Катрин (Книги 1-7) - Жюльетта Бенцони

– Стало быть, в опалу можно попасть за похвалу Деве?

– Или за то, что служил под ее началом. Пока жив толстяк фаворит, пока он держит в руках власть, опасность грозит любому – даже тем, кто всего лишь оплакал ее безвременную кончину или сказал на людях, что она была святой спасительницей Франции. Лишь капитаны могут чувствовать себя в относительной безопасности, потому что командуют войсками. Ты еще всего не знаешь. В доме напротив, у мессира де Леодепара, скрываются, ожидая лучших времен, духовник Жанны брат Жан Паскорель и ее паж Имерге. Многие прячутся в своих поместьях.

Катрин слушала в изумлении. Оказывается, Жак Кер превратил свой дом и дом тестя в очаг сопротивления фавориту. Конечно, она всегда знала, что это человек высокой души и невероятной отваги, но ее поражала дерзкая самоуверенность, с какой меховщик прятал врагов Ла Тремуйля в Бурже, в двух шагах от королевского дворца… Кто, кроме Жака Кера, был способен на такое?

Во времена, когда Катрин была придворной дамой королевы Марии, ей только два-три раза доводилось встречаться с мессиром Аленом Шартье. Он был тогда не только поэтом, но и личным секретарем Карла VII, а потому неотлучно находился при короле. Это был любезный, приятный, воспитанный человек, которому, однако, несколько вскружил голову успех у женщин, хотя их привлекало скорее его высокое положение, нежели он сам. С тех пор он полагал себя неотразимым и, едва увидев Катрин за семейным столом четы Кер, стал поглядывать на нее весьма выразительно.

– Я знал, – произнес он напыщенно, – что Небо не оставит меня своими милостями и пошлет мне нежного друга, который поможет вынести мою жестокую опалу! В нынешнем моем положении сердце мое не занято – и оно ожидало вас! Мы рука об руку создадим тайный сладостный цветник любви, место отдохновения и грез.

– В этом сладостном цветнике вам уже не нужно будет другого счастья, мессир? – простодушно спросил маленький Жоффруа, младший сын Кера, которому едва исполнилось пять лет.

Поэт бросил на него суровый взгляд из-под седых насупленных бровей.

– Хорошо, что вы помните эти прекрасные стихи, мэтр Жоффруа, – ворчливо сказал он, – но детям не следует вмешиваться в разговоры взрослых.

Жоффруа покраснел до ушей и уткнулся носом в тарелку, тогда как все остальные сотрапезники с трудом удерживались от смеха. Катрин поймала искрящийся весельем взгляд хозяина дома, а Масе, увидев, что поэт с оскорбленным видом переводит взор с одного лица на другое, поторопилась взять блюдо с тушеным карпом и положила ему полную тарелку. Поэт был очень обидчив, но, будучи гурманом, более всего любил хорошо поесть, а карп выглядел чрезвычайно аппетитно. Катрин с нежностью подумала, что он очень похож на дядюшку Матье.

– Что же вы ничего не едите, Катрин? – спросила Масе, смягчая упрек улыбкой. – Неужели вы все еще плохо себя чувствуете?

– Госпожа Катрин не может прийти в себя от великого счастья! – вмешался поэт, оторвавшись на секунду от тарелки. – Она не сводит глаз с вдохновенного поэта, встречей с которым ее одарила благосклонная судьба…

Увлекшись, он готовился развивать дальше эту упоительную тему, и, возможно, Катрин, наслаждаясь мгновением покоя, выслушала бы его не без удовольствия, но в эту минуту с улицы послышались крики, раздалось бряцанье оружия и загромыхали копыта лошадей. Жак Кер, вскочив с места, ринулся в свой кабинет. У этого человека были стальные нервы, и он, казалось, ни на секунду не терял бдительности. Катрин ринулась следом, в то время как сострадательная Масе стучала кулаком по спине поэта, который в порыве красноречия подавился косточкой и никак не мог отдышаться.

Из узкого окна кабинета была видна почти вся улица Орон. Сейчас она была забита лучниками, которыми командовал верховой офицер. Часть солдат, выстроенных плотными рядами, перегораживала проход, выставив вперед пики, а остальные взламывали дверь дома, расположенного через три входных двери от жилища Жака. Мэтр Жак нахмурился:

– Это дом седельщика Нодена. Неужели…

Он не успел закончить. Впрочем, драма разыгралась очень быстро. Высадив дверь, лучники вломились в дом и через несколько секунд появились вновь, толкая пиками трех мужчин – пожилого и двух помоложе. Один из юношей бешено сопротивлялся, пытаясь вырваться из рук удерживающих его солдат. Катрин, словно зачарованная, не могла отвести глаз от этой ужасной сцены.

– Что же это творится? – пролепетала она.

– А то, что Ноден прятал у себя двоюродного брата жены, который весьма неблагоразумно отказался уступить первому камергеру свои земли… Кто-то донес на седельщика. Какая подлость! Ла Тремуйль грабит и убивает честных людей, а король на все смотрит сквозь пальцы.

На секунду потеряв самообладание от гнева, меховщик схватил со стола синюю керамическую вазочку и швырнул ее об стену. Тысячи лазурных осколков усеяли пол.

– Но из-за меня вы подвергаетесь такой же опасности! – беззвучно выдохнула Катрин, побелев от ужаса. – Вы уверены, что завтра не донесут и на вас?

– Вполне возможно! – твердо ответил Кер, к которому вернулось обычное хладнокровие. – Но я не желаю трястись от страха и не дам себя запугать. В глазах толстого камергера главная вина Нодена состоит в том, что он открыто защищал Деву, не скрывал, что любит и почитает ее, а также во всеуслышание утверждал, что Жанну трусливо предали в руки врагов и что гибель ее стала величайшим несчастьем для страны. Все, кто смеет говорить так, подвергаются опасности. Даже такая достойная женщина, как Маргарита Ла Турульд, которая принимала Деву в своем доме, вынуждена скрываться. Фаворит хочет истребить с корнем всякое напоминание о Жанне, изгнать или уничтожить всех, кто был с ней связан. Он всегда был ее врагом, а теперь хочет восторжествовать над ней и после смерти! Он терзает королевство, которому необходим мир! Деньги стали редкостью, поля вытоптаны и перестали плодоносить, торговля умирает. Нет больше крупных ярмарок, торговцы объезжают Францию стороной и едут из Венеции в Брюгге через Баварию и германские княжества. А то немногое, что попадает сюда, тут же оказывается в сундуках Ла Тремуйля.

– Что же вы собираетесь делать?

– Пока ничего. Фаворит подобен разъяренному кабану, которого можно изгнать только силой оружия. Я предоставляю эту заботу коннетаблю Ришмону и королеве Иоланде, которая рано или поздно вернется в Бурж. Однако, как только Ла Тремуйль будет свергнут, надо немедленно заняться восстановлением торговли, наладить старые связи и привлечь сюда капиталы. Именно для этого я собираюсь весной пуститься в далекий путь.

– В далекий путь? Но куда же?

– В восточные страны, – ответил меховщик, устремив взор на красочную карту, которую повесил на стену. – Как только