Верховная Ведьма - Ольга Громыко

Гдынь на всякий случай попятился, но староста разглядел, как легонько подрагивают в улыбке уголки губ, подкрашенных серебристой эльфийской помадой, и уже смелее продолжал:

— Да у нас один уже имеется, может, соблаговолите к берегу подогнать?

Ведьмочка прищурилась, разглядывая столпившихся у реки людей и объект их общего интереса. Недоуменно, но согласно пожала плечами и молча тронула поводья.

Лошадь не спеша потрусила к берегу. В отличие от деревенских кляч необычное оформление отмели ее ничуть не смутило — напротив, она принюхалась, облизнулась и, наклонив голову, жадно припала к воде.

Хозяйка потрепала ее по холке и спешилась.

— А на кой он вам, уважаемые?

— Сгодится, — упрямо повторил Гдынь, по-прежнему держась в отдалении как от ведьмы, так и от воды.

В дриадских сапогах можно смело зайти в воду по колено, но я не без оснований опасалась, что, сделав еще один шаг, провалюсь туда вместе с головой. Пеструшка — мелкая, но подлая река, изобилующая омутами. Один из них как раз примыкал к самому берегу, черное размытое пятно резко выделялось на фоне общей прозрачной голубизны с там-сям просвечивающими сквозь воду корягами.

Поудобнее утвердившись ногами на самом краю берега, я вытянула руку и сделала круговое движение кистью, словно наматывая на нее веревку. Труп шевельнулся и начал медленно сползать с отмели. Толпа восторженно засопела. Интересно, что они с ним будут делать?! Столкнули бы на стремнину — и вся недолга. Или боятся, что соседи ниже по реке воспримут спущенный на них труп как личное оскорбление?

Вышеупомянутый тем временем величаво дрейфовал к берегу. Я опустила руку, присела на корточки и со второй попытки подцепила голову за краешек левого рога. Подтянула поближе, ухватилась за правый и приготовилась к заключительному рывку, но тут вода взбурлила и утопленник почти целиком — за вычетом башки — исчез в зубастой пасти, плавно перетекающей в черное скользкое туловище. Маленькие, красные, глубоко посаженные глазки буравили меня далеко не ласковым взглядом.

Как оказалось, от неожиданности люди не только цепенеют, но и наглеют. Тем более что пасть у чудовища была занята, а лап или щупальцев не наблюдалось вовсе.

— Пшла вон, гадина! — злобно рыкнула я, упираясь каблуками в песок.

Чудовище возмущенно засопело и покрепче стиснуло челюсти, перекусив тонкую шею добычи. После чего, довольное, исчезло под водой, а я в обнимку с головой кубарем покатилась по земле. Плеснувший хвост мстительно окатил меня водой, на макушку шлепнулась и живописно обвисла прядь черных спутанных водорослей.

— Что это было?! — ошеломленно выдохнула я, глядя на расходящиеся круги.

Селяне, как ни странно, и не думали предаваться панике. При виде твари они всего лишь отступили на несколько шагов от воды, чтобы не искупаться вместе со мной, и теперь корчились от смеха, разглядывая промокшую насквозь ведьму и ее боевой трофей.

— Да так, водится в этой заводи чевой-то, — философски заметил староста. Подумал и добавил: — Не шибко злобное, только нервное чуток и ведьмовства не любит. Нарочно небось слопало, чтобы вам не досталось. Так-то оно падаль не жрет, да и вообще больше птицу промышляет…

Я задохнулась от возмущения:

— Что, предупредить трудно было?!

— А чего там предупреждать? — запоздало расхрабрился белобрысый мужик в кольчуге. — Днем-то оно в омуте у берега сидит, никого не трогает, однако ж лодок не любит, а вплавь — раздеваться неохота, пиявок тут тьма-тьмущая. А козел знатный был, здоровущий, бросать жалко. Глядишь, на что-нить и сгодился бы…

— Сгодился, говоришь? — Кое-как поднявшись, я раздраженно сунула ему в охапку черную рогатую башку. — Так забирай себе на запасную! Ничем не хуже будет!

Развернувшись, я зло рванула за повод ехидно скалящуюся кобылу и поволокла ее к зарослям ивняка. Вслед полетели сдавленные смешки.

— Не уехала она, — таинственно сообщил Гдынь, без спроса цапая за ручку вторую кружку, обильно обтекающую пеной. — В кусты пошла платье отжимать, а кобыла, гадость такая, как встала поперек дороги — ни пройти, ни проехать!

— Это которая дорога — к Пади или на Крюковичи? — наивно уточнил корчмарь, не забывая, впрочем, щелкнуть костяшками счетов.

— К кустам! — Гдынь зачерпнул из миски горсть подсоленных сухариков и начал по одному кидать в рот, как семечки. Бдительный корчмарь щелкнул еще раз. — Сказывают, у всякой ведьмы сзади хвостик ма-а-ахонь-кий имеется, вот бы поглядеть!

— Токо кобыла его самого за зад цапнула, — хохотнув, добавил староста, припадая к своей кружке. Корчмарь только вздохнул — старосту в селе уважали и побаивались. Впрочем, тот не злоупотреблял своим положением и, хоть заходил ежедневно, на вторую кружку никогда не покушался. — Не укусила, а так, придержала чуток. Кабы сам с воплем не рванулся, может, и уцелели бы штаны-то…

— А потом вышла — мы так и сели! — продолжал слегка смущенный Гдынь, стараясь держаться спиной к стойке. — Платье сухое, будто час на солнце провисело, волосы длиннющие дыбом, сама мрачная, как теща в три часа ночи, что со сковородником чугунным зятя любимого на пороге поджидает. «Где тут, — спрашивает, — постоялый двор у вас?» Ну мы ей на «Драконью берлогу» и кивнули. Еще и про твою корчму словечко замолвили… хоть и не следовало, — насупившись, добавил бывший сотник, по неумолимому щелчку отдергивая руку от третьей кружки.

Корчмарь флегматично двинул костяшку обратно. В «Рыбаке и Пивке» дела неплохо шли и без ведьмы. Правда, удушливая колосеньская[3] жара несколько умерила аппетит завсегдатаев, зато подстегнула жажду. А чтобы драгоценная влага не испарялась из кружек еще по пути к столам, две недели назад корчмарь находчиво перенес свое заведение вниз, в просторный подвал. И хотя там здорово пахло огуречным рассолом, зато царила вожделенная прохлада, а пиво можно было разливать прямо из огромной бочки, в которой оно выдерживалось с весны. Так что благодарные клиенты пили и сразу занюхивали, прекрасно обходясь без закуси.

По крутым ступеням уверенно зачастили дриадские сапоги. Местные модницы нарочно ставили на них гулкие стальные подковки, но хозяйка этой пары предпочитала не привлекать к себе излишнего внимания. Она и так от его отсутствия не страдала.

— Легка на помине, — вполголоса констатировал прежде молчавший детина в красной рубахе, утыкаясь в свою кружку.

— Тоже мне ведьма! — разочарованно хмыкнул корчмарь, разглядывая хрупкую женскую фигурку, вдоль стенки проскользнувшую к дальнему столику. Гдынь, воспользовавшись моментом, ухватил еще парочку сухариков и торопливо сунул за щеку. — Снимает сглаз, вешает на уши! Ладно, пойду обслужу.