Падение Царьграда. Последние дни Иерусалима - Льюис Уоллес

Через минуту в портике показался Магомет. Он не подозревал, что во дворце император, но, узнав на берегу о его присутствии, из чувства отваги не захотел отступить перед царственным врагом. Сразу его глаза встретились со взглядом Константина. Конечно, император не подозревал, что перед ним стоит сын султана, и он взглянул на него спокойно, задумчиво; напротив, глаза шейха засверкали, он гордо поднял голову, и, хотя из-под его покрывала виднелись только загорелые щеки, маленькая бородка и блестящие глаза, все придворные подумали: «Действительно, перед ними царь всех погонщиков верблюдов на свете».

— Пусть шейх приблизится, — сказала княжна, обращаясь к Лизандру.

Магомет подошел к ней и упал ниц, хотя знал, что по придворному этикету он должен приветствовать императора.

— Когда я приглашала тебя сегодня в свой дворец, — сказала княжна, — то я не знала еще, что великий государь удостоит меня своим посещением. Впрочем, он очень любит сказки и оценит твое искусство лучше меня. Государь, представляю тебе Поющего Шейха!

Магомет и Константин встретились лицом к лицу. Шейх, к удивлению всех присутствующих и даже к смущению Ирины, не упал ниц перед императором, но произнес просто и с большим достоинством, хотя не вызывающим тоном:

— Правитель Константинополя, если бы я был грек, римлянин или турок, то я почел бы за честь облобызать землю у твоих ног: так распространена по всему свету слава о тебе. Через несколько дней, если будет угодно Аллаху, я предстану перед султаном Мурадом и тоже не паду ниц перед ним. На моей родине преклоняются только перед одним Богом. Я араб. По нашему обычаю, если какой-нибудь шейх преклонится перед другим человеком, то этим он признает господство того человека не только над собою, но и над своим племенем. А если бы я сделал это относительно тебя, государь, то заслужил бы название изменника своего племени, и Аллах сказал бы обо мне: «Земля, проглоти его! Нет преступления хуже измены свободным независимым сынам пустыни!» Пусть теперь кто-нибудь дерзнет сказать, что я хотел оскорбить тебя, государь!

Все присутствующие переглянулись с удивлением: так поразило их красноречие простого араба.

— Дочь моя, — произнес Константин, обращаясь к Ирине, — я не знаю законов племени, к которому принадлежит твой гость, но я удовлетворен его объяснением. Попроси гостя ознакомить нас с его талантом рассказчика.

Взгляд Магомета просветлел, и он поспешно ответил:

— В нашем Священном Писании сказано: «Если тебя приветствуют хорошо, то ты приветствуй еще лучше». Но ты, государь, осыпаешь меня такою милостью, что я не знаю, как ответить на нее, а когда мои братья в пустыне узнают, что я удостоился чести услаждать слух и султана, и императора своими рассказами, то они скажут, что я пользовался светом двух лучезарных солнц. Но, к моему несчастию, я не знаю твоих вкусов, государь; у меня есть рассказы и веселые и серьезные, и легенды, и сказки, и предания о геройских подвигах, и поэмы о любви, — что же ты, повелитель Константинополя, желаешь слышать со своей родственницей, жизнь которой да продлится, пока будут ворковать горлицы на ее родине.

— Что вы скажете, друзья? — спросил Константин, обращаясь к присутствующим.

— Пусть он расскажет какую-нибудь историю о любви, — послышалось со всех сторон.

— Нет, — отвечал император, — мы уже не юноши, и нам приличнее слушать предания соседних стран. Не знаешь ли ты, шейх, какой-нибудь легенды о наших соседях, турках?

Шейх снял с головы покрывало и повесил его на руку. Бросив взгляд на его лицо, княжна Ирина невольно смутилась.

— Я расскажу вам о том, как турки сделались нацией, — начал он на греческом, но несколько ломаном языке. — Однажды в полдень лежал в своем шатре могучий шейх Эртогруль. Вдруг слышит он с востока барабанный бой, и словно эхо повторяет этот бой на западе. Выступают на равнину две бесчисленные военные рати. Слышен звон оружия, и вступают они в смертельный кровавый бой. Долго длилось сражение, и наконец более сильный враг стал одолевать слабейшего. Тогда поднялся шейх Эртогруль и сказал своим воинам: «Хотя слабый не всегда прав, но всегда прав тот, кто слабому протянет руку помощи. На коней!» И во главе четырехсот воинов своего племени Эртогруль ринулся на помощь побежденному войску. Оно сомкнуло свои ряды и мужественно продолжало бой, который кончился победою. В минуту торжества позвал неведомый вождь победителей своего неожиданного союзника и спросил: «Кто ты?» Шейх ответил: «Я — Эртогруль». — «А чья равнина вокруг нас?» — «Того, кто странствует по ней». — «А чьи горы, смотрящие на равнину?» — «Мои стада пасутся на их зеленых скатах, и, значит, Аллах дал их мне». — «Нет, — отвечал неведомый вождь, — Аллах дал все мне: и эти горы, и эту равнину, и эти стада, но я отдаю их тебе, а вместе с ними в знак твоей власти надо всем возьми этот меч». И, сняв с себя дорогой, изукрашенный изумрудами меч, он подал его шейху. «Кто же ты?» — спросил изумленный Эртогруль. «Я Аладдин, и зовут меня Аладдином Великим». — «Пусть другие зовут тебя Аладдином Великим, а для меня и моих людей ты Аладдин Добрый».

