Летописи Дорна. Белый воин - Алексей Осадчук

На появление мелкого человечишки огромное стадо никак не отреагировало. То ли потому, что ветер дул юноше в лицо, то ли потому, что они были близоруки, а может, справедливо верили в ничтожность исходящей от крадущегося существа опасности.

Такое поведение оленей было на руку голодному человеку. Приблизившись примерно на сто шагов к стаду, Саня, пригнувшись, продолжил движение.

Легкая дальнобойная стрела плавно уступает место срезню… Примерно девяносто шагов… Стадо спокойно продолжает трапезу… Восемьдесят шагов… Выбор падает на небольшого безрогого теленка, неосмотрительно оторвавшегося от взрослых особей… Семьдесят шагов… Мать неосмотрительного детеныша что-то чувствует и начинает подзывать непослушного отпрыска… Ветер по-прежнему в лицо… Шестьдесят шагов… Пора! Саша поднимается во весь рост… Тетива у щеки… Цель — сердце…

Дум! Стрела стремительно уходит вперед! Вторая стрела мгновенно занимает место первой…

Тело оленя падает беззвучным кулем, как подкошенное. Стрела без особых преград вошла в бок, чуть выше лопатки, почти по самое оперение. Стадо, внезапно пришедшее в движение, испуганно разгоняется и уплывает вбок. Скорей! Подальше от страшного запаха смерти!

Не было никаких душещипательных сцен, так часто виденных молодым человеком в телевизионных программах о животных, когда стадо отбивает свое дитя у львиного прайда. Нет, стадо просто ушло от непонятной угрозы, оставив на земле тело одного из своих неудачливых неосторожных сородичей.

Как ни странно, Саша испытывал жалость к бедному животному. Он, уже узнавший, что значит убивать, не чувствовал от этого никакого удовольствия. И много раз обещал себе, что будет это делать как можно реже, и только по необходимости… Найдя укромное местечко у подножия скального хребта, тянувшегося вдоль всей долины на высоте нескольких метров от земли, принц развел костер и принялся готовить отрезанные им от туши оленя куски мяса. Местная оленина оказалась жестковатой, но это был настоящий пир в тот день.

Сжавшийся после нескольких суток голодовки желудок не принял жаренного на костре мяса. Быстро набросившегося на пышущее и шкварчащее лакомство Саню тотчас вывернуло. Когда дикая боль в желудке унялась, он стал мелко нарезать небольшие кусочки и тщательно прожевывать их.

Немного поев, но все еще очень голодный, он завернулся в разложенный у костра меховой спальный мешок и заснул, предвкушая завтрашний завтрак…

Так уже почти пять дней он шел со стадом, двигающимся вдоль длинного горного хребта. Мяса хватало. Ночуя на скальных уступах и в небольших углублениях высоко над землей, так долго голодавший, а теперь отъедавшийся олениной Саня набирался сил для дальнейшего пути…

Глава 14

УЛЬМ

Ночь в Ульме была тихой и теплой. Несмотря на прошедшие ураганы, весна постепенно забирала свое. На полях и дорогах таял грязный последний снег, и только в вечной тени деревьев лежали последние зимние пределы мокрого снега.

Весна. Аная очень любила весну. Ее прекрасные птичьи песни и зеленое оживление лесов и лугов всегда наполняли сердце юной девушки радостью и весельем. Хотелось танцевать, петь, кружиться среди полевых трав и лесных цветов, водить хороводы и вечерами засиживаться у костров с молодежью.

Сейчас всего этого в Ульме не было. Городище, славящееся на все земли лоримов своей веселой огромной весенней ярмаркой, принимающей всегда в это время множество разного народу, засыпало этой ночью угрюмым и тревожным сном.

На том месте, где всегда в это время ярмарочные торговцы выставляли товар на своих возах и зазывно громко расхваливали его, сейчас разрастался большой лагерь беженцев, бегущих с окраин от ужасной таркской орды. Хотя Ульм и стоял в середине земель лоримов между стольным Мирольмом и Хирмальмом, вотчиной ее отца ярла Икера, все же люди, напуганные страшными вестями, старались получше подготовиться к грядущей войне.

Укреплялись крепостные стены. Кузни с утра до ночи не умолкали, перековывая косы и орала на наконечники для копий и стрел. Мерный бой молотобойцев вот уже две седмицы оглашал такой веселый и беззаботный в это время года город. Крестьяне, охотники, рыбаки — все, кто что только мог, свозили продовольствие за стены городища, готовясь к длительной осаде. Набиралось местное ополчение. Все мужчины брались за копья и топоры. Стоять будут насмерть — тарки пленных не берут.

