Боевой клич свободы. Гражданская война 1861-1865 - Джеймс М. Макферсон

июле 1862 года, служащие в армии негры считались «рабочими» и получали на несколько долларов в месяц меньше, чем белые. Являясь уступкой предрассудкам, это положение находилось в вопиющем несоответствии с боевым значением 100 тысяч чернокожих солдат в 1864 году. В ответ на горячие протесты аболиционистов и недовольство в негритянских частях республиканцы пытались протолкнуть закон об уравнивании жалованья задним числом, однако коалиция демократов, противившихся любому уравниванию прав, и консервативных республиканцев, оспаривавших правомерность принятия законов с обратной силой, воспрепятствовала его принятию. Чтобы умиротворить последних и все-таки провести закон, Конгресс ввел равную оплату задним числом лишь с 1 января 1864 года (кроме тех чернокожих, которые были свободны уже до войны и получали равное с белыми жалованье со дня зачисления в армию)[1383].

Получив немало голосов в 1862 году за счет выставления республиканцев поборниками расового равенства, демократы ожидали повторения истории и два года спустя. Их неразборчивость в средствах была просто невероятной. Издатель и обозреватель New York World — наиболее значительной газеты, поддерживавшей Макклеллана, — в анонимном памфлете сказали новое слово: «Смешанные браки: теория соединения рас». Притворяясь республиканцами, авторы рекомендовали «смешанные браки» как решение расового вопроса. Это смешение, заявляли авторы памфлета, будет «особенно полезно ирландцам». Если республиканцы переизберут своего президента, они будут вести войну до «торжества их идеи — смешения белой и черной расы». Хотя демократическая пресса и пыталась выдать эту фальшивку за элемент настоящей программы республиканцев, ее восприняли всерьез только убежденные сторонники «медянок».

Тем не менее демократы эксплуатировали тему смешанных браков до тошноты. Прокламация об освобождении превратилась у них в Прокламацию о смешении кровей. Еще один памфлет, озаглавленный «Смешанные браки, одобренные Республиканской партией», имел очень широкое хождение. Многочисленные карикатуры изображали толстогубых, скалящихся, неотесанных негров, целующих розовощеких девушек «со снежно-белой грудью» или танцующих с ними на «смешанном балу», который устроят после переизбрания Линкольна. Среди «благ» листовка, называвшаяся «Молитва черного республиканца», указывала «благо освобождения негров на всей нашей многострадальной земле», что приведет к тому, что «славный, надушенный негр удобно устроится на груди аболиционистки, которую оживит чистая кровь величественного африканца»[1384]. Предвыборные памфлеты и газетные листки сообщали о «большом количестве косоглазых мулатов», родившихся в Новом Орлеане во время пребывания там Бенджамина Батлера; об учительницах из Новой Англии, обучавших освобожденных негров на прибрежных островах Южной Каролины и родивших мулатов там; о пяти тысячах таких детей, родившихся в Вашингтоне с 1861 года. Это, иронизировали памфлеты, и было то, «что президент имел в виду под словами „оказаться на высоте положения“»[1385].

Конечно же, главной мишенью очернителей был «Авраам Первый Африканский». «Что касается возможного процента негритянской крови в нем самом, — рассуждал некий католический еженедельник, — то Эйб Линкольн… дик во всех своих пристрастиях. Он говорит непристойности… Он просто животное… Черные как трубочисты ниггеры, грязные, потные, сальные, отвратительные, вытесняют белых мужчин и дам отовсюду, даже с президентских приемов»[1386]. Линкольна прозвали «Эйб-Плодящий-Вдов», так как он послал полмиллиона белых мужчин на верную смерть в безумной войне, чтобы освободить рабов, потому что он «любит негров больше, чем свою страну». Комментируя просьбы о прекращении призыва, одна пенсильванская газета призывала граждан: «Братья, сделайте еще один шаг и „прекратите“ самого „старину Эйба“, повесив его, если это нужно, чтобы остановить резню наших граждан»[1387]. А один из «медянок», редактор из Висконсина, опубликовал пародию на песню «Когда Джонни вернется домой»:

Плодящий вдов вот-вот падет,

Гип-гип-ура!

В обнимку с неграми помрет,

Гип-гип-ура!

Оторванный от мирных дел,

Солдат, призыва ль ты хотел?

Покончим с этим скоро мы

С «Маленьким Маком» во главе[1388].

Несмотря на всю наглядность агитации, демократы почти не извлекли выгод из педалирования расового вопроса. Для большинства колебавшихся избирателей успех или провал на фронте был более существен, чем возможная женитьба негров на их родственницах. Республиканцы гораздо больше преуспели в навешивании ярлыков предателей на демократов, чем последние, называвшие республиканцев «кровосмесителями». Если на то пошло, тема расизма ударила по демократам бумерангом, потому что после побед Шермана и Шеридана многие избиратели стали поздравлять друг друга с тем, что их жертвы в славной войне за Союз и свободу оказались ненапрасными.

По другому вопросу, слегка касавшемуся межрасовых отношений, а именно по проблеме военнопленных, демократы потерпели несомненное поражение, ибо северяне, пришедшие в ужас от условий содержания своих солдат в тюрьмах Конфедерации, не были настроены голосовать за партию, ассоциирующуюся в массовом сознании с поддержкой южан. Программа демократов содержала пункт, осуждавший «постыдную безучастность» со стороны администрации «к судьбе сограждан, которые уже долгое время являются военнопленными и содержатся в ужасных условиях»[1389]. К моменту внесения этого пункта уже стали известны шокирующие обстоятельства пребывания в лагерях военнопленных, в частности в Андерсонвилле. Общество негодовало, и вопрос о содержании военнопленных вышел на первый план.

Немногие военнопленные с обеих сторон, попавшие в лагеря в 1861 году, не испытывали больших лишений. Обветшавших фортов, переоборудованных складов, окружных тюрем и других зданий было достаточно для приема пленных, пока те ожидали неофициальных обменов, которые производились время от времени. Иногда командиры отпускали пленников под честное слово или проводили обмен сразу же после прекращения огня. Не желая кормить пленников, Конфедерация требовала заключения официальных соглашений об обмене, что не совпадало с намерениями администрации Линкольна. Однако после того как в результате многочисленных стычек — от взятия форта Донелсон до Семидневной битвы — тысячи военнопленных оказались в тяжелейших условиях, администрация уступила растущему давлению общественного мнения и санкционировала регулярные обмены. Особо оговорив, что ведет переговоры с воюющей армией, а не правительством, союзная армия вступила в соглашение об обмене военнопленными 22 июля 1862 года. Согласно ему, сержант приравнивался к двум рядовым, лейтенант — к четырем, и так далее вплоть до генерала, за которого надо было отдать 60 рядовых. Оставшиеся отпускались под честное слово (то есть обещали не брать в руки оружие, пока их не обменяют официально). В течение десяти месяцев такое соглашение действовало безотказно, что позволило разгрузить тюрьмы, оставив там лишь серьезно больных и раненых солдат, не способных передвигаться самостоятельно[1390].

Конец практике обменов положили два события, произошедшие в 1863 году. Первым была реакция Севера на действия южан, вновь обращавших в рабство или казнивших захваченных чернокожих солдат и их офицеров. Когда в мае 1863 года Конгресс Конфедерации принял эту меру, заявленную Джефферсоном Дэвисом еще четыре месяца назад, военное министерство Соединенных Штатов приостановило действие картеля, превратив таким образом