Наемники Судьбы.Пенталогия - Юлия Федотова

Бедный Хельги только что в голос не стонал, сраженный ее демагогией. Девица и сама прекрасно понимала, что несет чепуху, но продолжала из принципа. Такая уж у нее была натура, ничего не поделаешь.

Главная же виновница дискуссии, казалось бы совершенно отвлекшаяся от темы, вдруг торжественно объявила:

– И все это неправда! Человека сделали боги. Из глины.

– Неужели? – тут же завелась Энка. – Тогда почему люди на обезьян похожи?

Но и Ильза больше не была той робкой, бессловесной сироткой, что повстречалась им два года назад. Теперь она умела отстаивать собственное мнение.

– А потому! Боги как раз собирались слепить обезьяну. Но шерсть из глины сделать трудно. Вот и вышел голый человек!

Возрази ей, попробуй, да так, чтобы самому дураком не выглядеть!

Меридит долго смеялась, а потом ехидно заметила:

– Скажите спасибо, Орвуд вас не слышит. Уж он бы вам задал! Мир на краю гибели, а вы чуть не час спорите, отчего обезьяны облысели!

Тактики разумного выжидания удалось придерживаться до самого вечера. Потом долготерпение отдельных членов коллектива иссякло. Едва успел догореть закат, сильфида с демоном на пару решили предпринять разведывательную вылазку в стан врага. Шатер Владыки притягивал их как магнит. Вдруг да повезет?

– Без меня, что ли, пойдете? Совсем обалдели?! – возмутилась Меридит. – Я с вами.

– Ну здрассьте! – ответила Энка с негодованием. – А кто будет нас вызволять, если вляпаемся?

– Вот и оставайся ты. А я пойду с Хельги. Он мой брат по оружию, а не твой!

– Я, между прочим, первая собралась идти. У меня право приоритета!..

– А плевала я на твои права!..

В общем, единственное, что удержало девиц от драки, это присутствие пришельца из мира иного. Постыдились, к великой радости Аолена.

Чтобы разрешить конфликт, Рагнар предложил тянуть жребий. В результате выпало идти Эдуарду с Аоленом.

– О чем думают Силы Судьбы? – сетовала сильфида с плохо скрываемой завистью. – У них нет никакой квалификации для такого дела!

Завидовала она напрасно. Стоянку сектантов окружал мощный магический заслон. Как ни пытался эльф его преодолеть, сил не хватило. Несолоно хлебавши они повернули обратно.

– Чтото вы быстро! – бессовестно ехидничала девица.

Хельги изучил защиту через Астрал:

– С полпинка пробью.

– Валяй, бей! – обрадовалась Энка.

– Эй! Стой! Не вздумай! – в один голос завопили Меридит, Орвуд, Рагнар и Аолен. – Ты нас демаскируешь! – Все четверо вспомнили, как однажды Хельги уже пробивал магическую защиту. В тот раз добрая четверть магов Верховной Коллеги едва не скончалась от болевого шока. Рассчитывать, что демонические действия останутся незамеченными, не приходилось, так что первый из возможных вариантов отпал сам собой.

А до Прихода Сил оставалось тридцать три часа…

И вот он наступил – восход рокового дня. Тоскливый и желтый весенний восход. Томительный и зловещий.

– Утро как утро, – возразила Меридит. – Это вам на нервной почве мерещится всякое.

Аолен и рад был бы с ней согласиться, да не мог. Слишком тревожны вопли чаек, оголтело снующих над водой, слишком тих и глух рокот прибоя. Даже море, повесеннему тусклое, приобрело какойто неприятный, мертвенный оттенок. А солнце, едва прибиваясь сквозь утреннюю дымку, светило вяло, как при последнем издыхании.

Спустя несколько часов и сама диса вынуждена была признать: дело вовсе не в нервах.

Медленномедленно покидал свое ложе океан. Первой его отступление заметила Ильза, была ее очередь наблюдать за мангорритами. Следиласледила, потом перевела взгляд вправо и обнаружила, что большой приметный камень против входа в пещеру, тот самый, что лежал в воде шагах в пяти от линии прибоя, теперь покоится на мокром песке!

– Ничего удивительного, – не разделил общего ажиотажа Хельги, – этого следовало ожидать. Вы же не думали, что мангорриты, чтобы добраться до храма, станут нырять под воду? Обычный отлив, разве что магически усиленный.

– Ах, как хорошо быть умным! – восхитилась вредная сильфида. – Спасибочки, растолковал что к чему! Мыто, грешным делом, испугались, уж не наводнение ли? – И вдруг, вспомнив чтото, засуетилась: – Ой! Ой! Надо в город за стеклом бежать! Закоптить забыли!

– Ты чего? – опешил Орвуд.

– Какое стекло? Зачем?

– Ты разве не знаешь, что нельзя наблюдать затмение незащищенным глазом? Ослепнуть недолго.

Гном так и сел, где стоял.

– С ума сошла! Мир на краю катастрофы, а ты собралась на солнышко любоваться?! А спасать когда?!

Девица даже руками всплеснула:

– Неужели ты воображаешь, что я пропущу такое редчайшее природное явление, как полное солнечное затмение?! Его всего несколько раз в жизни можно увидеть! И вообще, если мне предлагают выбор между общественным и личным, я выбираю личное! – Упустить возможность сказать гадость было выше ее сил.

– Потрясающий эгоцентризм! – Гном был вне себя от возмущения.

– Альтруист ты наш! – не поэльфийски ехидно умилился Аолен, лишний раз подтвердив народную мудрость: «С кем поведешься…»

Лагерь мангорритов тем временем приходил в движение. Расчищали песок, чтобы ни камешка, ни ракушки. Ровняли площадку, рисовали круги, вычерчивали символы, какие именно – издали не разглядишь. Устанавливали по центру трон.

Жертвоприношение началось за два часа до полудня. Сектанты действовали до обыденности слаженно, четко, быстро, но без суеты. Двое хватали под руки оцепеневшего вампиренка, подтаскивали к трону, где в неудобной, неестественной позе, всем телом подавшись вперед, восседал сам Владыка. В необычно длинной, иссохшей руке старца было зажато нечто. Вытянутое, раскоряченное, красновато поблескивающее.

Взмах – по горлу наискось, и – фонтаном кровь из перерезанной аорты… Хотя, если знаешь что к чему, можно заметить: низковат фонтанчик, иссякает рановато, да и вид у кровушки какойто тусклый, несвежий. Но мангорритам не до того. Работают проворно, споро, только и успевают подставлять под струю жертвенную чашу. Маленькая – всегото на литр, а вбирает и вбирает, будто бездонная! И оседает, обвисает маленькое тельце, – за руки, за ноги, раскачали – и в сторону. Растет, высится куча трупиков…

– Ууу! – безутешно рыдала Ильза, рухнув на песок, уткнувшись мокрым лицом в колени.

Эдуард, сам чуть не плача, неловко гладил девушку по всклокоченной, плохо остриженной голове.