Хроники Амбера. Книги Мерлина (авторский сборник) - Роджер Желязны

— Нет, — отозвался Сухэй. — Насколько я помню, он под конец войны ненадолго посещал Дворы. Но я никогда не имел удовольствия.

— Ты слышал что-нибудь о его здешних делах?

— Только то, что она вместе с Рэндомом и другими жителями Эмбера присутствовал на встрече с Саваллом и его советниками — встрече, предшествовавшей мирному договору. После чего, как я понимаю, он пошёл своими путями, и я даже не слыхал, куда они могли его завести.

— В Эмбере я слышал не больше, — сказал я. — Интересно… Он убил придворного… Лорда Бореля… незадолго до финальной битвы. Есть какой-нибудь шанс, что родственники Бореля могли искать его?

Дядя дважды щёлкнул клыками, затем надул губы.

— Дом Птенцов Дракона… — задумался он. — По-моему, нет. Твоя бабушка была из Драконьих Птенцов…

— Знаю, — сказал я. — Но я практически не имел с ними дела. Некоторое расхождение во взглядах с Удящими…

— Пути Птенцов Дракона довольно воинственны, — продолжал Сухэй. — Слава битвы. Боевая честь, понимаешь ли. Во времена мира не могу представить их недовольства делами военными.

Припомнив рассказ отца, я сказал:

— Даже если они считают убийство не то чтобы честным?

— Не знаю, — сказал он на это. — Трудно оценивать мнения по особым вопросам.

— Кто сейчас глава Дома Птенцов Дракона?

— Герцогиня Мелисса Миноби.

— Герцог, её муж — Ларсус… Что случилось с ним?

— Он умер в битве у Лабиринта. Я полагаю, принц Джулиан из Эмбера убил его.

— И Борель — их сын?

— Да.

— О-хо-хо. Сразу двое. Я не сообразил.

— У Бореля два брата, сводный брат и сводная сестра, множество дядей, тётей, кузенов. Да, это большой Дом. И женщины Птенцов Дракона так же неудержимы, как и мужчины.

— О, да. Есть даже песни, такие как «Никогда-Ни-За-Что Незамужняя Драконья Девица». Есть какой-нибудь способ выяснить, не было ли у Корвина каких-то дел с Птенцами Дракона, пока он бывал здесь?

— Можно было бы немного поспрашивать, хотя это будет долго. Воспоминания вянут, след стынет. Не так все просто.

Он покачал головой.

— Сколько осталось до синего неба? — спросил я его.

— Довольно мало, — сказал он.

— Тогда я лучше отправлюсь в Пути Мандора. Я обещал брату позавтракать с ним.

— Увидимся с тобой позже, — сказал он. — На погребении… если не раньше.

— Да, — сказал я. — Догадываюсь, что мне лучше помыться и сменить одежду.

Через переход я направился к себе в комнату, где вызвал ванну с водой, мыло, зубную щётку, бритву; а также серые штаны, чёрные сапоги и пояс, пурпурные перчатки и рубашку, плащ цвета древесного угля, свежий клинок и ножны. Когда я привёл себя в презентабельный вид, то совершил путешествие через лесную прогалину к приёмной. Оттуда прошёл в сквозной переход. Спустя четверть мили горной тропы, оборвавшейся на краю пропасти, я вызвал дымку и протопал по ней. Затем я направился прямо в Пути Мандора, пропутешествовав по синему пляжу под двойным солнцем ярдов, наверное, сто. Повернул направо, пройдя сквозь триумфальную арку из камня, поспешно миновал пузырящееся лавовое поле, и — дальше сквозь чёрную обсидиановую стену, которая привела меня в приятную пещеру, несколько шагов вдоль Обода, и — приёмный покой его Путей.

Стена слева от меня была отлита из медленного пламени; та, что была справа — путь, с которого нет возврата, да немного света, проливающегося на перекопанное морское дно, где передвигались и ели друг друга яркие твари. Мандор сидел в человеческом облике перед книжным шкафом, одетый в черно-белое, ноги упирались в чёрную оттоманку, в руках — копия «Хвалы» Роберта Хасса, которую я ему дал.

Он улыбнулся, подняв взгляд.

— «Гончие смерти напугали меня», — сказал он. — Хорошие стихи, вот что. Как ты в этом цикле?

— Наконец-то отдохнул, — сказал я. — А ты?

Он положил книгу на небольшой столик без ножек, плававший поблизости, и встал. Тот факт, что он — совершенно очевидно — читал её к моему приходу, никоим образом не умалял комплимента. Мандор был таким всегда.

— Вполне хорошо, спасибо, — отозвался он. — Пойдём, позволь мне накормить тебя.

Он взял меня за руку и подвёл к стене огня. Она рухнула, как только мы подошли ближе, и наши шаги утонули в полосе мгновенной тьмы, за которой почти сразу последовала узенькая тропинка: солнечный свет просачивался сквозь ветви над головой, выгнутые аркой; по сторонам цвели фиалки. Тропа привела нас к выложенному плиткой патио; зелено-белый газебо — на его дальнем краю. Мы поднялись по ступеням внутрь к хорошо сервированному столу: холодные кувшины с соком и корзинки тёплых булочек под рукой. Он сделал жест, и я уселся. С его следующим жестом возле меня возник графин с кофе.

— Вижу, ты припомнил моё утреннее нарушение этикета, — сказал я, — подаренное Отражением Земля. Спасибо.

Он слегка улыбнулся, кивая и усаживаясь напротив меня. Птичье пение, которое я не смог идентифицировать, звучало с деревьев. Ласковый ветерок шуршал листьями.

— Чем ты намерен заняться в эти дни? — спросил я его, наливая кофе в чашку и разламывая булочку.

— В основном, смотреть на сцену, — отозвался он.

— Политическую сцену?

— Как обычно. Хотя недавний опыт в Эмбере склонил меня к тому, чтобы рассматривать её как часть куда большей картины.

Я кивнул.

— И твои расследования с Фионой?

— И они тоже, — ответил он. — Они случились в очень необычные времена.

— Я заметил.

— И похоже, что конфликт Лабиринт-Логрус проявился в мирских событиях столь же явно, как и в масштабе космоса.

— Я тоже чувствую это. Но у меня есть предубеждения. В партию космоса меня списали рано и без карты подсчёта очков. Можно подумать, я недавно обежал все округи и подтасовал каждый путь — к той точке, где мои дела покажутся частью большей картины. Мне это не совсем нравится, и если бы у меня был какой-нибудь способ отделаться от этих хвостов, я бы его использовал.

— Хм, — сказал Мандор. — А что если вся твоя жизнь целиком была изучением подтасовки?

— Я бы не чувствовал ничего хорошего, — сказал я. — Полагаю, я чувствовал бы себя так же, как сейчас, только ещё напряжённее.

Он сделал жест, и передо мной появился изумительный омлет, преследуемый опоздавшим на мгновение дополнительным блюдом жареной картошки, смешанной с чем-то вроде зелёных чилли и лука.

— Все это гипотетично, — сказал я, принимаясь жевать, — разве нет?

Последовала длинная пауза, так как Мандор жевал, потом он сказал: