Журнал Наш Современник №6 (2002) - Журнал Наш Современник

...Дать,

     чтоб щеки

            заливал смертельный мел.

Вы ж такое

         загибать

               умели,

что другой на свете

                   не умел.

(Сергею Есенину).

Да, умел загибать! И он почти забыт, лет через 10—15 юноша будет удивленно таращить глаза, в недоумении переспрашивая: “Есенин? Нет, не слышал. А кто это такой?”(...)

5.2.46 г. Четыре дня не хожу в депо. Палец не на шутку разболелся. Сейчас вечерами хожу к Черниковым — играю в шахматы или Борис прихо­дит — играем. Вернее, играем меньше, чем говорим. Вот уже два вечера тема наших разговоров — В. Маяковский. Внимательно читаем его стихи и беспрестанно восхищаемся. Такие словечки, что просто ничего не придумаешь выразительнее и хлеще. Два вечера ходил в узловой парткабинет: “Смену”, “Крокодила” читал...

Сегодня 6 февраля. Что надо отметить за прошедший период? Самое главное — обретение в лице Бориса Найденова — друга, которого я искал и хотел найти. Это такой друг, который мне и нужен был. Умен достаточно, имеет широкий кругозор, честен.(...)

14.2.46 г. Вчера распределяли по паровозам. Видно, что ребята не думали раньше об этом, и, как только первый сказал: “поеду дублером”, все остальные тоже стали повторять это слово. Я поеду кочегаром. Вчера заехал Борис Н(айденов). Играли. Затем был длинный разговор о литературе. Говорили о Белинском, Толстом, Маяковском. Борис хочет достать мне книги по литературе. Я ему рассказывал о Хемингуэе и о его стиле.(...)

20.2.46 г. Были цветочки, а теперь я вкусил и ягодок. Вчера днем приехал из Мариинска и явился загнанным животным домой. В 5 часов заснул и спал 16 часов подряд, т. е. двойную норму.

Была поездочка! Туда ехали с машинистом-инструктором, что действовало морально, не было шуток, которые так помогают работе. Назад ехал с углем (будь он тысячу раз проклят), который действовал физически, не было никакой возможности передохнуть. Громадные куски “черногора” не шли в стопер, и приходилось работать ломом, кувалдой и просто руками. От Яи и до Пихтача находился в тендере, т.е. в аду, где и жарко и больно. Я плакал, много слез пролил, пока был в тендере. Слезы, конечно, были вызваны против моей воли, т. к. завихрение в тендере заносит угольной пылью глаза, нос, уши. Был там и скрежет зубовный и другие приемы выражения своих чувств. В довершение всего чуть было не кончил бытие свое, все в том же тендере. Мы брали в Мариинске уголь. Подача угля на тендер там производится подъемным краном. Между подачами крана я разбивал кувалдой большие куски угля. Увлеченный, не заметил, как кран уже двигался в направлении к тендеру, инстинктивно поднял голову вверх и увидел громаду грейфера, готовую вот-вот распаститься, высыпая на меня уголь, т. е. смерть. Я бросил свое “сало” (т. е. кувалдочку) и прыгнул аки лев на контрабудку. В посыпавшемся из пасти грейфера угле я отчетливо увидел очертание костлявой старухи с косою в руках. Когда перекатывался на потолок будки, моя нога очутилась над трубкой, отводящей пар из трубочек отопления; пар был настолько горяч, что сквозь валенок и портянку устроил мне ошпар на ноге, т. е. приподнял кожу отделением оной от мяса и наполнил ее жидкостью объемом в несколько кубических сантиметров. Сейчас этот “пузырек” еще не прорвался, но я опасаюсь за последствия вышеназванного действия. В клинику идти — косточки ломит: не хочется. Дождусь маму с хлебушком и буду дожидаться рассыльной. Мужайся, Влад(имир) Алексеев сын...

9.3.46 г. ...Интересный народ паровозники. Может быть, под влиянием общих трудностей, одинаково тяжелой работы у всех их, как бы ни были различны эти люди, есть что-то общее, и “это” неуловимо, незаметно до тех пор, пока не живешь с ними их трудовой жизнью, пока не “почувствуешь” паровоза, пока не пообедаешь десяток раз за одним столом с этими скромными и великими тружениками. Много разных способов выражать признательность, симпатию. Паровозник — он не будет говорить ничего, даже глаз его не увидишь, а увидишь, и по глазам ничего не заметно; он не будет благодарить вас и от вас не спросит словесной благодарности. Это особый народ — объединенный своей профессией, со своими сказаниями, преданиями, шутками и специфическими словами. Безусловно, что мы, молодежь, студенты 4-го курса, побывав на практике и общаясь с этими людьми, кроме специальных, практических навыков, получили некоторую долю того хорошего, незаметного в характере этих машинистов, помощников, кочегаров, которое не сразу бросается в глаза и которое столь прекрасно после.(...)

