03 Ринсвинд. Посох и Шляпа - Терри Пратчетт

– Право, как скучно, – проронил толстяк и хлопнул в ладоши.

Пальцы его были так унизаны кольцами, что хлопок прозвучал скорее как звон. Двое стражников быстро выступили вперед и перерезали веревки, после чего весь батальон растворился в окружающей листве, хотя Ринсвинд печенкой чувствовал, что оттуда за ними продолжают наблюдать несколько дюжин пар темных глаз. Животный инстинкт подсказывал, что пусть они с Каниной и толстяком остались наедине, любое агрессивное движение с их стороны может внезапно превратить этот мир в место, заполненное пронзительной болью. Ринсвинд постарался явить спокойствие и искреннее дружелюбие. И попытался придумать какую-нибудь тему для разговора.

– Да, – отважился он, оглядывая парчовые занавеси, усеянные рубинами колонны и подушки с золотой филигранью, – неплохо ты отделал местечко. Оно… – Он замялся, подыскивая подходящее описание. – Прямо-таки чудесный образчик редкостного изящества.

– Человек стремится к простоте, – вздохнул толстяк, продолжая деловито писать. – А вас сюда как занесло? Я, конечно, всегда рад встрече с коллегами – любителями поэтической музы…

– Нас привели, – заявила Канина.

– Люди с саблями, – дополнил Ринсвинд.

– Славные ребята, стараются поддерживать себя в форме. Да, кстати, не желаете?

Он щелкнул пальцами, делая знак одной из дев.

– Э-э, не сейчас, – принялся отнекиваться Ринсвинд, но девушка просто подала ему блюдо с какими-то золотисто-коричневыми палочками.

Он взял одну и попробовал. Пирожное было восхитительным – сладким и хрустящим, с привкусом меда. Ринсвинд взял еще две палочки.

– Я, конечно, прошу прощения, – сказала Канина, – но кто ты такой? И что это за место?

– Меня зовут Креозот, сериф Аль Хали, – ответил толстяк. – А это моя Глушь. Старался, как мог.

Ринсвинд подавился медовой палочкой.

– Уж не тот ли Креозот, который «богат, как Креозот»? – осведомился он.

– То был мой дорогой отец. Я, по правде говоря, несколько богаче. Когда у человека полным-полно денег, ему трудновато достичь простоты. Стараешься изо всех сил… – вздохнул он.

– Ты мог бы попробовать раздать свои богатства, – предложила Канина.

Сериф снова вздохнул.

– Это, знаешь ли, не так легко. Нет, приходится добиваться малого большими средствами.

– Слушай, – выпалил Ринсвинд, рассыпая изо рта крошки пирожного, – говорят, ну, ходят слухи, что все, к чему ты прикасаешься, превращается в золото.

– Это может слегка затруднить посещение туалета, – жизнерадостно заявила Канина. – Я, конечно, прошу прощения.

– Ходят такие россказни, – подтвердил Креозот, делая вид, что ничего не слышал. – Это так утомительно. Как будто богатство что-то значит. Подлинные сокровища таятся в сокровищницах литературы.

– Тот Креозот, о котором мне рассказывали, – медленно проговорила Канина, – был главой банды, ну, в общем, безумных убийц. Самых первых ассассинов, внушающих ужас всему пупземельному Клатчу. Не сочти за оскорбление.

– Ну да, мой дражайший папочка, – откликнулся Креозот-младший. – Это были гашишимы. Свеженькая мысль ему пришла[15]. Но на самом деле от них было мало толка. Так что мы наняли вместо них Душегубов.

– Ага. Названных так в честь какой-то религиозной секты, – со знающим видом кивнула Канина.

Креозот посмотрел на нее долгим взглядом и медленно произнес:

– Нет. Вряд ли. Мне кажется, мы назвали их так потому, что они с одного удара проламывают людям головы. На самом деле, ужасно. – Он взял в руки пергамент, на котором писал до их прихода, и продолжил: – Я скорее стремлюсь жить жизнью разума и именно поэтому превратил центр города в Глушь. Помогает потоку мысли. Человек делает то, что в его силах. Прочитать вам мое последнее творение?

– Варенье? – переспросил Ринсвинд, который не уследил за ходом его мысли. Креозот выставил вперед пухлую ладонь и продекламировал:

– Летний дворец под ветвями,

Бутылка вина, буханка хлеба, кускус из барашка, жареные языки павлина, кебаб, шербет со льдом, разнообразие сластей на подносе и возможность выбора Ее,

Поющей рядом со мною в Глуши,

А Глушь – это…

Он остановился и задумчиво взял в руку перо.

– Все-таки белье сюда не подходит, – сообщил он. – Взглянув со стороны, я понял…

Ринсвинд оглядел подрезанную чуть ли не маникюрными ножницами зелень, аккуратно расставленные камни и окружающее все это высокие стены. Одна из «Ее» подмигнула ему.

