МЕЛКИЙ СНЕГ (Снежный пейзаж) - Дзюнъитиро Танидзаки
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Довольно, Тэйноскэ, за один день всего не переделаешь. Хватит, а то устанешь.
— Когда, втянешься в работу, трудно остановиться… Скажи лучше, почему ты не в постели?
— Решила посидеть немного на воздухе. Когда я лежу, мне совсем худо.
— Что значит «совсем худо»?
— Голова тяжёлая… Подташнивает… Слабость… Как бы мне не расхвораться.
— Что за вздор! Просто у тебя сдали нервы… Ну вот, пожалуй, на сегодня всё.
Зашелестели листья бамбука, Тэйноскэ распрямился, отбросил в сторону нож, которым срезал подорожник, снял перчатки и, смахнув тыльной стороной ладони пот со лба, с удовольствием потянулся. Затем подошёл к водопроводному крану рядом с клумбой и сполоснул руки.
— Нет ли у нас какого-нибудь средства против комаров? — спросил Тэйноскэ, почёсывая зудящие запястья.
— О-Хару, подай, пожалуйста, «Москитон», — крикнула Сатико.
В ожидании «Москитона» Тэйноскэ принялся обрывать увядшие лилии.
Ещё несколько дней назад эти лилии были великолепны, а теперь поникли и выглядели убого. Особенно белые: пожелтели, словно старая бумага. Он оборвал всё пожухлые лепестки, а затем и тычинки, торчавшие наподобие усов.
— Возьми «Москитон», — послышался голос Сатико.
— Сейчас иду, — откликнулся Тэйноскэ, всё ещё продолжая работать. Наконец он поднялся на террасу. — Вели подмести у клумбы.
Принимая из рук жены баночку с мазью, Тэйноскэ вдруг внимательно заглянул ей в глаза.
— А ну-ка, выйди на свет.
Солнце уже садилось, и под навесом стало темно. Тэйноскэ подвёл жену к краю террасы, освещённому лучами заходящего солнца.
— Та-ак, у тебя жёлтые глаза.
— Жёлтые?
— Да, белки явно пожелтели.
— Что бы это значило? Желтуха?
— Возможно. Ты ела что-нибудь мясное?
— Ты же знаешь, вчера я ела бифштекс.
— Тогда всё ясно.
— Да, да, тогда ясно, почему меня всё время подташнивает. Конечно, это желтуха.
Только что, поймав на себе пристальный взгляд мужа. Сатико испугалась, но теперь, поняв, что его взволновали всего-навсего её пожелтевшие глаза, она не только успокоилась, но даже, как ни странно, повеселела.
— А жар у тебя есть? — Тэйноскэ потрогал лоб жены. — Если есть, то небольшой. И всё-таки тебе лучше прилечь. А я вызову доктора Кусиду.
Проводив жену на второй этаж, Тэйноскэ сразу же направился к телефону.
* * *Клиника доктора Кусиды находилась неподалёку от станции «Асиякава». Опытный врач и превосходный диагност, доктор Кусида в этих местах был, что называется, нарасхват. Каждый день до одиннадцати вечера он объезжал больных, иной раз даже не заглядывал домой, чтобы поужинать. Застать его в клинике было не просто — в случае надобности Тэйноскэ связывался по телефону с его ассистенткой и через неё передавал свою просьбу. При этом, если, конечно, речь не шла о чем-то очень серьёзном, у него никогда не было уверенности, что доктор приедет сразу или вообще приедет в тот же день. Поэтому, вызывая врача по телефону и рассказывая о состоянии заболевшей жены или дочери, Тэйноскэ взял себе за правило несколько сгущать краски. Так он поступил и в этот день, но время близилось уже к десяти часам вечера, а доктора всё не было.
— Похоже, сегодня мы доктора не дождёмся. Около одиннадцати, однако, возле их дома остановилась машина.
— Да, несомненно, это желтуха.
— Вчера я съела большой бифштекс.
— Вот вам и результат переедания. Пейте каждый день бульончик из моллюсков, и всё пройдёт.
Со своими пациентами доктор Кусида держался просто, без всякой чопорности. Вечно спешащий, он быстро осмотрел больную и тут же удалился.
Несколько дней кряду Сатико не покидала своей комнаты. Не то чтобы болезнь причиняла ей особые страдания, однако и здоровой она себя не чувствовала. Как это часто бывает в преддверии сезона дождей, стояла гнетущая пасмурная погода, и это усугубляло недомогание Сатико. К тому же ей запретили принимать ванну. Она без конца меняла липкие от пота ночные кимоно и просила О-Хару протирать ей спину смоченным в спирте полотенцем. Как-то к ней в комнату зашла Эцуко.
— Что это за цветок, мама? — спросила девочка, указывая на стоящую в нише вазу.[40]
— Мак.
— Я его боюсь.
— Боишься? Почему?
