Командир. Трилогия - Чупин Олег

  -Так Костя, так и было. Пытались государыню траванут. Благо Вера наша вовремя пришла. Да Пирогов в это время в Москве находился. Вот и отходили.

  -Да кто же на это решился?

  -Англичанка гадит. Бывший царский лекарь со своим аптекарем мышьяком опоили. - довел Мечеслав до друга свои выводы.

  - И чем закончилось?

  - Да, для англосаксов, практически ни чем. Отперлись от всего. Прижать, доказухи, фактов нет. Так умозаключения только. Тут и государь занял позицию, без доказательства вины ни кого из иноземцев не трогать. Так до сих пор, как на измене сидим. Вроде бы одного отравителя от царского тела убрали, так на смену ему еще один прибыл. И опять царь его себя лечить разрешил. Благо, что Анастасия ни кого из иноземцев более ни к себе, ни к детям не допускает. Ученица Никиты Николаевича их наблюдает и лечит. А вот Иван Васильевич, Пироговского ученика себя не сильно допускает лечить. Тут мы и сами правда немного просчитались, паренька молодого приставили. Вот и получили недоверие к его искусству лекаря. А наглы опять подсуетились и своего продвинули.

  -Да что он так англичанам то верит?

  - Здесь Костя кто-то из его окружения островитян поддерживает и нашептывает государю. Кто, точно не знаем, но круг очертили, теперь проверяем. Сам ведь наверно в курсе, во дворце многие могут пошептать, а вот кого послушает правитель, это сразу и не поймешь. Ну да ладно. Я к чему разговор то затеял. Пора нам, фестивальщикам, сотрудничество организовать, объединяться и начинать перестраивать это мир под себя.

  -Эк, как ты Мечь, на весь мир размахнулся. А пупок не развяжется.

  -Давай еще по одной, а то, что стоит в бокалах, выдыхается. Эх, хорошо винцо, не хуже чем мы из Испании возим.

  - Вы его при случае в Москве не продаёте?

  -Продают, но не мы, а купцы, покупающие у нас вино оптом.

  - Федор Бархотов не из их числа.

  - Есть такая фамилия, а как зовут ей-ей не знаю. Фамилию и то запомнил, что как то раз об торговле тканями с Золотым беседовали, да при этом список московских купцов с нами сотрудничающих просматривал. Вот и отложилось: ткани- бархат -Бархатов -вино -Москва-ткани.

  - Значить Ваше испанское и пьем.

  - Так вот, я продолжу. Нормально размахнулись. И не развяжется у нас ни чего. Мы за эти девять лет на Урале не хилую промбазу заложили и финвозможности укрепили прекрасно. Необходимое войско, нам преданное, в нужном количестве сформировано. Но, нет у нас пока политического веса, силы, на Москве и в царском дворце. Приспело время, входит, как у нас, там,- мотнул головой воевода, куда-то влево-верх и назад- говорят, в политику. Социализм можно построить и в отдельно взятом государстве. Это да. А в довесок получить войну, как обычную, так и холодную. Вот и не хотим мы строить, что-то в одной стране. Попробуем во всем мире. Начнем с России. Укрепим её, расширим. Заодно попробуем другим государствам не дать укрепиться. Так что работы не початый край. А людей, которым можно в открытую объяснить, что мы хотим, и чтобы они гарантированно поняли, к сожалению, кроме провалившихся вместе со мной, нет. Вот и начали мы собирать всех с фестиваля, кого смогли найти.

  - А причем тут социализм?

  - Да не при чем, не цеплялся к словам Кость. Я его как пример привел. Что, если мы, что-то начнем в России выстраивать. Всякие наглы с прочими европейцами и присоединившимися к ним азиатами, однозначно начнуть 'палки в колеса' пихать, мешать всячески.

  -И что многих с фестиваля нашли?

  -Кроме тебя, с твоими парнями, да Никиты Хомяка, пока ни кого не нашли. Но ищем. Не могла такая куча народу вся вымереть за эти десять лет. Забились по углам, сидять тихонько. Сейчас должны освоится и начать выползать на свет, начнут на жизнь зарабатывать и обязательно каким-либо способом засветится. Мы по всей Руси, раскинули сеть осведомителей, ну почти по всей -поправился Мечеслав, увидев взгляд, каким посмотрел на него Росин.- Так что обязательно в неё угодят голубчики, если живы.

  - Ты здесь такие планы рисуешь, перестройка всего мира. Нашей жизни на перестройку только в одной России не хватить.

  - Небоись, хватить. Слушай сюда.

  И наклонившись к самому уху Росина, Черный ему, что-то зашептал в самое ухо. Рассказ тихим шепотом продолжался минут шесть-семь. После чего Черный откинулся от уха хозяина на спинку кресла. А изумленный Росин спросил:

  - Да ну, ладно заливать. Чертовщина какая-то.