Сама Аная этих тварей никогда не видела, только по рассказам и байкам ветеранов пограничья знала, что для этих полузверей война как понятие не существует. Они охотятся, и это их самая большая охота. Таким огромным скоплением тарки никогда еще ни на кого не нападали.

Ульмская дружина не такая крепкая, как отцовская, насчитывает около двух сотен воев. Если добавить ополчение, в основном состоящее из рыбаков да крестьян, получится примерно шесть сотен. Негусто. Против орды тарков, пусть вооруженных только палками да дубинами и не носящих броней, очень и очень мало.

Воспитанная в детинце, в лоне отцовой дружины, дочь хирмальмского ярла мыслила не по-женски. А как еще? Матушка Анаи ушла к Творцу, оставив малышку на руках разбитого горем ярла. Другую жену он так и не смог взять, любил дюже ныне покойную, да и не сладилось бы с другой. Как можно, когда непрестанно мыслишь об ушедшей. Единственная отрада — дочка. Да какая! Ликом — вся в мать, а характер — точно Седовласов.

Уже смалу, набивая себе первые шишки да синцы, не было такого, чтоб заревела или закапризничала. Вставала и упрямо шла дальше, осваивая науку первых шагов. Уже подросши и обернувшись в пригожую видную девицу, все скакала, будто горная коза, среди дружинных, размахивая мечом. Сколько ни пытался заботливый ярл привить своей дикой дочурке женскую науку, приглашая в дом разных уважаемых жен городища, — все без толку. Улизнет, оставив с носом учителей, и ищи ветра в поле. Поборолся упрямый родитель с неуловимым чадом, да и сдался. Первый раз в жизни своей сдался. Куда ему! Не тягаться ярлу с любимой и настырной дочерью.

Вот и сейчас упорная Аная упросила батюшку отпустить ее на ярмарку в Ульм, не смог он ей отказать, только настоял, чтоб два дружинных были при ней, иначе никакой ярмарки.

Уже три седмицы прошло с тех пор, и вместо веселых ярмарочных гуляний юная Аная зрела городище, будто улей пчелиный, готовящийся к осаде. Завтра на рассвете пойдут они обратно в Хирмальм — соскучилась она по батюшке, да и помогать нужно. Работы в отцовом городище не меньше чем в Ульме. Не до веселий нынче — враг идет на землю лоримов.

Засыпая на кровати в комнате, снятой на постоялом дворе рядом с ярмарочной площадью, она представляла, как будет разить своим мечом ненавистных тварей, стоя плечом к плечу в строю отцовой дружины. Вот она вырывается вперед, рубит направо и налево, непобедимая и несокрушимая легендарная Аная!

В середине теплой ночи из сказочных грез ее вырвал ужасный шум и страшный нечеловеческий вой, раздающийся откуда-то с улицы. В дверь уже настойчиво и громко стучали.

— Аная! Просыпайся же! Быстрее! — Из-за двери глухо доносился нетерпеливый голос молодого дружинника Митро. Он и Римас, выросшие и воспитанные вместе с Анаей с самого детства, ставшие взрослыми и сильными воями, очень обрадовались приказу ярла сопровождать его дочь на ярмарку в Ульм. Выпала возможность покрасоваться богатырскими станами, затянутыми в грозную кольчугу. Будто две железные скалы они нависали над своей подопечной, расхаживая меж торговых лавок по Ульму, ловя восхищенные взгляды улыбающихся ульмских девушек. А когда местный ярл пригласил Анаю в свой терем (как же — дочь самого Седовласа пожаловала в Ульм!), они всю ночь перед визитом натирали брони и оружие.

Набросив на себя что попало под руку в темноте, Аная открыла дверь. На пороге стоял Митро в полной боевой готовности с обнаженным мечом и щитом в левой руке.

— Что стряслось? — спросила она, подслеповато сонно щурясь на тусклый свет в коридоре.

— Ульм почти пал! Бои уже идут в самом городище, кто-то открыл центральные ворота!

Сон как рукой сняло. Через несколько мгновений Аная, уже полностью одетая в свой дорожный костюм, с обнаженным коротким клинком и наброшенной поверх сюртука легкой кольчугой, шла по коридору второго этажа постоялого двора. Впереди — железный Митро, за спиной — Римас, готовый в любой момент прикрыть дочь ярла. Внизу, в основном зале, толпилось несколько постояльцев, у многих в руках было оружие, а на некоторых поблескивали брони. Люд собрался все непростой, да и остановиться на постоялом дворе не каждый мог себе позволить.

Двери и окна зала уже были завалены всем тяжелым: толстыми скамейками и столами, бочками и мешками с мукой и зерном.

— Хозяин! Второй ход у тебя есть? — зычно прогудел огромный детина без брони с закатанными рукавами рубахи: в одной руке здоровенный топор, а в другой — пивная кружка, к которой он постоянно прикладывался.