Пропавшее колье - Диана Стоун

Паула все ей рассказала: и о своих чувствах к Альберту Каннингхему, и его подозрениях в отношении дяди Шеймуса.

– Не стоит так переживать, дорогая, – успокоила ее Долорес. – Все наладится. Поверь мне. Милые бранятся – только тешатся. А что касается Шеймуса, то я все время об этом думаю – и знаешь, что пришло мне в голову?

– Что? – спросила Паула, шмыгнув носом.

– Я все больше склоняюсь к мысли, что отцом ребенка был сам Шеймус. А что? Это вполне возможно. Ты же видела фотографии. Они с твоим отцом были настоящими красавчиками, за ними многие девушки увивались.

– Тогда почему он на ней не женился?

– Возможно, он не знал, что она беременна. Он уехал и поступил на корабль примерно в то же время, как она вышла замуж за лорда Беллинджера. Возможно, они поссорились, он уехал, а она назло ему приняла предложение Беллинджера, не зная, что беременна. Что было потом, нам остается только гадать. Быть может, Беллинджер, узнав об этом, заставил леди Веронику отказаться от ребенка, а может, она сама это сделала, кто знает? А Шеймус спустя четверть века узнал об этом и захотел хотя бы частично возместить сыну то, чего тот был лишен все эти годы. Мы же не знаем, где и в каких условиях он рос. Иначе как объяснить старания Шеймуса, чтобы молодой человек был окружен заботой? И это проливает свет на то, куда делись его собственные сбережения. Он отдал их Дэвиду. Это был его долг.

Паула вздохнула. Эта история тоже выглядела не слишком привлекательно. Выходит, дядя соблазнил леди Веронику, а потом удрал, бросив ее на произвол судьбы. Она вспомнила обвинительный тон, в котором были написаны его письма к леди Веронике. По мнению Паулы, он не имел права осуждать ее за то, что она оставила сына, потому что сам бросил их обоих. Он должен был попросить у нее прощения. Но так уж повелось: двое совершают ошибку, а основная тяжесть ложится на женщину и ребенка.

– Меня всегда удивляло, – продолжала миссис Макмайер, – почему Шеймус не проявил никакого интереса к леди Веронике, когда приехал. Несмотря на излишнюю полноту, она всегда была женщиной импозантной и привлекательной, а он даже ни разу на нее не взглянул. Теперь я понимаю – он не хотел, чтобы кто-то заметил, что между ними что-то есть. Не понимаю, почему они не поженились после того, как он приехал жить в Кливленд, и не объявили, что Дэвид их сын.

Если то, что говорит мама, правда, подумала Паула, значит, у нее появится двоюродный брат. Ей очень хотелось посмотреть на кузена Дэвида. Но ведь Дэвид и кузен Альберта тоже. При мысли об Альберте к ее глазам вновь подступили слезы. Неужели она навсегда потеряла его?

Утром, наплевав на гордость, Паула позвонила в Каннингхем-Хилл и спросила, может ли она поговорить с лордом Каннингхемом, но секретарь ответил ей, что он уехал в Лондон.

Миссис Макмайер все утро ходила с мечтательной улыбкой, и Паула поняла, что мама думает о Дэвиде. Паула тоже о нем думала и старалась представить, какой он. Признает ли его семья Каннингхемов. Само собой, что они с матерью его признают и примут с дорогой душой.

– Мы пригласим Дэвида жить с нами, – сказала миссис Макмайер за завтраком. – Жаль, что мы поспешили переоборудовать мансарду. Ему было бы приятно жить в комнате отца.

С тех пор как Паула узнала, что Кантильо преувеличивает свои профессиональные заслуги, у нее пропало всякое желание брать у него уроки живописи. Она решила, что откажется от его уроков и будет работать самостоятельно. Как раз вчера ей позвонили из издательства и заказали оформление сборника ирландских народных сказок, так что надо было приступать к работе. Работа сейчас очень кстати, подумала Паула. Она поможет мне отвлечься от грустных мыслей.

Работая над макетом сборника, Паула старалась не думать об Альберте, а размышляла о своем новом кузене. По-видимому, Дэвид узнал о кончине матери от дяди Шеймуса, а вскоре после этого его ждало известие о смерти отца. Каково было бедняге пережить все это! И он даже не мог прийти на похороны своих родителей. Чем больше Паула думала о Дэвиде, тем яснее представляла его себе как реального человека, со всеми его радостями и горестями. Кто его воспитывал? Что он за человек? Он преподает в школе – значит имеет образование. Пауле трудно было представить себе его внешность. Леди Вероника была полной шатенкой с мягкими чертами лица. Дядя Шеймус – темноволосым и худощавым, а в молодости слыл красавцем.

Паула вспомнила, что во время ее уроков дядя и Кантильо всегда оживленно болтали. Дядя рассказывал о своих заграничных плаваниях, а Винченцо – о жизни в Италии.

Приближался день очередного урока живописи. Чтобы не встречаться с Кантильо, Паула позвонила ему и сообщила, что больше не нуждается в его наставлениях. Она вежливо поблагодарила его за помощь, но совершенно ясно дала понять, что их занятия окончены.

Прошло уже четыре дня после отъезда Альберта в Лондон, а он все еще не вернулся и даже ни разу не позвонил. Паула ходила сама не своя. На следующий день утром пришли маляры красить студию. Паула поднялась в мансарду, чтобы дать им необходимые распоряжения. Краска показалась ей чересчур холодного белого цвета, но она не хотела мешать им работать и, взяв альбом для набросков, спустилась вниз и вышла во двор. Неподалеку нанятый матерью садовник подрезал живую изгородь. Паула решила его нарисовать. Не на что было сесть, и она уселась прямо на траву. С минуту она смотрела на садовника, стараясь выбрать подходящий ракурс и постараться передать движение, но он все время менял позы, поэтому рисовать было трудно.

Кантильо учил ее рисовать людей в движении. Нужно было дугообразно водить карандашом, чтобы создалось впечатление, что человек двигается. У него это здорово получалось, но, когда Паула попробовала, вышел клубок, похожий на приближающийся смерч.

Ее занятие прервал шум подъезжающей машины. Паула подумала, что это Альберт, и сердце ее учащенно забилось, но, взглянув на дорогу, она увидела, что это машина Винченцо Кантильо.

Паула страшно разозлилась. Разве она не дала ему ясно понять, что больше не нуждается в его услугах? Зачем он приехал?

Он вышел из машины, потрясающе красивый в светлом костюме с иголочки и бежевой рубашке. Паула всегда считала его привлекательным, а его природное обаяние и иностранные фразы, которыми он любил щегольнуть, делали его и вовсе неотразимым. Черные волосы, карие глаза, правильные черты лица, хорошее телосложение, хотя, на взгляд Паулы, он был чересчур худощав.

– Добрый день, Паула. Как поживаете? – с дружелюбной улыбкой спросил он.

– Спасибо, замечательно. А вы?

– Неплохо. Вчера продал несколько своих картин. Вот приехал пригласить вас прокатиться.