19.5.46 г. ...Сегодня воскресенье, льет дождь. Я сижу за курсовым, а голова шумит и отвлекается. Я напрягаю всю силу воли, чтобы не думать об этом, удается плохо: я уже около суток ничего не ел. Сейчас вечер. Борисок сбегал в город, купил на последнюю двадцатку хлеба (по червонцу кило), и я, отдохнув, поработал довольно продуктивно часов 5. В животе бурчит от этого коммерческого — какого-то суррогата из глины и овсяной шелухи. Плохо. Я в такие моменты перечитываю “Кола Брюньон” Роллана — повесть об этом оптимисте и балагуре бургундском, которого ничто не страшит, никакие жизненные невзгоды. Ему было легко веселиться, этому оптимисту, воспетому гениальным французом и нашими критиками, у него было вино и сыр и прочее, к тому же это — литературный тип.(...)

16.6.46 г. ...Почти оформилось в практические рамки решение нашей семьи — ехать в Чернигов. Теперь дело за мной, за оформлением моего перевода на Юго-Западную. Если мы останемся здесь, то, попросту говоря, перед нами — обнищание и продолжение страданий мамы и нас. Причины отъезда следующие: надоело жить — суровый климат здесь; Маруся-сестра зовет; покоса не дают, отсюда мораль — коровы к зиме не будет; дров не напилили и едва ли напилим; урожая картофеля ждать не следует и т. д. Ехать!!!(...)

30.6.46 г. Сегодня сдал последний экзамен. Результаты двухмесячной напряженной работы: госэкзамены сданы, (лишний)  ж и з н е н н ы й  экзамен сдан. Больше опыта и большая уверенность в себе.(...)

14.7.46 г. Итак, я на пути в Москву. 12-го утром сел на крышу 5-го скорого поезда и, доехав до Новосибирска, встретил 2-х студентиков; нам было по пути. На этом поезде, на различных крышах, мы проехали почти всю Сибирь. Однообразный зеленый пейзаж, в Барабе озера, плохая погода (нас все время мочило) — отражалось все это на нас, но мы были веселы. В Кургане — отстали и, переночевав, сейчас дожидаемся поезда Омск — Москва. На крыше ездить можно. Этому способу передвижения присущи свои недостатки и достоинства. Плохо ночью. Вертишься вокруг вентиляторной трубы, как вошь на гребешке (наиболее сильное и правильное сравнение). Передо мной дилемма: или ехать назад после Чернигова и Киева, или остаться на Юго-Западной? Постепенно все выяснится. Ближайшая задача — сесть на 75-й во что бы то ни стало.

17.7.46 г. И пошло. Крыша, фартуки, подножки, тамбура. По дороге был ограблен. Подробнее опишу позднее. Сегодня утром я приехал в Москву. Городок что надо. Наездил много километров в метро и троллейбусе и наконец — у родных...

4.9.46 г. Наконец создалась обстановка для того, чтобы записать в дневник кое-что из прошедшего.

19-го августа я уехал из Тайги...

Мы ехали с “Бийским”... в Новосибирск... До Свердловска ехали трое суток... Из Свердловска мы поехали на Челябинск, куда и были командированы...

В управлении, с нашего согласия, конечно, получили назначение в депо Троицк. 26-го числа уехали и ночью были здесь.(...)

24.10.46 г. ...Как неприятно видеть, что ты что-то теряешь в глазах людей оттого, что голоден и беден. И как все-таки хорошо видеть простое, искреннее участие в глазах измученного, промазученного до мозга костей рабочего, который, не умея сказать ясно, сочувствует в душе и благодарит за оказанное ему простое внимание. В большинстве рабочий — малограмотный, забитый нуждой человек, который живет воспоминаниями о довоенных годах и надеждой на будущее, хотя из простых разговоров можно заметить, что будущего он боится, будущее для него — потемки... Атом... Атом. (...)

24.12.46 г. ...Вечером, в субботу, я (...) поехал на некую маленькую станцию в Казахстане, с каким-то казахским названием (Джаркуль). Я вез с собой 300 р. денег и 6 кусков мыла. Не могу без ужаса вспоминать этот день... На пронизывающем ветру бегал с мешком в руках в мазутной, блестящей одежде и ботинках на портянку — долговязый очкастый субъект, проклиная все и вся. Наконец, я купил 20 кг рыбы, сменял мыло и, замучившись, прибился к какой-то бедной хохлацкой хатенке, дождался до вечера и поехал в Челябинск. Дорогой со страхом вспоминал и с еще большим страхом ожидал будущего. Мороз покрепчал, и я, задыхаясь, бежал к базару, неся эту рыбу на плечах. Нет нужды описывать время на базаре, никакими словами не передать ломоты всех костей конечностей и совершенное отсутствие ступней. Выручил от поездки очень мало — сотни полторы. Побежал к вокзалу. Забежав в стрелочную будку и разувшись, почти равнодушно посмотрел на свои белые застывшие пальцы и подошву. Кипятковое настроение, поддерживаемое ломотой в ногах, вылилось через слезы наружу. Я вытер их, ну 2—5 капель, потом с полчаса тужился и не мог никак заплакать. Назад ехал все время на ногах, разутый, корчащийся. Разбитый вконец, приехал, купил на 30 р. бутербродов, пришел, напился чаю и так пролежал долго, не в силах заснуть от надоедливой боли в ногах. Ногу раздуло. Пальцы почернели. Вода налила ступню. Сегодня вызвал врача; пришла, требует в больницу. Д(олжно) б(ыть), придется ложиться. Эх, жистянка, философ.