— Когда я на него смотрю, мне кажется, что он затягивает меня куда-то внутрь.
— Вот оно что…
Всё эти дни Сатико пребывала в состоянии смутного беспокойства: что-то явно угнетало её, а что именно — непонятно. Да, Эцуко права. Виной всему именно цветок. Насколько хороши маки в поле, настолько единственный поставленный в вазу цветок способен произвести неприятное, даже зловещее впечатление, И впрямь возникает такое чувство, будто он «затягивает куда-то внутрь».
— Подумать только, — сказала Юкико, — у меня было в точности такое же ощущение, только я не умела выразить его словами, как Эттян.
Юкико поспешила убрать злополучный цветок и вместо него поставила в вазу ирисы и лилии. Но и эти цветы не радовали Сатико, поэтому она попросила мужа повесить в нише свиток с каким-нибудь умиротворяющим душу стихотворением. Тэйноскэ выбрал пятистишие Кагавы Кагэки[41]«Ливень в горах», хотя, строго говоря, оно не вполне соответствовало сезону:
Над пиком Атаго
спустилась завеса ливня.
От дождя помрачится скоро
гладь реки
Киётакигава.
Перемена в убранстве комнаты, видимо, оказалась благотворной, во всяком случае, на следующий день Сатико почувствовала себя лучше.
В четвёртом часу у входной двери раздался звонок. О-Хару поднялась наверх и сообщила хозяйке:
— Вас спрашивает госпожа Ниу. С ней ещё две дамы… госпожа Симодзума, если я верно поняла, и госпожа Сагара.
Будь г-жа Ниу одна, Сатико пригласила бы её к себе наверх. Она уже давно не виделась с этой своей приятельницей — та дважды приезжала в Асию в её отсутствие. Но вместе с ней пожаловали г-жа Симодзума, с которой Сатико была едва знакома, и вовсе неведомая ей г-жа Сагара…
Если бы Юкико смогла выйти к ним! Но нет, на это рассчитывать не приходилось — Юкико не способна вести беседу с незнакомыми людьми. Сослаться же на нездоровье и выпроводить г-жу Ниу после двух её бесплодных попыток повидать Сатико было бы верхом неприличия. И потом — Сатико томилась вынужденным бездельем.
Поразмыслив, Сатико велела О-Хару проводить дам в гостиную и предупредить, что она не вполне здорова и потому заранее просит извинения за свой вид. Отправив служанку, Сатико бросилась к зеркалу и принялась торопливо накладывать пудру на бледное, осунувшееся лицо. Прошло, однако, не менее получаса, прежде чем она вышла к гостьям.
— Знакомьтесь, пожалуйста. Это — госпожа Сагара, — сказала г-жа Ниу, кивнув в сторону по-европейски одетой дамы, — моя школьная подруга. Она недавно вернулась из Лос-Анджелеса: её супруг служит в пароходной компании.
— Очень приятно, — отозвалась Сатико, сразу же пожалев о своём согласии принять неожиданных посетительниц. Ей с самого начала не хотелось появляться неприбранной перед незнакомой дамой, но она никак не могла предположить, что та будет одета с таким изыском.
— Нам сказали, что вы нездоровы. Что с вами?
— Желтуха. Если вы приглядитесь, то увидите, что белки глаз у меня жёлтые.
— О, в самом деле.
— Сразу видно, что вам нездоровится, — поспешила вставить г-жа Симодзума.
— Сегодня мне уже лучше.
— Как жаль, что мы вас побеспокоили. Госпожа Ниу, это ваша вина. Нам не следовало проходить дальше прихожей.
— Нет уж, дорогая, это ваша вина. Видите ли, Сатико, госпожа Сагара вчера приехала ко мне погостить. Она никогда прежде не бывала в этих краях, и я должна показать ей местные достопримечательности. Я спросила, что она хочет увидеть, и она ответила: типичную осакскую даму.
— В каком смысле типичную?
— Ну, не знаю. Типичную во всех отношениях. Я долго думала и в конце концов выбрала вас.
— Право…
— А коль скоро выбор пал на вас, вам — хоть вы и нездоровы — придётся побеседовать с нами. Да, чуть не забыла… — Г-жа Ниу направилась к стульчику у пианино, где лежали завёрнутые в фуросики[42] две коробки с огромными помидорами, и, достав их, подала Сатико. — Это вам от госпожи Сагара.
— Какие чудесные помидоры! Где вам удалось разыскать такие?
— Они растут на огороде у госпожи Сагара. Таких вы нигде не купите.
— Конечно, нет. А где вы живёте, госпожа Сагара?
— В Камакуре. Впрочем, хотя мы вернулись из-за границы ещё в прошлом году, дома я провела от силы два месяца.
Даже эту нехитрую фразу г-жа Сагара умудрилась произнести на удивление манерно. Сатико мысленно рассмеялась, представив себе, как забавно могла бы воспроизвести её интонации Таэко.