Все молча слушали рассказ шейха, а когда он кончил, император, обращаясь к великому адмиралу, спросил:

— Ну, что ты скажешь?

— О самой сказке ничего не скажу, — отвечал тот, насупив брови, — а рассказчика считаю наглецом, и если бы это зависело от меня, то с удовольствием бросил бы его в Босфор.

— Я с тобой не согласен, — отвечал задумчиво Константин, — наши предки, как с римской, так и с греческой стороны, походили на Эртогруля и думали только о завоеваниях, а нам теперь тяжело отстаивать то, что они завоевали. А что, шейх, — прибавил он, обращаясь к рассказчику, — не знаешь ли ты еще чего-нибудь о твоем Эртогруле?

— Знаю, — отвечал шейх, — и расскажу тебе о его чудесном видении. Однажды пошел Эртогруль на охоту и убил секирой лютого волка. Но вдруг исчез убитый волк, и на секире не оказалось даже его крови, а на месте волка оказался какой-то неведомый человек. Замахнулся Эртогруль мечом Аладдина и рассек его пополам. Но чрез мгновение неведомый человек стоял снова перед ним и улыбался, а на мече не видно было крови. «Я был волком, которого ты убил секирой, и человеком, которого ты разрубил мечом, — прибавил он, — но в сущности я не волк и не человек, а мысль Аллаха. А мысли не убить никому, а исчезнуть она может только перед другой, величайшей, мыслью. Помни это. А чтобы память обо мне сохранилась на веки в твоей голове, смотри, — и бросил семя на землю и сказал: — Расти, такова воля Аллаха». Из земли в то же мгновение показался зеленый росток, и потянулся он все выше, выше, пока не стал могучим деревом, и дерево это все росло, росло и наконец простерло свои громадные ветви надо всем светом, и все народы собрались под его ветвями и стали жить с тех пор как братья, в мире и согласии. «Смотри», — повторил неведомый человек, и Эртогруль проснулся.

Второй рассказ произвел еще большее впечатление на слушателей. Но все смотрели на рассказчика недружелюбно.

— Однако нам пора, — сказал император, вставая, — прощай, дочь моя, — прибавил он, обращаясь к Ирине, — благодарю тебя за любезный прием. Мы провели здесь время очень приятно. Двери нашего Влахерского дворца всегда открыты для тебя.

Все придворные обратили внимание на слова Константина, и для них стало ясно, что он говорил с княжной как милостивый государь, но не как влюбленный жених.

Ирина взяла протянутую ей руку Константина и проводила его до ступеней портика. Проходя мимо шейха, император остановился и сказал со своим обычным добродушием:

— Дерево, которое видел шейх Эртогруль во сие, все еще растет, и ветви его простираются все далее и далее, но оно не собрало еще под своей тенью всех народов земли, и, пока я жив, этого не будет. Если бы я сам не вызвал тебя на твой последний рассказ, то мог бы признать его оскорбительным. Теперь же возьми это кольцо и ступай с миром.

Шейх почтительно принял протянутое ему кольцо, но во взгляде, которым он проводил императора, виднелись надменность и угроза.

XVIII. Мечты Магомета

Когда император удалился со своей свитой и толпа, привлеченная на берег парадной триремой, разошлась, княжна Ирина снова позвала шейха. Он сильно интересовал княжну не только своими рассказами, но и своей личностью, казавшейся ей таинственной и загадочной.

— Твой родственник император, — сказал шейх, когда княжна начала разговор, — добрый и милосердный человек. Мои истории не должны были понравиться греку, и я скорее заслужил смерти, как говорил великий адмирал, чем подарок.

— Твои рассказы могли бы показаться хвастливыми в устах турка, — отвечала Ирина, — но ведь ты не турок.

— Это все равно, княжна, ведь император меня простил и даже подарил мне кольцо. Надевая это кольцо, я подумал, простил бы за такие рассказы меня Магомет.