Учебник рисования - Максим Кантор

— Мастер кисти перед вами, — говорил отец Павлинов, — гений живописного искусства. Смотрите, впитывайте. Какой покойный полумрак и атмосфера умиротворения. Голландия, семнадцатый век. Салфетки крахмальные, скатерть вышитая. Вот как жить надобно. Запоминайте, дети мои, запоминайте детали, умоляю. Культура — она ведь из мелочей состоит. Вилочка серебряная. А? И узор на ней выбит, и монограмма. Ведь неспроста он вилочку нарисовал — а чтобы пример обстановки дать, учить другие поколения прекрасному. Вот, поучитесь, как устрицы разложены, одна к одной — и в лед. Обязательно — в лед. И открыты они аккуратно, края раковин целенькие. А то ведь иногда как бывает: и раковину сломают, и устрице бок оторвут — как же можно? И вино белое, видите — в кувшин перелили, и правильно сделали: оно подышать должно, воздухом морским набраться. И лимончик, лимончик тут необходим, сами понимаете. Вот он нарисован, и кожура серпантином пущена. Думаете, так, пустячок? Нет, в культуре живописи пустячков не бывает. Лимончик до половины очищен, чтобы его можно было взять удобно, да на устрицу и выжать. И сразу — винца глоточек. И вот мы видим здесь еще перец кайенский — ну, это, скажем так, деталь на любителя. Некоторые любят сверху перчиком присыпать. Я считаю — зря. Живой вкус заглушает. Здесь я не совсем с Хедой согласен, на мой взгляд, Питер Клаас этот вопрос тоньше трактует.

Под изумленными взглядами поварихи, уборщицы и шофера отец Павлинов перелистал несколько страниц.

— Вот, исключительной красоты полотно. Сыры на серебряном подносе. И, обратите внимание: оттенки, оттенки как играют! Вот, что называется, — колорист! Тяжелый глухой желтый, почти охристый — это, несомненно, твердый сыр, по качеству близкий к пармезану. И попрошу рассмотреть внимательно, какая мелкая крошка! Вот сыр надрезали, и он посыпался в крошку — любопытнейшая деталь! Художник ведь ничего не делает зря! Думаете, он написал просто так! Отнюдь нет, написал, чтобы рассказать нам о свойствах сыра, и вот мы смотрим и уже буквально на вкус этот сыр ощущаем. Палитра вкусов, вот что показывает нам мастер, многообразие бытия. Следующий сыр — это, конечно, козий. Бледный, почти белый, и нарезан тонко. Я, правда, предпочитаю козий сыр резать кубиками — но не будем придирчивыми. Так художник видит. А вот это, скорее всего, — красный чеддер. Сами можете убедиться, сыр легко разламывается пластами. Как структура передана тонко! Есть чему поучиться. А это что такое? — и отец Николай изумленно откинулся на спинку резного кресла, — что это? Парадокс, дети мои, художественный парадокс. Поглядите: тарелка сыров — ну просто как в ресторане «Палаццо Дукале» — и бокал вина. Казалось бы, все грамотно, все правильно. Но, странность какая! Вино-то белое! Белое! Отчего же, спрашиваю я вас, вино здесь белое, если ему по всем законам требуется быть красным? Ведь даже ты, — метнул Павлинов взгляд на своего шофера, — полагаю, знаешь, что к сыру подаются красные вина. Быть иначе не может. Запомните — никогда и нигде! Портвейн, например, или бургундское, или риоха — но непременно красное. Это закон. — Павлинов безмолвно взирал на загадочную картину. — Нелепость какая. Абсурд. — Домочадцы сочувственно молчали.

— Неужели подделка? Да, дорогие мои, вот так и делаются открытия в истории искусств. Надо немедленно показать Розе Кранц. Неужели уже тогда писались фальшивки? Сенсационно! Вот они — загадки культуры! Попробуй докопаться до сути! Что хотел сказать художник? Это вам не какая-нибудь чепуха политическая, про это в газетах не напишут!

И домочадцы, слушая тираду отца Николая, согласно кивали: нет, не напишут про такое в газетах. И открывать газеты даже не стоит, если хочешь приобщиться культуре, не найдешь в газетах ничего стоящего внимания. Прогноз погоды если напечатают, и то спасибо, а подлинно интересные вещи — не найдешь.

Так или иначе, а свободолюбивые газеты и судьбоносные журналы — спустя каких-нибудь пятнадцать лет после возникшего гражданственного ажиотажа — публика читать перестала. И то сказать — сколько же можно бубнить про одно и то же? Ну что, в самом деле, можно в газетах вычитать: опять про аварии и катастрофы, про демонстрации протеста? Летают неуемные журналисты взад-вперед, пишут про взрывы и беженцев. Так ведь читали уже, надоело, хватит. Опять колонки обличителей и правдокопателей? Ох, ведь столько уже прочли, из ушей скоро полезет. И поскольку желание клиента определяет продукцию, журналисты, в свою очередь, тоже поняли зов времени — и переориентировались. Спешить по вызову в горячие точки желающих поубавилось — в самом деле, «скорая помощь» они, что ли? — а желающих изрекать правдолюбивые сентенции и вовсе не стало — скучно, читать не будут.

