Михаил Кликин. Сборник - Михаил Геннадьевич Кликин

петель, на куски разломала. Понял Хесим, что и в доме ему не укрыться, прыгнул к кузне, надеясь достать Кузнеца если не саблей, то железной лапой. Но повернулась вдруг кузня, будто мельница ветряная, и вылетела из дыры в стене тяжёлая цепь с пушечным ядром на конце, хлестнула Хесима, сшибла его. Проехали по ногам Хесима огромные колёса, железо сминая, лосиные кости ломая. Фыркнула ему в лицо кузня горячим паром, да и остановилась. Вышли из неё Кузнец и Колдун, встали над орущим Хесимом, к земле прижатым, переглянулись. Кузнец щипцы и кувалду поднял, Колдун остроту ножа на ногте проверил — сами наворотили, самим и править нужно.

Недолго они возились, не щадили пленника своего, воплей его не слушали. Содрали железо, выдернули спицы, проволоку вытянули, сухожилия звериные срезали, животные вены из-под кожи вытащили. Жгучими мазями раны закрывали, раскалёнными печатями кровь останавливали. Как закончили всё, бросили Хесима на пол кузни — безногого, однорукого, едва живого — какой он был, когда они его впервые увидели. В терем поднялись, пленниц расковали, пленников из подвалов выпустили, велели им всё награбленное добро на улицу выносить и сроку дали до вечера. А как стемнело, вынули из раскалённого горна огонь и пустили его на терем — со всех углов…

* * *

— Они не стали его убивать? — спросил мальчик, когда старик закончил рассказ и глубоко о чём-то задумался.

— И сами не стали, и другим не позволили, — кивнул старик. — Они привезли Хесима на ярмарку и бросили его недалеко от места, где я продавал свои свистульки. Люди испугались — я видел, как некоторые из них, оставив товар, убегали, словно этот жалкий калека мог чем-то им навредить. А потом пришли те, кто собирался казнить Хесима. Но Кузнец и Колдун вмешались, запретили расправу.

— Почему?

— Не знаю… Может быть они считали, что отбирать можно лишь то, что давал сам. Они взяли у Хесима железные ноги и лапу, но его жизнь им не принадлежала… А может они решили, что смерть будет слишком лёгким для него наказанием… Посмотри на этого калеку. У него нет дома, он не может говорить, он ползает будто червяк и питается помоями. Летом он страдает от насекомых, осенью мокнет под дождём, зимой замерзает, а весной тонет в грязи. Все здесь помнят, кем он раньше был, и ненавидят его — норовят наступить, пнуть, обидеть…

— А может быть Кузнец и Колдун оставили его жить, потому что надеялись, что он исправится и снова станет хорошим? — тихо спросил мальчик.

— Я не знаю, — улыбнулся ему старик. — Может и так… Поговаривают, те доспехи до сих пор хранятся у Кузнеца в доме, ждут человека с чистой душой и добрым сердцем. Человека, которого не сможет испортить сила железа и колдовства. Кузнец рад будет перековать доспехи, подогнать их по телу нового хозяина, да только неоткуда тому взяться. В каждом из нас есть что-то злое и чёрное, тянущееся к железу и алчущее силы.

— Так, может, поэтому они его и не тронули? — совсем уже тихо спросил мальчик.

Он долго смотрел на промокшего калеку, пугливо жмущегося к столбу, когда кто-нибудь проходил рядом. Он слушал стоны и хрипы несчастного. Видел его трясущуюся тонкую руку, на которую больше никто не обращал внимания.

Мальчик думал и представлял, каково это, быть таким — поломанным, беспомощным, брошенным, жалким, никчёмным — каждый день, каждый год: зиму, весну, лето и осень, раз за разом, опять и опять, беспросветно, бесконечно…

Старик уже спал, когда мальчик выбрался из корыта с соломой. Он вышел под дождь и приблизился к тому, кто когда-то был Железным Хесимом, могучим и ужасным. Присев на корточки, мальчик посмотрел в худое и страшное лицо, пытающееся спрятаться от его взгляда под складками сгнивших одежд.

— Я знаю, кто ты, — сказал мальчик и достал из кармана сахарный пряник. — Вот, возьми.

Он вложил лакомство в скрюченные грязные пальцы, холодные как сосульки, и быстро отступил, стесняясь своего поступка.

Вернувшись под навес, мальчик забрался в солому и растолкал храпящего старика. Спросил шёпотом, почему-то сильно дрожа:

— А ты знаешь, где живут Кузнец и Колдун?

— Знаю, — покашляв, признался старик.

— Отведи меня к ним, пожалуйста.

— Вот прямо сейчас, что ли? — притворился сердитым старик.

— Нет. Потом.

— Подрастёшь ещё немного, и отведу, — пообещал старик, прикрывая улыбку ладонью. — Надеешься, небось, что Кузнец тебе колдовские доспехи подарит? Ну, что же… Может и подарит, человек-то ты добрый, хороший…

— Нет, мне не надо, — замотал головой мальчик. — Я просто хочу сказать им, чтобы они навестили Хесима. Может быть, он уже исправился. Может быть, он всё понял.

— Э-э… — протянул удивлённый старик. — Зацепила тебя моя история, как я погляжу… Ладно уж, спи давай.

— А ты отведёшь?

— Отведу…

Успокоенный мальчик поглубже зарылся в солому, свернулся калачиком у старика под боком. Вздохнул глубоко. Спросил, уже засыпая:

— Точно?

— Точно…

Они заснули вместе, и не слышали, как почти сразу прекратился дождь. Но сон старика был чуток — какие-то необычные звуки вскоре разбудили его, и он, боясь пошевелиться и потревожить мальчика, долго лежал и слушал близкий странный шум, пытаясь его распознать: не то чмоканье, не то хриплое сопение — что же это такое?

Откуда ему было знать, что это плачет навзрыд немой Железный Хесим, обкусывая и обсасывая сладкий сахарный пряник, подаренный маленьким мальчиком, — самую великую драгоценность, что случилась в его жизни.

М — значит мистика

Тени под лестницей

От автора

Я нашёл этот текст в кладовке квартиры, купленной не для себя. Тридцать восемь листов,