– И это Глушь? – уточнил он.

– Мои специалисты по пейзажу воссоздали здесь все основные особенности. Целая вечность ушла на то, чтобы сделать ручейки достаточно извилистыми. Из надежного источника мне стало известно, что в них теперь кроются задатки грубого величия и удивительная природная красота.

– А еще здесь повсюду бродят скорпионы, – вставил Ринсвинд, угощаясь еще одной медовой палочкой.

– Насчет этого не знаю, – возразил поэт. – Не считаю скорпионов поэтичными. Согласно стандартным поэтическим инструкциям дикий мед и саранча более уместны, хотя я так и не привык питаться насекомыми.

– Мне всегда казалось, что саранча, которую едят в глухих местах, это плод какого-то дерева, – удивилась Канина. – Отец всегда говорил, что саранча очень вкусная.

– Значит, это все-таки не насекомые? – переспросил Креозот.

– Да нет вроде.

Сериф кивнул Ринсвинду.

– Тогда ты можешь спокойно их доесть, – разрешил он. – Мерзкие хрустящие твари, никогда не понимал, что в них хорошего.

– Мне не хотелось бы показаться неблагодарной, – сказала Канина, перекрывая лихорадочный кашель Ринсвинда, – но зачем ты приказал доставить нас сюда?

– Хороший вопрос.

Креозот несколько секунд смотрел на нее бессмысленным взглядом, словно пытаясь припомнить, зачем они здесь.

– Ты и в самом деле весьма привлекательная девушка, – отметил он. – Ты, случайно, на цимбалах не играешь?

– А сколько у них лезвий? – спросила Канина.

– Жаль, – нахмурился сериф, – по моему заказу их привезли аж из-за границы.

– Мой отец научил меня играть на губной гармошке, – сообщила она.

Креозот беззвучно пошевелил губами, обдумывая это предложение.

– Не годится, – наконец решил он. – Плохо ложится на ритм. Но все равно спасибо. – Он окинул ее еще одним задумчивым взглядом. – Знаешь, ты действительно крайне привлекательна. Тебе когда-нибудь говорили, что твоя шея похожа на башню из слоновой кости?

– Никогда.

– Жаль, – повторил Креозот.

Он порылся среди подушек и, вытащив маленький колокольчик, громко позвонил.

Через некоторое время из-за павильона вынырнула высокая, угрюмая фигура. Этот человек выглядел так, будто являлся прямым потомком штопора, а в его глазах присутствовало нечто, от чего взбесившийся грызун обескураженно повернулся бы и на цыпочках удалился.

Одним словом, сразу было видно, что это великий визирь. Никто не сообщит ему ничего нового насчет того, как обманывать вдов и запирать впечатлительных юношей в пещерах с мнимыми драгоценностями. А что касается грязной работы, то, вероятно, как раз он и сочинил по ней учебник. А еще вероятнее – просто украл его.

На нем был надет тюрбан, из-под которого торчала остроконечная шляпа. И, разумеется, у него были длинные тонкие усы.

– А, Абрим! – воскликнул Креозот.

– Ваше величество?

– Мой великий визирь, – представил его сериф.

«Так я и думал», – сказал себе Ринсвинд.

– Эти люди – зачем мы их сюда доставили?

Визирь покрутил усы с таким видом, словно только что решил отказать еще одной дюжине просителей с выкупом закладных.

– Шляпа, ваше величество, – намекнул он. – Шляпа, если вы помните.

– Ах да. Восхитительно. Куда мы ее дели?

– Постойте-ка, – поспешно перебил Ринсвинд. – Шляпа… это, часом, не такая мятая, остроконечная, с кучей всяких побрякушек? Типа кружев и всякого такого… – Он поколебался, а затем уточнил: – Ее, случаем, никто не пытался надеть, а?

– Она предупредила нас, чтобы мы этого не делали, – отозвался Креозот, – так что Абрим сразу приказал одному рабу примерить ее. Раб сказал, что от нее у него разболелась голова.

– А еще она сообщила нам, что вскоре должны прибыть вы, – добавил визирь, отвешивая Ринсвинду легкий поклон, – посему я… то есть, сериф подумал, что вы, вероятно, сможете поведать нам об этом замечательном изделии?

Существует тон голоса, известный как вопросительный, и визирь использовал именно его; а едва уловимая резкость слов давала понять, что если он не узнает что-нибудь о шляпе, и притом очень быстро, то у него на примете имеются разнообразные занятия, в которых вовсю используются слова «раскаленные докрасна» и «ножи». Все великие визири говорят таким образом. Наверное, где-то есть школа, где их этому учат.

– Боги, как я рад, что вы ее нашли! – воскликнул Ринсвинд. – Эта шляпа гнгнгх…