Мемуары генерала барона де Марбо - Марселен де Марбо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ночь с 28-го на 29 ноября русские пушки ещё больше увеличили этот кошмар, поражая своим огнём тех несчастных, которые пытались перебраться через реку. Наконец, в 9 часов вечера отчаяние достигло предела. Маршал Виктор начал отступление, и его дивизии в полном порядке подошли к мосту, вступить на который они смогли, лишь силой отодвинув всех, кто закрывал им подступ. Но опустим занавес над этими ужасными сценами!
На рассвете 29 ноября все повозки, ещё находившиеся на левом берегу, были подожжены. И когда, наконец, генерал Эбле увидел, как русские приближаются к мосту, он поджёг и мост! Несколько тысяч несчастных, остававшихся на подступах к Студянке, попали в руки Витгенштейна. Так закончился самый ужасный эпизод Русской кампании! Эти события были бы гораздо менее пагубными, если бы кто-то сумел и захотел воспользоваться временем, предоставленным нам русскими, считая от нашего прибытия к Березине. На этой переправе армия потеряла от 20 до 25 тысяч человек.
Преодолев это огромное препятствие, масса потерявших свои части людей, спасшихся от столь ужасного несчастья, была ещё довольно значительна. Всех этих солдат увели в направлении Зембина, за ними последовал император со своей гвардией. После них двигались остатки нескольких полков и, наконец, 2-й корпус. В авангарде корпуса шла бригада Кастекса.
Я уже говорил, что дорога на Зембин, единственный путь, остававшийся у нас, пересекает огромное болото и имеет очень большое количество мостов, которые Чичагов по оплошности не сжёг, когда за несколько дней до этого он занимал здесь позиции. Мы подобной ошибки не совершили, и после прохождения армии 24-й конно-егерский полк и мой полк подожгли эти мосты при помощи сухого тростника, росшего по соседству.
Отдав приказ поджечь мосты у Зембина, император надеялся надолго избавиться от преследования русских, но уже неоднократно было сказано, что удача отвернулась от нас. И действительно, мороз, который в это время должен был бы превратить воды Березины в лёд, оставил её воды почти нетронутыми, когда нам пришлось через неё переправляться. Но как только мы перешли через Березину, наступил жестокий мороз и сделал лёд таким крепким, что через него можно было бы переправлять пушки! То же самое было и с болотами Зембина. Поджог мостов через эти болота не принёс нам никакой пользы[138]. Три русских армии, которые мы оставили позади нас, смогли беспрепятственно начать преследование, но, к большому нашему счастью, это преследование не было слишком настойчивым. Впрочем, маршал Ней, командовавший французским арьергардом, собрал всех, кто ещё был в состоянии сражаться, и часто возвращался, чтобы напасть на противника, когда он осмеливался подойти к нам слишком близко.
С той поры, как маршал Удино и генерал Легран были ранены, 2-м корпусом командовал генерал Мезон. Этот корпус, несмотря на свои большие потери, был самым многочисленным во всей армии, и обычно ему поручали отражать нападения русских. Мы удерживали противника в отдалении на протяжении всех дней 30 ноября и 1 декабря, но 2 декабря они так потеснили нас своими превосходящими силами, что произошло очень серьёзное сражение, в котором я был ранен, и моя рана оказалась тем более опасной, что в тот день стоял 25-градусный мороз.
Возможно, я должен был бы ограничиться лишь тем, чтобы рассказать вам, как я получил удар копья, не вдаваясь в подробности, ведь они столь ужасны, что я до сих пор вздрагиваю, когда вспоминаю об этом! Но ведь я обещал вам рассказать всё о моей жизни целиком, поэтому вот рассказ о том, что случилось со мной в бою при Плещеницах.
Чтобы дать вам возможность как следует понять мой рассказ и чувства, обуревавшие меня во время этих событий, мне придётся сначала рассказать вам о том, как один голландский банкир по фамилии Ван Бершем, бывший моим ближайшим другом в коллеже в Соррезе, прислал мне в самом начале этой кампании своего единственного сына, который стал французом после присоединения своей страны к Империи и поступил в 23-й полк, хотя тогда ему едва ли было шестнадцать лет. Этот молодой человек, полный замечательных достоинств, отличался завидным умом. Я взял его к себе секретарём, и он всё время двигался в пятнадцати шагах позади меня вместе с моими ординарцами. В этом же положении он находился и в тот день, когда, пересекая обширную равнину, 2-й корпус, в арьергарде которого находился мой полк, увидел, как на него мчится огромная масса русской кавалерии. Вражеская кавалерия мгновенно обошла нас и со всех сторон атаковала. Генерал Мезон занял такие хорошие позиции, что наши пехотные каре отражали все атаки регулярной кавалерии противника.
Тогда неприятель ввёл в сражение массу казаков. Они нагло кололи пиками французских офицеров, двигавшихся впереди своих эскадронов. Поэтому маршал Ней приказал генералу Мезону прогнать казаков, бросив против них всё, что оставалось от дивизии кирасир, а также бригады Корбино и Кастекса. Мой полк, который был ещё многочисленным, оказался перед полком черноморских казаков. Они были одеты в высокие каракулевые шапки, и у многих из них одежда и кони были лучше, чем обычно у казаков. Мы бросились на них, и, по своему обычаю никогда не воевать в правильном боевом порядке, казаки развернулись и галопом умчались. Однако, будучи незнакомыми с этой местностью, они направились к препятствию, являющемуся весьма редким в этих обширных равнинах, — то был огромный глубокий овраг, издали совсем незаметный посреди окружающей равнины. Этот овраг внезапно остановил казаков. Видя, что перескочить через овраг на лошадях невозможно и придётся встретить лицом к лицу мой полк, который вот-вот нападёт на них, казаки развернулись и, прижимаясь друг к другу, смело выставили против
