" (отец Александр Шмеман): то есть распятие вместе с Ним за грехи мира и победа над смертью единственным оружием - любовью.

      Самым невозможным было бы обратиться к тем двум женщинам, о которых пишет Ольга Бугославская, с призывом вспомнить свои грехи, из-за которых они потеряли сына и внука, или же предложить им не горевать, поскольку ребенку их сейчас хорошо на Небесах. Но если они придут за помощью в своем горе к священнику или к мирянину, помнящему о нашем бессмертии, то спасительно - для всех троих - было бы поговорить с ними так, как это делает старец Зосима с матерью, потерявшей маленького Алексея, "человека Божьего", и оплакивающей его пустые сапожки, что стоят ныне у кроватки (помните начало "Братьев Карамазовых"? - пересказывать Достоевского не стану, лучше перечитать самим).

      И вот, наконец, последнее - поведение самих верующих. Увы, здесь многие упреки моей собеседницы справедливы. Христиане действительно должны светить всем, памятуя о том, что призваны свидетельствовать о Христе, и главным образом для тех, кто не видит Его. А мы часто поступаем совсем наоборот: беремся поучать и порицать всех вокруг, забывая о том, что в Церковь приходят не учить, но учиться. Продаем сами себе индульгенции на какие-то "мелкие" (с нашей точки зрения) грехи, - раз уж в главном-то мы с Богом (но с Ним ли?). А то и позволяем себе в храм не ходить, утверждая, что Бог у нас и так в сердце (но Он ли? - церковь в данном случае служит как бы камертоном, помогающим не сбиться в сторону: вспомним о постоянной борьбе добра и зла в сердце человека, которое, по точному определению Достоевского, есть главное пространство борьбы дьявола против Бога). Кто-то из мудрых священнослужителей сказал: мы, христиане, должны даже всем своим видом постоянно возвещать миру радостную пасхальную весть: Христос воскресе! Христос победил смерть, победил все многомощное зло мира, мы отныне вновь свободны и бессмертны! А мы ходим с хмурыми, а то и злобными лицами, обижаем и обижаемся[?] Великим Постом ежедневно молим Господа: "Даруй ми зрети мои прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков. Аминь", но как только Господь, по великому милосердию Своему, готовится выполнить нашу просьбу, тут же забываем об этом. Впрочем, что же это я? Это я забываю[?]

Я уж не говорю о тех случаях,  когда Божьими словами и псевдохристианским поведением лицемерно прикрываются для достижения неких личных выгод. На каждые 12 учеников Господа приходится один Иуда (и пропорция именно такова, просто Иуда со стороны заметней). Но ведь мы не отказываем в доверии медицине, хотя немало врачей нарушают клятву Гиппократа, не перестаем посылать детей в школу или в университет, хотя многие преподаватели не заслуживают своего высокого звания[?] Вылечится тот, кто хочет вылечиться, и выучится тоже тот, кто хочет.

      Конечно, приверженность христианству делает человека нравственным; а я бы сказал точнее - приверженность Христу (именно это ставит нравственность человека на твердую почву, иначе ведь легко сбиться на: "нравственно то, что служит делу[?]" - такому, другому, третьему; "будь благожелателен к ближним, ибо это залог их доброго отношения к тебе" - а если я не хочу их доброго отношения? "твоя свобода ограничена лишь свободой другого человека" - но где эта грань? и т.п.; а приверженность Христу дает один возможный ответ: поступай - в меру своих человеческих сил - так, как тут поступил бы Христос).  Но эта приверженность отнюдь не связана напрямую с количеством икон в доме, количеством посещений (хорошее слово в данном случае) храма или паломнических поездок. Христос сказал: "Не всякий, говорящий Мне: "Господи! Господи!" войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного" (Мф.7:20). И порой гораздо ближе, по-моему, к Богу люди, которые ощущают, что они, как пишет Ольга Бугославская, "не очень тверды в своей вере", а то и вовсе считают себя атеистами (но отдавать безусловный приоритет духовным ценностям, пренебрегать инстинктом самосохранения - откуда эти качества в нашей земной природе?).  Однако возможно ли перевоспитать человека, если, как утверждает автор статьи "Любовь или Великая Пустота", люди  либо обладают нравственным чувством, либо нет? Тут я единственный раз отказываюсь понимать мою умную и глубокую собеседницу: насколько я вижу, она отстаивает человеческую свободу (как бы по разному мы ни представляли себе источник этой свободы). Как же согласиться тогда с предопределенностью от рождения к нравственной или безнравственной жизни? Каждый момент нашей жизни открыт для полного преображения. Помните в "Идиоте": "точно так, как бывает материна радость, когда она первую от своего ребенка улыбку заприметит, такая же точно бывает и у Бога радость, всякий раз, когда Он с неба завидит, что грешник перед ним от всего своего сердца на молитву становится". Первым из всех людей Христос ввел в рай разбойника, обратившегося к Нему со своего креста. Но иные из нас так и живут всю жизнь с закрытым сердцем, думая, что видят Бога, видят только себя.