  - Кость, а то, что с нами десять лет назад случилось не чертовщина. А глиняный голем, ломавший в пятьдесят пятом году стены Тулы для татар, то же по твоему мираж. Тысячи глаз. Масса свидетелей. Информация подтверждена на сто процентов. Это не мираж. Чертовщина, колдовство, согласен. Но это есть и оно действует. Вот и я тебе говорю. Ни кто из нас после этого даже не чихнул. Да на меня посмотри. А ведь мы с тобой ровесники.

  - Если так, то я с Вами. А местные, жены например как?

  - Никак. Даже дети рожденные нами здесь и то ни как.

  - Да, кстати, чуть не забыл. Я тебе тут пару мешков картохи привез. Лакомись. К весне, если надо, на семена еще подкинем. Мы её сразу развели. К царскому столу начали поставлять. И уже по Волге распространили. Может быть и до Вас уже добралась.

  -Картошку из Америке привезли?

  -Нет. Наша. С нами провалилась, вот и развели. А американская дичка, это на большого любителя. На вкус ещё то дермецо.

  -Спасибо. А семена подкинь, разведу. До нас она еще видимо не дошла.

  Потом разговор перешел на темы боярского хозяйства, промышленности, производства. Расстались друзья уже глубоко за полночь.

   Через три дня из ворот боярской усадьбы выехал большой отряд всадников, не менее полутора сотен, во главе которого, верхом на отличных туркестанских конях, ехали одетый в богатую одежду боярин и монах, в простой черной рясе.

   Московское царство. Северная пустошь. Слобода Каушта. Беседа бояр Черного и Росина с обитателями слободы, из бывших 'непонятных' иноземцев государева человека Семена Зализы. Февраль по новому стилю 1562 года РХ.

   Группа всадников, идущих наметом о триконь, направлялась в сторону Северной Пустоши, до слободы Каушта, к одноклубникам Росина. К середине февраля путешественники достигли своей цели- Кауштин Луг.

   За прошедшее время луг разительно переменился. На ранее пустом пространстве, с торчавшими кое-где редкими кустами, вырос большой, для данного места и времени, поселок, но к сожалению до сих пор даже не обнесенный плохоньким частоколом. Центральное место, можно сказать 'исторический центр', откуда пошло поселения, занимали три высоких, деревянных, составленных вместе буквой 'П' дома и стоящая почти рядом с ними, с открытой стороны буквы, рубленная часовенка. Вокруг виднелись засыпанные крыши пары десятков на высоких подклетях, длинных домов. Окна этих домов, и домов 'исторического центра' с часовней, сверкали на солнце стеклами в оконных переплетах. На берегу закованной в лед Суйде, расположилось высокое и широкое строение, блестящее стеклянными окнами, нависающее над ледяным панцирем реки одним торцом, покоящемся на вбитые в речное дно дубовых сваях. Сквозь небольшое отверстие пола здания, был виден, меж больших кусков наледи, постоянно скользящий широкий ремень из технического кенгута. Над крышей высилась каменная труба, из которой постоянно валил дым. Далее на речном берегу, вниз по течению, стоял длинный сарай, с лесопилкой внутри, с приводом от водяного колеса, по зимней поре не работающей. Метров через тридцать, по течению, виднелся причал, шириной около двух метров, далеко выступавший в русло реки. Около него, на берегу, возвышалась, укутанная снегом, вытянутая на берег лодья, с небольшими наметенными сугробами снега, на закрывающей верх судна парусине. Не вдалеке от первого на реке здания, уже в самом селении, стояла островерхая ветряная мельница, медленно махавшая крыльями. Далее, за ней, еще глубже в поселке, виднейся вытоптанный четырехугольник загона для скота, огороженного, прикрепленными к вкопанным в землю столбам тремя рядами жердей. За которыми топтались стадо коров с телятами, пара быков и отара овец. Там и сям, по ближе к жилым домам, виднелись холмики снега, скрывавшие крыши щелястых сараев, в щели которых, если заглянуть в них, виднелись поленницы колотых дров. А между лесопилкой и пристанью, высилась огромная обычная снеговая горка для катания детей, ледяной язык которой заканчивался чуть ли не на противоположном берегу Суйде. Между зданиями темнели черточки тропинок и жирные линии дорог, пара из которых выходила из селения. Первая терялась, нырнув в стоящий в полусотне метров ельник, из которого начали выскакивать на открытое место всадники. Вторая, немного изогнувшись, уходила на противоположный край огромного луга, видимо к другому поселению, судя по поднимающейся паре столбов дыма из печей, от темнеющих пятен снега. Между строениями передвигались темные силуэты людей. Увидевшие всадников люди, не сильно то и взволновались, продолжая заниматься своим делом. Всадники, порядка полутора сотен клинков, растянувшись от опушки до первых строений слободы Каушты, не проявляли ни какой агрессии, тихо, мирно продолжали втягиваться на улицы поселка, явно направлялась к стоявшим буквой 'П', трем домам 'исторического центра'.