Увечный бог - Стивен Эриксон

  Она запрокинула голову, чтобы поглядеть на поднимающихся по выбитым ступеням Шпиля. Принц Брюс Беддикт, Араникт, королева Абрасталь, Спакс и женщина-жрица К'чайн Че'малле. Одиннадцать уцелевших Джагутов тоже двинулись туда.

  "Кончено. Значит, кончено.

  Теперь будет мир. Должен быть мир - как еще назвать это ужасное молчание?"

  Снова полился дождь и, хотя был он чистым и свежим, дневной свет начал угасать. Лера закрыла глаза и позволила влаге омывать лицо.

  Онос Т'оолан ушел за город, на пустошь, заросшую утесником и вереском. День быстро угасал, но ему было все равно. Земля промокала - на этот раз не от крови, а от обычного дождя.

  Солнце окрасило золотом западный горизонт.

  И тут Онос Т'оолан прищурился, завидев вдалеке три фигурки. Казалось, они, подобно ему самому, блуждают без цели. Подобно ему, они затерялись в мире. Он подошел ближе.

  Меч в правой руке, с которого дождь успел смыть запекшуюся кровь и мясо, упал на землю. Он побежал. Сердце, казалось, распухло и стало слишком большим для клетки ребер.

  Его увидели - он слышал детские крики, все бежали навстречу; та девочка, что не держала ребенка, вырвалась вперед. Все трое плакали на бегу.

  Он упал на колени и охватил их руками.

  Слова путаницей вылетали изо ртов близняшек. Спаситель - воин-овл - они потеряли его в буре. Ведьма их украла - бегство - он обещал что найдет но не нашел, и...

  Подняв взгляд, стоявший на коленях лицом к северу Онос Т'оолан увидел кого-то еще.

  Плохо различимый силуэт, вроде бы сидящий, скорчившись, на земле.

  Он встал, девочки уцепились за руки, мальчик взялся за ногу. Он пошел вперед, таща их за собой. Когда малыш захныкал, Стория подхватила его на руки. А Онос шел, все убыстряя шаги.

  Это невозможно. Это...

  Он снова побежал.

  Должно быть, она услышала шум, ибо подняла голову и оглянулась. Села, смотря на него, бегущего.

  Он чуть не упал рядом, крепко обвил ее руками, поднял в воздух.

  Хетан задохнулась: - Муж! Я скучала. Я... не знаю, где я. Не знаю, что случилось...

  - Ничего не случилось, - прошептал он. Дети плакали за спиной.

  - Онос... мои пальцы...

  - Что?

  - У меня чужие пальцы на ногах, муж - поклясться готова...

  Дети налетели на них.

  Вдалеке, на небольшом возвышении, Онос Т'оолан видел фигуру всадника. Темнота брала свое, размывая черты человека.

  Но он видел, как тот поднял руку.

  Оном Т'оолан выпрямился и ответил таким же жестом."Вижу тебя, брат. Вижу тебя".

  Когда свет ушел с холма, привидение исчезло.

Глава 24

Я слышал голоса, охрипшие от горя

я видел лица, смятые в тоске

я зрел упавших, что вставали вновь

я видел женщин, выходящих из могил

но ты о слабости мне будешь толковать

о том, что проигрыш презрения достоин

покажешь мне все лики страха своего

трофеями тряся в пустой ракушке славы

завоеватель, где твои победы, коль сгустилась ночь

твердеет ли решимость посреди теней

когда от мира отвернемся, наконец не встав и

не упав, не поглядев

куда неведомое молча нас зовет?

Я слышал голос свой, от горя хриплый

в тоске ощупывал я смятое лицо

сломавшись, падал, отрекаясь от могил

я брел в компании привычных неудач

и слабости я руку пожимал

презрение лежит в пыли, издалека

трофеи не видны

а горизонт передо мною затянула ночь

пойми, я наконец покончил с миром,

в неведомом внимаю тишине

того, что будет, жду

когда захочешь больше разузнать

приди сюда, найди

меня перед зарей

Банашар помнил, как он встала, положив меч на стол с картами. Единственная масляная лампа сочилась блеклым светом, бросала на стены шатра блеклые тени. Воздух был спертым, влага опускалась на все вещи, словно кожа новорожденного.

  Недавно она переговорила с Лостарой Ииль, стоя спиной к оружию. Банашар не знал, использовала ли Тавора такие слова ранее, и этот странный, непонятный вопрос вгрызался в него.

  Если Адъюнкт часто повторяла такие слова... какие трагические истины это открывает? А если она сказала их в первый раз - почему они показались ему эхом, донесшимся из иного места, из далеких, далеких времен?

  Лостара только что повидала Хенават, разделила дар рождения сына. Глаза капитана покраснели от слез; Банашар понимал, какое горе поразило эту женщину. У всех них скоро будет отнято будущее.

  Не нужно было ему там присутствовать. Не нужно было слышать речи Адъюнкта.

  - Для нас недостаточно просто желать детям лучшей жизни. Недостаточно защищать их удобствами и комфортом. Лостара Ииль, если мы не приносим в жертву свои удобства, свой комфорт, создавая для детей лучший мир - мы проклинаем своих детей. Мы бросаем их в незаслуженную нищету; мы оставляем их с полчищем не выученных уроков.

  Я не мать, но один взгляд на Хенават дает мне необходимые силы.

  Слова впаялись в его память. Произнесенные устами никогда не имевшей детей женщины, они звучали особенно тревожно и печально.

  За это ли они сражаются? Конечно, лишь одна из множества причин - честно говоря, он не видит, как избранный путь может помочь благу детей. Он не сомневается в благородстве побуждений Адъюнкта, в искренности сочувствия, подвигшего ее совершать дело, по всеобщему мнению, невыполнимое. Но есть еще что-то, глубоко скрытое...

  Часто ли сочувствие рождается из темного источника? Из узилища личных неудач?

  Отослав Лостару, Тавора снова повернулась к мечу; через некоторое время сидевший на сундуке с доспехами Банашар пошевелился, встал и подошел к ней.

  - Я уже не бегу, Адъюнкт.

  Она молчала, глаза не отрывались от оружия в потертых, поцарапанных ножнах.

  - Я... я хотел поблагодарить вас. Вот доказательство, - добавил он с кислой улыбкой, - что у вас дар достигать недостижимого.

  - Жрец, - сказала она, - Чел Манагел... Змея... была манифестацией Д'рек, верно?

  Он не решился поглядеть ей в глаза, только пожал плечами: - Думаю, да. На время. Ее дети заблудились. На ее взгляд. Подозреваю, это сделало ее такой же заблудшей. Им нужно было совместно найти путь.

  - Эти подробности меня не интересуют, - сказала она более твердым тоном. - Банашар, скажите. Чего она хочет? Почему она так упорно стремилась сюда? Намерена мне противостоять?