И постепенно свободолюбивые листовки и судьбоносные газеты были отодвинуты в сознании читателей качественно новой продукцией — яркими толстыми изданиями, описывающими роскошный образ жизни богатых людей. Вместо названий «Актуальная мысль», «Дверь в Европу», «Европейский вестник» — теперь на прилавки легли «Журнал для богатых блондинов», «Мир в кармане», «Штучки-дрючки». Некогда Карамзин предположил, что интеллигенты хотят ниспровергнуть троны, чтобы положить на место тронов кипы журналов — но русский историк даже не догадывался, какие журналы займут место тронов. В этих журналах гражданину просвещенного общества показывали все то, о чем только и смеет мечтать свободный человек, о чем грезилось прогрессивным людям в сумрачные советские годы. Граждане новой свободной страны — о, они заслужили эту роскошную жизнь! Дайте же, дайте им ее скорее! Вы, бессердечные большевистские палачи, прятали от русских людей поля для гольфа, коньяк Хенесси, шелковое нижнее белье, отели для собак, бунгало на Атлантике. Вы, коммунисты и сатрапы, хотели оплевать и оболгать прекрасную капиталистическую жизнь! Так верните нам ее, дайте нам ее! Пусть не буквально эту жизнь прожить, но хоть глазами пощупать на картинке, хоть к пестрому журналу принюхаться. Те самые глаза, что десять лет назад выискивали первые публикации про сталинские репрессии, теперь всматривались в мерцающие интерьеры ресторанов, песчаные пляжи Гваделупы, новые модели гоночных яхт. Те же самые люди, что выстаивали очереди, чтобы прочесть в газете правду о лагерях, сегодня листали глянцевые журналы с раздетыми девушками снаружи и описанием морского круиза внутри. И — спроси их кто: а не вы ли в прежние годы Солженицыным увлекались? Что же это нынче вас потянуло на гламурные издания? Нет ли здесь противоречия? — читатели бы удивились. Жизнь-то меняется, как-никак. Первые прилавки свободы, т. е. те дощатые ларьки, в которых искрились упаковками презервативы, жевательная резинка и карманное издание «Архипелага ГУЛАГ», были стократно превзойдены по яркости и броскости — новыми мраморными прилавками, на кои вывалили сотни подарочных журналов. Про лимузины желаете? Вот вам ежемесячные триста страниц с картинками. Глядите, как молодой политик Дима Кротов пришпоривает своего железного коня на Рублевском шоссе — нот он, полет демократии! Интересуетесь интерьером? Так вот — прямо перед вами — пятьдесят изданий трактуют вопрос с придирчивостью. Вы посмотрите, как художник Педерман расписал бассейн корпорации Бритиш Петролеум, вы полюбуйтесь красками. Как, недурно? То-то и оно, что совсем недурно. Если вы будете хорошо работать, наладите свой бизнес, обзаведетесь знакомствами — так и вам Юлик Педерман бассейн распишет. А супруги Кайло предложили изящный вариант летней веранды в ресторане «Палаццо Дукале» — совершенно в адриатическом вкусе. В каком-каком вкусе, спросит иной простак. А в адриатическом вкусе, вот в каком. Не знаете разве о таком эстетическом направлении? Про адриатическую цивилизацию не слыхали? Это оттого, голубчик, что за прессой не следите. Вот прочтите интервью, взятое у прогрессивных авторов, и многое поймете. Культура розового лобстера, холодного лимонного Фраскате, пурпурной мантии венецианского дожа, солнечных террас Лидо — все это вместе и есть великая адриатическая культура, цветовую гамму которой воспроизвели супруги Кайло в летней веранде. Художники-авангардисты специально летали в Венецию и жили на знаменитой вилле Клавдии Тулузской, и сам мэтр отечественного авангарда, знаменитый Гузкин, водил их по каналам тропами Бродского и Рескина.

— Вы, — спрашивал интервьюер у супруга Кайло, — как рассказывают ваши поклонники, предпочитаете морепродукты?

— Да, — отвечал художник, — с годами я пришел к пониманию рыбного меню.

— Однако, — говорил интервьюер художнику, — можно ли из этого сделать вывод, что вы — признанный знаток красных вин — перешли на вина белые?

— Отчего же, — отвечал художник, — одна из новейших тенденций высокой кухни состоит именно в том, чтобы сочетать красное вино с рыбой. Теперь никого не удивишь, заказав красное вино от Антинори вместе с лангустами.