Хогбены, гномы, демоны, а также роботы, инопланетяне и прочие захватывающие неприятности - Генри Каттнер

Но незачем спешить. Сперва нужно продумать кое-какие стороны этого вопроса.

От его скептицизма не осталось и следа.

Тарн появился на следующий вечер. Репортёр так и не нашёл квитанций на свой багаж, и ему пришлось удовольствоваться двумя сотнями долларов, которые оказались в его бумажнике. Заплатив вперёд, он снял номер в средней руки отеле и принялся обдумывать, как выкачать побольше пользы из этой скважины в будущее. Он принял разумное решение вести свой обычный образ жизни, пока не подвернётся что-нибудь, заслуживающее внимания. В любом случае ему не мешает наладить связь с прессой. Он копнул «Таймс», «Икземинер», «Ньюс» и ряд других периодических изданий. Но дела такого рода требуют времени — репортёры быстро добиваются успеха только в кинофильмах.

В тот вечер, когда его посетил незваный гость, Келвин находился у себя в номере.

И разумеется, этим гостем был Тарн.

На нём был огромный белый тюрбан, примерно вдвое больше его головы. У него были щегольские чёрные усы с опущенными вниз концами, как у китайского мандарина или сома. И он в упор глядел на Келвина из зеркала в ванной комнате.

Келвин колебался, нужно ли ему побриться перед тем, как выйти куда-нибудь пообедать. Он в раздумье потирал подбородок, когда перед ним возник Тарн, и факт его появления дошёл до сознания Келвина со значительным опозданием, потому что ему вначале показалось, что это у него самого вдруг непонятным образом выросли длинные усы.

Он потрогал кожу над верхней губой. Никакой растительности.

Но чёрные волоски в зеркальце затрепетали, когда Тарн приблизил лицо к поверхности стекла.

Это настолько потрясло Келвина, что у него из головы вылетели все мысли. Он быстро попятился и упёрся ногами в край ванны, что мгновенно отвлекло его и вернуло способность мыслить — к счастью для его психики. Когда он снова посмотрел в сторону зеркала, висевшего над раковиной умывальника, он увидел в нём только отражение своего испуганного лица. Однако через две-три секунды вокруг его головы начало проявляться облачко белого тюрбана и штрихами наметились усы китайского мандарина.

Келвин прикрыл рукой глаза и быстро отвернулся. Секунд через пятнадцать он немного раздвинул пальцы, чтобы сквозь щёлку украдкой взглянуть на зеркало. Ладонь он с силой прижал к верхней губе в отчаянной надежде воспрепятствовать этим внезапному росту усов. Некто, тоже украдкой посматривавший на него из зеркала, вроде бы походил на него.

Во всяком случае, тот, другой, был без тюрбана и в таких же, как у него, очках. Келвин отважился на миг убрать с лица руку, но тут же шлепком вернул её на место — и как раз вовремя, — чтобы помешать физиономии Тарна вновь возникнуть в зеркале.

По-прежнему прикрывая лицо, он нетвёрдой походкой прошёл в спальню и вынул из кармана пиджака плоскую коробочку. Но он не нажал на кнопку, ибо вновь возникла бы связь между мозговыми клетками двух человек из разных эпох с несовместимым образом мышления. Он понял, что внутренне противится этому. Мысль о проникновении в столь чуждое ему сознание почему-то пугала его больше, чем то, что с ним сейчас происходило.

Он стоял перед письменным столом, а из зеркала в щель между отражёнными в нём пальцами на него смотрел один глаз.

У глаза, глядящего сквозь поблёскивающее стекло очков, было безумное выражение, но Келвину показалось, что всё-таки это его глаз. В порядке эксперимента он убрал с лица руку…

Зеркало над столом показало Тарна почти во весь рост.

Келвин предпочёл бы обойтись без этого. На ногах у Тарна были высокие, до колен, белые сапожки из какого-то блестящего пластика, а между ними и тюрбаном одежда отсутствовала, если не считать клочка такого же блестящего пластика в виде набедренной повязки. Тарн был очень худ, но, видно, шустрый малый. Достаточно шустрый, чтобы запросто выпрыгнуть из зеркала в номер отеля. Кожа у него была белее тюрбана, на каждой руке — по семь пальцев. Всё сходилось.

Келвин стремительно отвернулся, но Тарн был находчив.

Поверхности тёмного оконного стекла вполне хватило, чтобы отразить тощую фигуру в набедренной повязке. Оказалось, что ступни у Тарна босые и их строение ещё дальше от нормы, чем его руки. А с полированного медного основания лампы на Келвина смотрело маленькое искажённое отражение лица, отнюдь не его собственного.

«Чудненько, — с горечью подумал он. — Куда ни сунешься, а он уж тут как тут. Чего хорошего ждать от этого устройства, если Тарн собирается посещать меня ежедневно? Впрочем, может, я просто-напросто свихнулся. Надеюсь, что так оно и есть».

Возникла острая необходимость что-то предпринять, иначе Келвину было уготовано прожить жизнь с закрытым руками лицом. Но самое ужасное — он не мог отделаться от ощущения, будто облик Тарна ему знаком. Келвин отверг не меньше дюжины предположений, начиная с перевоплощения и кончая феноменом deja vu,[56] однако…

Он незаметно посмотрел в просвет между руками — и вовремя: Тарн поднял какой-то предмет цилиндрической формы и навёл на него, точно это был револьвер. Этот жест Тарна заставил Келвина принять решение. Он должен что-то сделать, да побыстрее. И, сосредоточившись на мысли: «Я хочу выбраться из этого помещения», он нажал на кнопку плоской коробочки.

Начисто забытый им метод телепортации мгновенно прояснился в его сознании до малейших подробностей. Однако другие особенности того чужеродного мышления он воспринял сейчас более спокойно. Например, запахи — ведь тот, из будущего, думал — они как бы дополняли… словами не выразишь, что именно… некое поразительное звуко-зрительное мышление, которое вызвало у Келвина сильное головокружение. Но оно не помешало ему узнать, что кто-то по имени Три Миллиона Девяносто Совершенств написал свой новый плоскостник. И ещё было ощущение, будто он лижет двадцатичетырёхдолларовую марку и наклеивает её на почтовую открытку.

Но что самое важное — человек из будущего был (или будет?) вынужден подумать о методе телепортации, и, как только Келвин вернулся в своё время и стал мыслить самостоятельно, он тут же им воспользовался…

Он падал.

Ледяная вода встретила его враждебно. Каким-то чудом он не выпустил из пальцев плоской коробочки. Перед его глазами в ночном небе закружились звёзды, сливаясь с серебристым отблеском лунного света на фосфоресцирующей поверхности моря. А морская вода жгучей струёй хлынула в ноздри.

Келвин не умел плавать.

Когда он, пытаясь крикнуть и вместо этого пуская пузыри, в последний раз пошёл ко дну, он буквально ухватился за соломинку: его палец снова нажал на кнопку.